— Ты же знаешь, это нельзя исправить, потому что ничего не повреждено, не сломано. Это естественный ход вещей. Особая ветка эволюции… Нестандартный способ поддержать популяцию… У атради не бывает детей, наши дети — люди с особыми генами. Те, кто в определённый момент выходит на новый уровень… Как Адан…

Роми замолчала. Как Адан? Действительно? Тот был уверен в том, что кто-то с ним это сделал. Как-то подтолкнул. Может быть, ускорил развитие… Или даже искусственно вызвал. Роми в тот момент подумала — что если кто-то и мог сотворить подобное, то это Ллэр.

Плюс Мира. Странная Мира, которая ни то, ни другое. Но что-то среднее, или наоборот — большее. И которая каким-то образом связана с Аданом.

Вчера его будто осенило, когда они сидели на скале под солнцем Бэара. Он что-то вспомнил, бросился в Тмиор только затем, чтобы тут же помчаться дальше. Понял связь? Скорее всего.

— Это не эволюция. Это старый эксперимент, — сказал Ллэр.

Роми моргнула. Надо же как задумалась, почти забыла, где и с кем находится!

— Эксперимент?

Ллэр кивнул, ожидая продолжения реакции. Роми сглотнула. Обойдёшься.

— Кто такие доа? — вместо ответа спросила она.

— Инициаторы.

— Инициаторы? — она задумалась. — Хочешь сказать… наши предки? Истинные основатели?

— «Истинные основатели»! — передразнил Ллэр. — Какое громкое название… Истинные… Не было никаких Основателей, Ромиль. Черт вас разберёт, зачем вы себя так обозвали… Название «Песочница» возникло не потому, что там резвятся ваши дети, а потому что там резвились вы сами. Выросли, возмужали, и вам надоело. Вы захотели больше. Но ничего вы никогда не основывали… Никакими первоистоками не ворочали. Да, могли летать, лечить и молнии глазами пускать. Да, черпали энергию у небесных светил… Но это всё! Доа — самая древняя раса из известных, из живущих по ту сторону. Их почти не осталось, а те, что остались — далеко не ровня своим предкам. Но среди них встречаются… интересные личности. Вы… мы — следующая ступень. Но ступень другого уровня, шаг — который был вызван искусственно, и поэтому нам нет открытого хода туда. В Песочницу.

— Ты… Откуда ты всего этого… — с сомнением проговорила Роми.

— Нахватался? С людьми разговаривал. Книжки умные читал. Ты знаешь, это всё есть в библиотеке. Ну, не всё, конечно. Но многое. Начал проверять. Сверять. У меня было достаточно времени… Вы верите в то, что раньше солнце было бледнее, ваша связь — тоньше, а приливы Моря Истока позволяли создать связь между атради и звездами Песочницы. Кто-то считает миры той стороны вашими детьми, которых вы должны были оберегать, но кто-то вас наказал… Но у вас даже нет ни одного свидетельства, что это действительно было так. Самый древний атради и тот не помнит, чтобы когда-то было иначе. И не факт, что он самый древний!

— Ты нашел Самара?

— Ага. Поразительно, чего можно достичь, имея в руках вечность и упрямство.

Долгая жизнь отнимает способность испытывать чувство неожиданности. Привыкаешь к тому, что рано или поздно произойдёт все, что угодно. Потому что времени не просто много — оно бесконечно, и то, что кажется невозможным сейчас, будет доступно через тысячу лет. А потом начинаешь думать, что всё уже было, что всё уже видели, всё пережили. И новые чувства на самом деле просто хорошо забытые старые, и тоже будут вскоре забыты. Проходит время, и так и случается. Как там говорят? Все пройдёт — пройдёт и это.

Так зачем чувствовать? Зачем удивляться, зачем переживать… Зачем что-то создавать? Пусть этим занимаются другие. Те, чья жизнь быстротечна…

Такие неправильные чувства и мысли — такие привычные для атради. И всё же… далеко не всех они затронули. Многие продолжают жить, делают вид, что им столько лет, на сколько они выглядят, год за годом, век за веком обманывают себя и окружающих, путешествуют по Зрелым мирам, высовывают нос в Песочницу, чтобы быстро оттуда сбежать… Верят, что раньше были способны на большее. Но не в то, что их создали другие, такие же, как когда-то они сами, смертные.

— Эксперимент? Не верю…

— Твоё право.

— Кто-то так хотел бессмертия, что был согласен на клетку?

— Подозреваю, клетка всё же случайность. Побочный эффект. Тебе никогда не приходило в голову, почему Тмиор — такой? Почему в этой Вселенной больше нет ни одной населенной планеты?

— Сейчас ты скажешь, что это искусственно созданная Вселенная, — Роми недоверчиво покачала головой.

— Вряд ли созданная. Скорее — изменённая.

— Вся Вселенная? Ллэр, правда? Если кто-то способен на такое… Бессмертие для них должно быть пройденным этапом. А максимум, что этот кто-то мог получить — вечная жизнь. Больше в нашем существовании нет ничего ценного. У тебя есть хоть какие-то доказательства твоей теории?

— Доброе утро! — за спиной послышался голос Адана. Роми обернулась. Он стоял в метре от них, уже в другой одежде — в светлых джинсах и голубой рубашке с небрежно закатанными чуть выше локтя рукавами. На мгновение задержался на Роми взглядом, ухмыльнулся, скользнув глазами по фигуре снизу вверх, потом развернулся к Ллэру. — Надеюсь, не помешал, и нам всё ещё по пути, потому что надо поговорить. Серьезно поговорить.

Уже много лет она не просыпалась вот так. Когда не надо куда-то идти, а для этого быстро вскакивать с постели. И не потому что там, где угораздило остаться на эту ночь, кому-то куда пора, а значит, и ей тоже придется уйти.

Проснуться от того, что выспалась, никуда не торопиться. И лежать, вытянувшись на приятно пахнущих цветами простынях в мягкой, удобной кровати. Уставиться в потолок, погруженный в полумрак, лениво разглядывать каждый сантиметр, каждый уголок. Слушать тишину, забыть о времени, как будто впереди вечность. Бесконечное количество секунд, минут, часов, дней. Может быть, даже лет.

И думать только о том, что доставляет удовольствие.

Например, о том, что вчера совсем рядом сидел Ллэр. И если заставить себя дотянуться до подушки, то можно почувствовать его запах. Можно даже уткнуться в неё, вдохнуть и ощутить снова ту самую горячую волну, пробегающую по телу и накрывающую с головой. Вспомнить обжигающие прикосновения его пальцев. А потом представить его глаза, серые, удивительные, безумные, потрясающие, когда он смотрит в упор и ухмыляется. И вновь поддаться непонятному, пугающему и манящему влечению, над которым разум не властен. Почти вскочить, броситься на зов, не понимая куда, потом, чуть ли не в последнюю секунду удержаться, остаться неподвижной, вжаться в упругий матрас. И закусив губу, мечтать, что может случиться, если позволить себе потерять контроль и не противиться больше охватывающему чувству, так не похожему ни на что, что она испытывала когда-либо раньше.

Удивительная, необыкновенная нега, из которой совсем не хотелось выбираться в реальность. Но пришлось, потому что из соседней комнаты донеслись голоса. Один без сомнения принадлежал Ллэру, второй — его рыжей подружке. Значит, Роми вернулась. А может, и не уходила вовсе. И пока она, Мира, спала, эти двое в соседней комнате… Почему нет? От них же вчера разве что искры не сыпались. И Ромиль явилась к нему, как к себе домой. Расселась, ждала чего-то, не уходила… Теперь понятно, чего. В этом её дурацком халатике нараспашку!

Приятная истома в миг сменилась неожиданной яростью.

Мира резко приподнялась на локтях, прислушалась — слов не разобрать, лишь невнятный гул беседы. И с удивлением заметила, как на обнажённом теле снова проступили искрящиеся вены. Только страха, как вчера, уже не было. Злость, ненависть, гнев, раздражение… Всё, что угодно, но не страх.

Ллэр убеждал, она должна оставаться спокойной, несмотря ни на что… Что ж, можно попытаться. Ради себя.

Мира откинулась обратно на подушку, закрыла веки. С шумом втянула воздух, выдохнула. Ещё раз, ещё… Успокоиться не получалось. Перед глазами маячила ухмыляющаяся физиономия Роми, насмехалась и корчила рожи. Нестерпимо захотелось вскочить, наброситься на Роми, вцепиться в горло, заставить замолчать, растереть в порошок, чего бы это ни стоило. Пусть даже это будет последнее, что она сделает в своей никчёмной жизни.