Шло время. Бастард вырос. Да и порядком наскучил развратному «полубогу». Пора было приниматься за строительство витиеватых карьерных катакомб. В конце концов, Борха он – безвестный испанский гранд, или наследник громкой фамилии – Борджа? Вопрос, ясно, риторический. А Папа Каликст несмотря на позорные свои привычки и капризный нрав умом слыл исключительным. И не просто слыл – являлся на деле. Наимогущественнейший правитель Европы! Ступни его, благоухающие розами, лобызали правители итальянских земель (это, понятно, само собой), короли Франции, Испании, воинственные германцы. Может быть по-другому? Ну уж! Не каждому ли из высокородных желамо обеспечить себе достойное место на Небесах?

Альфонсо лишь злорадно посмеивался в «келье», устраивая тем же самым временем для себя и близких рай здесь. На грешной земле. Да кто его знает – существует ли жизнь после смерти? В нее можно верить. А можно не верить. Главное, не трепать языком лишнего. Осязаемое и видимое – реально; в реалиях столько прекрасного и воистину чудесного! Так что же есть настоящий грех? Уж не брезговать ли тем, что само идет в руки? Прочее – издержки морали. Христианской, да. Единственно правильной. Вот только кто решил, что принципы добродетели – то единственное, на что стоит опираться?

Время шло. Годы летели, легкомысленно не заботясь о тормозах и набирая с каждой новой луной все большую скорость.

Папа Каликст стал стар и немощен. Но лишь плотью. Мозг понтифика работал по-прежнему четко. Искусное плетение интриг – вот то единственное развлечение, что доставляло ему ныне прежнее удовольствие. На место свое – на папский престол – Альфонсо готовил сына. Кардинала Родриго. Такого же порочного подонка и жестокого извращенца, каким был он сам. Но то, уж простите, кровь. Кровь Борха. Простите великодушно за оговорку – Борджа. Родная кровь. Это ль не главное?

Родриго…

Синьора Роза, давняя любовница кардинала и мать всех его детей – Франческо, Чезаре и очаровательной Лукреции, – в тайне надеялась, что дурная кровь порочных испанцев растворится в ее праведной – в крови благочестивых графов Ваноции. Но, видать, напрасно. На сыновей было больно смотреть, девочка же… Дочь – пусть никого не смутит ее небесное обаяние – росла настоящим чудовищем. Демоны во плоти! Господи, за что такое наказание?

Боже, есть ли ты вообще? А коль есть, почему отвернулся? Неужели не трогает тебя наличие души в телах… нет, не рабов твоих? Детей твоих заблудших…

* * *

Лукреция ела пирожное, когда почувствовала на себе взгляд. Пронзительный, обжигающий. Замерла. Резко обернулась. На нее, недвусмысленно облизываясь, смотрел молодой чернокудрый красавчик. Тот самый, что появился в доме впервые. На него просто нельзя было не обратить внимания. Высокий, стройный, правильные черты лица, хорошая фигура… Лукреция прекрасно помнила, чему учила мать – надо смущенно опустить взгляд и отвернуться. А если покраснеешь… Именно так ведут себя приличные синьорины. Да, да, приличные и целомудренные.

Она так и хотела поступить. Уже собиралась переключить внимание, но… не смогла удержаться. Уставилась на юношу во все глаза, а потом подмигнула и, копируя мимику красавца, провела язычком по губам. Боже, зачем?

Мерзавец ухмыльнулся. Встал с кушетки, отставил чашу с вином и, нисколько не смущаясь, направился прямиком к ней. Приблизившись вплотную, тронул синьорину за запястье и склонил свою голову к ее затылку, собираясь, видимо, что-то сказать. Однако девчонка, опередив словоизлияния, звонко рассмеялась, легонько оттолкнула кавалера и отбежала на несколько шагов. Потом замерла, обернулась и еле уловимым жестом позвала юношу следовать за собой.

За тяжелой портьерой, отделявшей зал от внутренних помещений, где спустя минуту оказалась парочка – молодой жиголо и совсем еще юная синьорина прямо на полу предавались плотским утехам. Братец? Ну-ну. Кого ты выбрал на этот раз? Хромоножка Джулия? О, Цезарь! Я-то полагала, что вкус твой безупречен. Хотя, ради разнообразия… Многие считают, что телесное увечье партнера придает отношениям шарма. Ладно, не стоит мешать. Все равно потом расскажешь. Ах, Чезаре! Ты ведь не удержишься, верно? Такой болтун…

– Меня зовут Марчелло, – раздался горячий шепот в самое ухо.

Какой, к дьяволу… Ох, совсем о тебе забыла.

Лукреция подняла на юношу глаза, нашла пальцами его ладошку, ухватила и чуть не бегом повлекла жертву за собой. Марчелло, говоришь? Бе, какое гадкое у тебя имя!

Чуть не задохнувшись от бега и чувств, остановились на втором этаже. Перед дверью, ведущей в одну из гостевых спален. Марчелло, не пытаясь справиться с накатившим желанием, грудью прижал девчонку к стене и начал осыпать поцелуями лицо, шею, худые детские плечи…

– Что… Что ты делаешь? – стараясь изобразить возмущение вскричала Лукреция. – Как… Как тебе… Не видишь, что я не доросла до этих игр? Стой… Ну, послушай же!

Однако пальчики ее уже расстегивали пуговицы. Сколько же их тут? Мрак. Проклятый камзол…

Зов плоти – не зов, настойчивое требование – сдерживать стало решительно невозможно.

Марчелло толкнул спиной дверь и, когда та раскрылась, увлек визави внутрь, на ходу стаскивая с себя одежды. Лукреция даже не думала сопротивляться. К дьяволу ваше кокетство! Природе следует подчиняться!

Юноша сосредоточенно сопел. Как старый уставший осел. Фу! Но действовал при том слишком уж деловито – словно разделывал свиную тушу. Движения Марчелло были точны, а вздохи напоминали звуки… Нет, он настоящее животное! Вьючное! Лукреции стало смешно. Наконец кавалер полностью обнажил партнершу, и теперь, сидя на краешке огромной кровати, мерзавка с любопытством наблюдала, как тот стаскивает с себя длинную батистовую сорочку. Узкие сапоги и бархатные панталоны валялись на полу. Прямо поверх ее роскошного бального платья.

Любовник набросился на Лукрецию с рычанием… нет, уже не осла! Нубийского льва! Жестко схватил за горло и резко всадил горячее и разбухшее мужское естество ей рот. Было не просто больно, прекратился доступ воздуха. Чем? Как дышать? Боже, помоги! Она из последних сил колотила насильника по плечам слабыми ручонками, царапала его спину ногтями… Все тщетно. Отвратительный живой кляп проникал все глубже и глубже, разрывая горло… Господи, какая адская мука! Помоги, Господи… Нет, она хотела совсем не так. Все неправильно. Все гадко, страшно, плохо… Она потеряла сознание. А очнулась от того, что в лицо ударила горячая струя. Липкая и тошнотворная. Отвратительный кисель залил нос, глаза, стекал сейчас в уши.

Лукрецию вырвало. Она чуть не захлебнулась в этой смеси из спермы и собственной блевотины. Но и почувствовала страшное облегчение. Все. Слава Всевышнему, все закончилось…

Однако то, что произошло дальше, заставило б содрогнуться и крепкого духом воина.

Дверь распахнулась. В спальню ворвался брат. Лицо, перекошенное гримасой ярости. Свирепое, страшное. В руке сверкнул лезвием длинный кинжал, который через секунду опустился на плоть подлого любовника. Под корень той самой ее части, что недавно не просто жила – требовала подчинения. И удовлетворения… От представления, устроенного синьором Кошмаром спас новый обморок…

Сколько времени она провела в забытье, Лукреция представить не могла. Однако придя в себя, обнаружила, что лежит под уютным тяжелым одеялом. В левом кулачке ее было что-то зажато. Мягкое, влажное, скользкое… Что?

Она знала. Да. Потому и не могла выпустить, отбросить. Как не могла и заставить себя посмотреть.

Марчелло рядом не было. Никого не было.

Немного времени спустя из коридора, со стороны лестницы, раздались быстро приближающиеся шаги. Дверь открылась. На пороге застыл он. Цезарь. Братец улыбался. Но лучше б никому не видеть той улыбки!

Простояв так с минуту, Чезаре прикрыл за собою дверь, приблизился к кровати, уселся на край.

– Ну, как ты себя чувствуешь, цветочек мой? – негромко и ласково спросил он.