Через пару часов всех словно ветром сдуло.

Нет, не всех.

Тереха-то со Стрелиным остались. По двум причинам. Во-первых, обязанности. Надо этого господина артиста на чистую воду вывести всенепременно. Бога никакого нет – факт современному человеку известный, а духи стало быть есть? Чушь собачья. Иллюзионист заблудший мозги пудрит. Человек. Не взять живьем, так пристрелить хотя бы, чтоб другим неповадно было красноармейцев смущать. Ну, а во-вторых, простое любопытство. Офицеры-то офицеры, так ведь пацаны еще. А тут такое приключение!

– Ты как, Ванюша?

– Обижаете, товарищ капитан. Я с вами…

В общем, из деревни со всеми ушли. А через километра полтора поотстали, в лес свернули. Связистскую палатку поставили – пусть маленькую, зато в ней печка не нужна, брезент толстый, в два слоя. На земь лапника накидали, поверх сами уселись, в одеяла закутавшись. Только в щелочки и глядят. Хорошее место, высокое. И деревьев тут не так много. Обзор замечательный. Плюс – две тропинки, перекресток. Может, сам выйдет? Артист, ети его! А нет, следующим днем по окрестностям пошарить. Но до истины обязательно докопаться…

Долго ждали, до следующего утра. Спали по очереди. Замерзли, как собаки. Хотели уж рукой махнуть, начать поиски, да явился вдруг. Артист! Не запылился. Откуда пришел? Но ведь он? Он. Стоит на перекресточке в хламиде своей, башка под капюшоном. К ноге, как рядовые говорили, рыжая кошка жмется, ластится. Ух, зверюга! Но не рысь. Помельче. Тоже цирковая? А что, вон и львов с тиграми иные дрессируют.

Барклай Ване шепнул:

– Сиди, не высовывайся. Наган на всякий взведи, прикроешь, если что. А я выйду, потолкую с товарищем по-нашенски.

Стрелин хотел удержать командира, да не успел. Тот натурально пулей наружу вылетел. И встал так, что спиною иллюзиониста загородил. Нет, ну как его прикрывать прикажете? Отойди, Тереха-дуреха! Хоть шаг в сторону, а? Нетушки. Не понимает.

А потом на Ивана – ни с того, ни с сего – такой страх вдруг накатил, что он наган от себя отбросил, на четвереньках из палатки выбрался, вскочил и наутек пустился, руки к ушам прижав. Словно орал ему кто-то в самые перепонки – такой гром в башке гремел. Бросил, в общем, товарища. Одно вину искупает – не ведал, что творит. Словно с дуба рухнул…

Бегал по лесу то ли час, то ли два. Возможно и дольше – на котлы не глядел. Как опомнился, в себя пришел, на ближний холм поднялся, на высокое дерево залез. Сориентировался. Еле дотащился до глупой своей засады. Да, далече слинять успел. Как в болоте не утоп?

Ох, лучше б уж в болоте… Смотрит – возле палатки Барклай лежит, остекленелые мертвые зенки в небо уставил. А во лбу… Какая, к черту, звезда? Дырка. То есть, нет. Не правильно. Вмятина. Но такая глубокая, словно гад какой с размаху шаром засадил бильярдным… Бильярдным? Бильярдным?! И ходиков на руке нет. А были? Черт, и не припомнишь теперь. Да и плевать на пропажу.

Нет, ну какая ж все-таки тварь гнусная! Укатал хорошего человека. Только попадись мне!

И такая вдруг ярость накатила, что от былого страха ни следа не осталось.

Жонглер, твою пехотную дивизию! Ух, ненавижу…

Еле остыл. На колени перед телом опустился. Руку протянул, чтоб товарищу веки сомкнуть. Глядь, а у Терехи в зубах зажато что-то. Блестит. Что? Уж почти стемнело. Пришлось ножом выковыривать.

Оказалось кольцо. Увесистый перстень с большим красным камнем. Сперва думал, с черным, но спичкой подсветил. Хотел было тут же выкинуть проклятую вещицу, замахнулся, да отчего-то застыл. Передумал. А минуту спустя и вовсе надел себе на палец…

* * *

Обратно шли молча. Даже тогда, когда Маков не удержавшись на крутом склоне, слегка подвернул ногу, упал, не проронили ни слова. Пусть ему Стрелин и помог подняться. В знак благодарности получил лишь кивок. Однако на протянутую руку воспомощника Христофорыч посмотрел не без любопытства. Не в первый раз уже, кстати – отметил для себя Иван Павлович. Но только теперь понял интерес хозяина турбазы. Перстень. Таки узнал жонглерову штуку? Узнал. По глазам видно. Что ж, подождем. Рано или поздно все равно заговоришь. Никуда не денешься. Наживка-то заглочена. Так у рыбаков говорится?

До деревни оставалось не больше сотни шагов, когда Иван Христофорович наклонился за валяющейся палкой.

– Хм… Смотри-ка ты, дуб, – негромко произнес он. – Откуда он здесь?

– Трость сделаешь? – улыбнулся Иван Павлович.

– Можно и трость, – кивнул Маков, а потом уставился в небо, дернул подбородком. – Ух ты, глянь чего творится!

– Что? – громко спросил Стрелин, оборачиваясь в указанном направлении.

И тут же получил «будущей тростью» по темечку. Не со всей дури, конечно. Но и такой силы хватило, чтобы лишить человека сознания.

Мент вроде, пусть и бывший, а попался, словно отрок, на дурацкую уловку.

Сценарий напоминал вводную детской задачки по математике. «По озеру навстречу друг дружке плыли две лодки. Скорость первой составляла…» Впрочем, не важно, с какой скоростью двигалась ни первое плавсредство, ни второе. Гораздо любопытнее то, что в одном, шедшем со стороны западного берега, сидел подтянутый старик с забинтованной головой, а во втором, идущем с востока, разместились двое: на корме – субтильный молодой человек в очках, сосредоточенно распутывающий леску на удочках, на веслах – его ровесник – белокурый атлет с обнаженным торсом, несмотря на нежаркую, в общем-то, погоду.

Гребцы друг дружку не видели по той причине, что сидели друг к дружке спинами. Известно каждому, что на затылках подавляющего большинства людей глаза не растут. И лишь в момент, когда утлые суденышки пересекли ту невидимую черту, которая позволила сменить экспозицию, взгляды мужчин встретились.

– Сашка? Ого! – воскликнул дед. – А ты здесь какими судьбами? Ох, и Петруха с тобою? С приездом тебя в наши палестны, дружок!

– Здравствуйте, Иван Павлович, – улыбнувшись, поздоровался Мужик.

– Здоров, дед! – крикнул Шура, он обрадовался вполне искренне. – Так это ты сюда на рыбалку смылся? Ай, молодец! Отличное озеро. А с головой что?

– Так это… – потупился старший Стрелин. – Оступился, упал. Вот башкой и приложился.

– О камень что ли? – не слишком поверив объяснению, прищурился внук.

– Ну… Об него самого, подлюку, – кивнул Иван Павлович. – Разбросано их, понимаешь. И не пройти местами, чтоб не загреметь.

– Ты поосторожней, пожалуйста, – попросил Шура. – Не видишь, очки носи. Дома не забыл?

– Да нет, взял, – покачал головой дед. – Все в порядке, Саш. Не волнуйся. Сами-то когда приехали? Чегой-то я вас в деревне не видал. Ох… И лодка, смотрю, у вас чужая. Вы не в Маках что ль?

– Нет, деда. В этих… Мужик, как наша деревня называется? Ельники?

– Ельниково, – поправил Петер.

– Точно, в Ельниково, – кивнул Шура. – Только сегодня и прикатили. Там, я тебе скажу, такую турбазу ребята отгрохали! На останках заброшенной деревни. Увидишь – закачаешься. Честное слово! В общем, мы с Петером были приятно удивлены. Домики более чем приличные, столовка, банька, все дела. Народу немного, и цены не грабительские. Единственное – удобства на улице. А ты получается…

– В Маках, сказал же, – ответил дед. – Одно самое, что и у вас. Местные в бизнес ударились. Все на уровне. Удочки-то еще не закидывали?

– Не-а. Мест пока не знаем. На разведку решили сплавать. Может, ты подскажешь? – подмигнул Шура.

– Может, и подскажу, – улыбнулся Иван Павлович. – Посмотрю на ваше поведение. Куртку накинь, простынешь.

– Пожалуй, – согласился внук. – Гребешь – жарко, а чуть остановился… Не май месяц. Поплыли что ли? По твоим рыбным местам.

– Поплыли. Вон к тем зарослям. Смотри, какая осока высокая, – указал рукой дед. – Самый клев сейчас…

За четыре часа «самого клева» Иван Павлович вытащил пару средних форелин. Ребятам не повезло вовсе. Карась. Один. И тот какой-то зазевавшийся. Петер его крючком за брюхо случайно зацепил.