– Нет, что ты… – прозвучало в ответ, – я даже… рада, наверное, что так все получилось. Ты как?

– Я?… Я, наверное, тоже рад…

Она подошла ко мне… Она наклонилась надо мной… Она меня поцеловала…

Ты уж прости меня, Леш, за такие словечки из женских романов. Понимаешь, я когда тот вечер вспоминаю, романтичным становлюсь до ужаса… Вот видишь, слеза пошла… Не волнуйся, сейчас пройдет. Говорят, что плачут или от боли или от счастья. Не верь этому, Леша. Плакать от всего можно. Реакция организма такая. Защитная, наверное… Слезу пустишь в трудный момент, и легче сразу становится. Не замечал? А я заметил.

Мы после работы гулять пошли. Я по привычке в старом Колином портфеле с дырочками лежал. Так уж повелось, что на несколько месяцев этот самый чумадан стал моим транспортным средством. Я не возражал, наоборот даже, нравилось мне там. А что? Все видно, все слышно, запахи, опять же, все улавливаешь… Самое то, что надо, короче.

Тогда я впервые увидел, как мосты разводят. Зрелище, скажу тебе! А, ну да, что я тебе про мосты рассказывать буду? Сам видел. Производит впечатление, правда? Удивительное изобретение. Уникальное и не менее интересное, чем я. Хотя, я не изобретение, а, скорее, феномен мысли и научного творчества.

Домой к Наташе пришли уже под утро. Двери общежития были заперты, Наташа долго стучала, прежде чем заспанный вахтер, поворчав для приличия, пустил нас внутрь.

Я лежал в Наташиной комнате на своем привычном месте – на прикроватной тумбочке, рядом со знакомым мне потрепанным томиком Ахматовой и облезлой настольной лампой. Наташа ушла в душ – он у них в конце коридора, – а я наслаждался пением соловьев за открытым окном. Легкость ко мне во время прогулки вернулось, настроение было великолепным. Это ж надо, колбаса влюбленная! Кому сказать, не поверят. И ребята – молодцы. Я-то, грешным делом, думал, что забыли про меня, про мечту мою человеком стать. Не напоминал, однако. Понимал, что забот в лаборатории и так хватает. Может, когда-нибудь и до меня руки дойдут. Ждал терпеливо. И дождался. Коля-то с Сашей, а?! Каковы?! Такой сюрприз – всем сюрпризам сюрприз. Быть мне человеком или сгинуть навсегда… Понятно, что гарантий нет никаких. Таких экспериментов на земле еще никто не проводил. Честно говоря, было немножко страшновато: а ну, как не получится? Но я эти мысли от себя гнал подальше. Главное, что сейчас все хорошо, а там видно будет.

Пришла Наташа, румяная такая и свежая, с полотенцем на голове. Халатик скинула и нырнула под одеяло. Бог колбасный, какое у нее тело! Столько раз здесь ночевал, а не видел до сих пор. Она все в пижаме спала, а тут – на тебе, совершенно голая! Я аж напрягся весь от желания. Потом-то узнал, что такое состояние эрекцией называется…

– Ну что, Большой Змей, пора тебе настоящим мужчиной становиться! – услышал я голос Наташин как будто издалека откуда-то, настолько оглушен вожделением был…

Что потом произошло, рассказывать как-то стеснительно. Не люблю я интимную жизнь, Леша, на всеобщее обозрение вытаскивать. Скажу лишь, что реплика меня тогда одна, произнесенная Наташей, огорошила:

– Ты Змей, воплощенная мечта любой женщины. Живой член. Твердый, чувственный, ласковый, да еще и с мозгами… Может, не надо человеком-то становиться?

И собрался я тогда сильно обидеться, да только не успел…

Наступил понедельник. Пора было собираться на работу (в смысле, в лабораторию), но никуда идти не хотелось. Может, права Наташа? Может, жить мне колбасой и дальше? Чего плохого? Так – я феномен, а стану человеком – в толпе себе подобных быстренько, наверное, затеряюсь.

Вот она, Леша, дилемма-то. Рвался к своей цели через тернии, можно сказать, а когда срок подошел – сомневаться начал, нужна ли она мне, цель эта? Всегда так, между прочим. Замечал я не раз подобное положение вещей. Как будто кто-то специально последний шанс дает одуматься, или искушает оставить все, как есть. Этакая провокация внутренняя. Борьба личностная себя с собою же.

Слава колбасному богу, не поддался я искушению, а то так колбасой бы и остался, пусть даже феноменальной.

– Не бойся, Большой Змей, все в порядке будет. – Наташа, видимо, чувствовала мое пасмурное настроение и пыталась меня утешить. – Ничего не прекратится. Ты таким же замечательным останешься, только внешность поменяешь. Думай, что обычная пластическая операция, хорошо?

– Хорошо, – отвечаю, а самого такое волнение дикое переполняет, что чуть из шкурки не выпрыгиваю.

Всю дорогу, что в институт шли, думал о прошедшей своей жизни. Каково в чужом теле оказаться? Что ждет меня? Ну, стану я человеком, дальше-то как жить? Хорошо колбасе, она кушать, как говорится, не просит. На работу ходить, опять же, не надо. Лежи себе, существуй не торопясь… Бог колбасный, куда я ввязался? В какую историю влип?

Пришли. Все уже были на месте, только нас дожидались.

– Ну что, – тон Николая показался мне деловым, – колбаса, готов человеком стать?

– Всегда готов, – отвечаю, а сам чувствую, что ни хрена я не готов.

– Тогда, – говорит, – поехали.

Ну и поехали, значит. Сначала Коля мне всю процедуру долго и нудно объяснял, но я, если честно, не слушал ничего, так, поддакивал время от времени, соглашался… Зря я, Леша, не слушал, потому что знать не знал, что так в действительности все страшно окажется…

Я и думать не думал, что резать меня станут. Вообще, черт его знает, что я только думал! Но это не все еще… Эх, кабы раньше-то предположить… Знаешь, Леша, что они учудили? Руку на отсечение даю, никогда не угадаешь! Ну? Нет вариантов? Естественно! Николай решил меня в чужое тело заселить, представляешь?

Наталья села за телефон, начала морги обзванивать. Представлялась официальным представителем нашего серьезного учреждения, чтобы не отказали. Блефовала, конечно, а что делать?! Так просто кто ж покойника даст для опытов?

Николай, тем временем, меня препарировал на тоненькие дольки, которые в приборы разные рассовывал. Объяснял, что нужно получить несколько генетических экстрактов (как думаешь, в терминах снова не путаюсь? Впрочем, не важно). Парочка наша лабораторная, Саня с Аленкой, на подхвате у него бегали, суетились.

То немногое, что осталось от моего некогда великолепного тела (жалкое, скажу тебе, зрелище) еще трепыхалось на разделочной доске, остальное кипело, испарялось, разлагалось на молекулы и атомы, составлялось в какие-то генетические цепочки… Я начал терять сознание. Последнее, что промелькнуло у меня в мозгах перед полным забвением, были слова из какого-то кино: «Скорее электрошок, мы его теряем!…» И я погрузился во тьму…

Проснулся ночью. Никого вокруг нет, лежу на чем-то мягком – на кровати, наверное. Из носа какая-то трубка торчит и в темноту уходит. Из носа, Леша, представляешь? Из моего носа! Нет, ты вслушайся в эту фразу! Если сказать, что обалдел, значит, ничего не сказать. У меня есть нос, значит есть и все остальное! Ура! Ур-рааа! По-лу-чи-ло-сь! Ай да, Николай! Ой, ребята, век не забуду! Что я могу для вас сделать?

Положительные эмоции, Леша, так и перли из меня. Радостно было, жить хотелось на полную катушку, по земле бегать, Наташку любить, веселиться… Всего хотелось! Всего и сразу! И чувствовал я себя таким счастливым, таким… Не передать, короче, словами.

Захотелось мне встать скорее с постели, чтобы посмотреть на себя. Ведь должно быть зеркало? Мы с Николаем об этом на всякий случай еще до операции договаривались. Ага, встал! Не тут-то было. Только изогнуться и смог… Тушку-то я, Леша, новую приобрел, а двигался все по-старому – как колбаса, в общем. Не так-то все просто, брат, оказалось на самом деле. Понял я тогда, что многому мне еще предстоит научиться, прежде чем тело свое в полном смысле слова обрести. Что оставалось делать? Ждать, когда кто-нибудь явится. Звать боялся. Глаза к темноте привыкли, контуры предметов различать стал и понял, что раньше я в этом месте не бывал. Думаю, крикнешь кого, а явится незнакомец. Что скажу? Удачную, мол, операцию перенес по превращению из колбасы в человека?! Нет, это невозможно. Увезут на той же машине, что и бедолагу Тычкова… В то же самое веселое заведение… Не хочется что-то. Изначальная моя эйфория улетучилась, словно и не было ее.