Однажды Наташка, одна из лаборанток, переставляя большую колбу с какой-то кислотой, поскользнулась на свежевымытом кафельном полу и потеряла равновесие. Хрупкий предмет выскочил из ее рук и, взмыв к потолку, готов был окончить свое существование, разбившись о плитку и отравив своим содержимым атмосферу помещения. Кроме нас с Натальей больше никого не было. Не знаю от чего, может, от безвыходности в этой ситуации, но она успела только крикнуть:

– Сервелат, лови!

И что же ты думаешь, Леша?! Я поймал! Не руками, естественно. Дело в том, что рядом со столом, на краю которого я в тот момент лежал, и в непосредственной близости от которого случилось происшествие, стояла мусорная корзина, наполовину заполненная скомканными бумажками. Не знаю, как у меня получилось, но я собрал всю свою волю в кулак, изогнулся почти как удав и прыгнул вниз, стараясь попасть по краю корзины, чтобы сдвинуть ее к месту падения колбы. Представляешь, мне удалось. Емкость приземлилась прямиком в помойку и осталась, таким образом, целехонькой. Только пробка от удара выскочила, но ни капли кислоты в помещение не попало.

После этого происшествия в лаборатории меня зауважали еще сильнее. Поняли товарищи ученые, что способен я не только на пустую болтовню, а делом реальным помочь могу. А Наташка, так та вообще меня боготворить стала. Втихушку из лаборатории меня выносила, благо ключницей (так ее в шутку ребята звали) состояла – уходила позже всех, а приходила на десять минут раньше. Следовательно, ключи всегда при ней находились.

Таскала меня девчонка по театрам и концертам, циркам и зоопаркам. Побывал я с ней даже в кино. Ну и ночевал, как ты понимаешь, у нее в общаге частенько. Благо, жила она одна в своей комнате…

Я сначала понять не мог, зачем умной и красивой девушке, какой являлась, на мой взгляд, Наталья, проводить свободное время в обществе колбасы. Нет, я себя всегда любил, уважал даже. За аромат, ум и эрудицию, но Наташа… После происшествия с колбой она начала звать меня Большим Змеем. Мне нравилось, хоть я и понимал, конечно, что прозвище такое получил в шутку. Ты, Леша, кино про Чингачгука видел? Ловкий такой индеец жил когда-то. И стремительный… Я себя таким же в обществе девушки чувствовал. В общем, мужиком настоящим. Брутально-первобытным. Не зря же говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Я повелся с людьми особенными. Но и слабыми, как я тогда полагал.

Облик мой пока оставался неизменным, но чувствовал я, что в душе уже человеком стал. А внешность… Важна, конечно, но не настолько, чтобы кроме нее ничего в человеке не замечать. Качеств, там, всяких положительных, коих у меня вагон и маленькая тележка.

Днями жил я теперь в лаборатории, ночевал тайно у Наташи, на выходные с Николаем уходил домой к нему или к Татьяне с Маринкой. Те ко мне тоже привыкли, радовались. Особенно, Маринка. Когда я про свое прозвище новое ей рассказал, она так смеялась, что икала потом полчаса. А после сама Большим Змеем, или просто Змеем звать начала.

Но, Леш, понимаешь, что-то происходить со мной стало странное. Если раньше я ждал выходных, предвкушал мысленно встречу с Колиными женщинами, непринужденное веселье в хорошем обществе, то теперь, чем ближе к пятнице, тем грустнее мне становилось. Еще суббота не пришла, а я уже скучал по Наташе… Неужели, думаю, влюбился? Вот-те на! Колбаса сентиментальная…

Самое странное, однако, даже не в моих чувствах. Я ж был не слепой, хоть и глаз у меня в то время еще не наблюдалось. Видел я, что и с Наташей что-то происходит. Неужто, взаимно это?… Но зачем ей? Зачем я, такой нечеловеческий объект, ей нужен? За ней отарами… то есть этими… ордами мужики бегают – сколько раз я сию картину наблюдал, – а она… В общем, запутался я окончательно в своих чувствах. И места себе не находил. Надо было что-то делать. Вот только что?

Ситуация разрешилась случайно. Помогли Саша с Аленкой (прости, я и забыл вторую-то нашу лаборантку представить). Настала очередная пятница. Всю неделю стояла жара. Что поделать, лето в разгаре. Погода в выходные обещала не испортиться. В городе, мешке нашем каменном, оставаться никому не хотелось.

Саша с утра пребывал в отличном настроении. Он то и дело перемигивался с Аленой и незаметно, как полагал, время от времени легонько хлопал ее пониже спины или, проходя мимо, чмокал то в щечку, то в губы, а ближе к концу рабочего дня дозрел окончательно.

– Колюнь, – обратился Саша к Чудову, – мы сегодня с Аленой на часок пораньше слиняем, ты не в обиде?

– А что такое? – тот недоуменно оторвался от журнала, куда записывал результаты очередных испытаний.

– Да, понимаешь… Мы, эта… за город собрались, надо еще за вещичками домой заскочить.

– Ради Бога, идите. На сегодня у нас все дела завершены. Сейчас допишу, тоже двинусь восвояси. А куда, кстати, за город-то?

– В Кавголово. А то, бери свою Таньку и давай с нами?! Маринка у стариков на даче, сам говорил. И Сервелата с собой возьмем, пусть природой полюбуется, а?

Тут Алена встряла:

– С Натахой. Они у нас пара влюбленная, их разлучать нельзя…

Леша! Если бы я умел краснеть… Ну, ты понимаешь! Наташа же чуть сквозь пол не провалилась. Мы то, слепцы, ничего вокруг себя не видели, а оказывается все всё уже давным-давно про нас поняли.

Николай улыбнулся.

– Добро, – говорит, – поехали. Сейчас Татьяне позвоню. Она, я думаю, против не будет. Наташа, Сервелат, вы как, с нами?

– Да нет, – отвечаю стеснительно, – я, наверное, останусь. А Наташа пусть едет, чего в городе-то сидеть? Я как-то в человеческой компании…

– Не ломайся, – говорит Саша, – строишь тут из себя… Тоже мне, Большой Змей. Открою тебе секрет… Коль, можно?

– Валяй, чего уж тут…

А Наташа стоит в уголке, слово проронить боится.

– Мы тут, – начал Александр, – с Колюней решили, что хватит тянуть кота за хвост. Тем более что все уже готово к нашему эксперименту… Короче, на следующей неделе будем делать тебе, Большой Змей, пластическую операцию.

– Ага, – подхватила Аленка, – грудь увеличим, носу изысканную форму придадим римского типа. Наташа, тебе какие мужчины больше нравятся – брюнеты или блондины?

Наталья тут уж вообще села. Не ожидала девочка моя такого поворота в разговоре. Я же, дурак, как заору:

– Наталья, скажи что брюнеты! Индейцев белокурых не бывает!

А она как заревет, лицо ладонями закрыла, ключи на стол кинула и вон из лаборатории выбежала.

– Кретины, – цыкнул сквозь зубы Николай и за ней сорвался.

Минут десять их не было. Мы молчали. Смотрели друг на друга только. Действительно, идиоты. С такими вещами разве шутят? Эх, и волновался же я, Леша! А ты бы на моем месте спокойным остался?

Пришли, наконец. Коля Наташу за плечи держит, а та уже успокоилась, лицо только покрасневшее да глаза влажные. Никогда я ее такой красивой еще не видел.

– Мы тут, – говорит Николай, – решили, что прав Сервелат. Лето еще не заканчивается, выходных на наш век хватит. Так что вы, Сань, езжайте одни. Мы с Таней, если что, попозже к вам присоединимся, я пока дозвониться не смог. Вы ведь к твоим на дачу едете?

– Да, Коль, куда ж еще?

– Ну, вот. А Наташа и Сервелат на эти дни свои планы имеют. Наташ, ты уж подготовь его к операции. Дело серьезное, гарантий никаких… Как договорились, ладно?

– Конечно, Николай Иванович…

Попрощавшись, повеселевшие Саша с Аленкой упорхнули. Минут через десять после них ушел и Коля. Мы остались одни. Мне как-то неловко было. Легкость, Леша, пропала. Понимаешь? Ушла непринужденность в общении. Наташа тоже в мою сторону не смотрела, молча со стола пробирки убирала, приборы выключала. Спиной ко мне стояла, но плечи ее подрагивали. Волнение. Да… Леша… То, что мы боялись сказать друг другу, и то, что уже все вокруг знали, стало вдруг таким очевидным и понятным, что сопротивляться этому очевидному и понятному показалось мне глупым.

– Ната-аш, – позвал я тихонечко, – ты на меня не обижаешься?