Но я не верю в перерождение, в волю Демиургов, и с моими помыслами не очищусь никогда. Брожу по келье, царапая ногтями непонятный след на запястье, как вдруг за дверью слышатся шаги: шарканье подошв по каменной кладке. Скрип дверных петель, словно музыка, глоток свежего воздуха, оживляет отсыревший склеп. Хвала Демиургам! Это Мастер Гиллад, человек, заменивший мне семью, лучший лекарь в обители, строгий и справедливый учитель.

Всем знаком его серый балахон, расшитый лекарскими символами, и неулыбчивое, гладковыбритое лицо. Его седые волосы забраны очками на ремне, одежда пропиталась микстурами, так что Мастера легко узнать с закрытыми глазами. Подпрыгиваю навстречу, надеюсь, он принёс хорошие новости и просветит меня насчёт отметки Демиургов, скажет, что Батья-Ир лишь хотела меня запугать.

Старый лекарь суёт мне в руки кружку горячего супа. Запах еды дразнит так сильно, что я не могу удержаться.

– Только посмотри, куда тебя занесло! – ворчит он вместо приветствия, пока я, обжигаясь, проглатываю суп. – Всё я виноват, старый чурбан. Мало того, что заступился за сопляка, так ещё и угораздило приставить к нему тебя.

Для Мастера Гиллада все сопляки, даже Макс, который точно был старше меня. Разве что Обаккинов он так не называет.

– Ты не виноват, что так вышло, Мастер Гиллад, – я отдаю ему пустую кружку. – Откуда тебе было знать?

И приставил он меня только потому, что я подслушивала и была в курсе.

– Оттуда! – он ставит кружку на циновку и внимательно глядит. – Так обычно бывает, когда встречаются двое молодых людей.

Я хорошо помню нашу встречу и состояние, в котором был Макс. Треснувшие рёбра, синяки, ссадины и отшибленная напрочь память. Кстати, благодаря Зелигу. Не думала, что он способен на такое. Но Доверенные с радостью врали, будто не в курсе. Остальным святошам сказали, что Макс из южной части обители, из тех затворников, кто редко сюда заходит. Это сработало.

Совет обсуждал в Архиве другое: способ избавиться от чужака, его смерть. Они не знали, что я сижу в обсерватории и слышу, как Батья-Ир называет его выродком и дикарём из-за стены, как убеждает всех, что Максу среди нас не место, и после всего увиденного им, чужака нельзя отпускать. Мастер Гиллад и большинство считало, что чужак ничего не помнит, поэтому безопасен, и если его отпустить, никогда не найдёт к нам дороги. Только древний закон поставил точку в этом споре: «Пока пришелец не покидает стен обители, он имеет право на жизнь».

Мастер Гиллад всегда умел докопаться до правды и утереть нос Совету. Именно он нашёл этот пункт в старом фолианте, а потом поймал меня за ухо, выходящей из Архива следом за Советом. Но вместо наказания, раз уж я в курсе, заставил приглядывать за Максом, помогать ему адаптироваться. Разумеется, тайно. Я не возражала, мне до коликов хотелось разузнать о нём побольше, выпытать знания о жизни на материке. Проблема была только в памяти Макса, впрочем, это не помешало его стремлению свалить отсюда. И общая мечта объединила нас.

Мастер Гиллад зажигает в чашах огонь и, наконец-то, интересуется моим следом на запястье. Напяливает очки на выцветшие голубые глаза, выбирает в сложной конструкции стекло потолще, и пытается рассмотреть сквозь следы моего вандализма что-то известное только ему. Кряхтит, сопит, водит большим пальцем по моему запястью, надавливает место, где недавно алела отметина, а теперь не осталось и следа. Может, там и не было ничего?

– Что именно ты трогала? – Мастер Гиллад цокает, оставляет мою руку, думает. Плохой знак.

– Ничего, – нервно мотаю головой, и мне становится не по себе, неужели Батья-Ир права и это опасная метка? – До самой платформы только за руку Макса держалась.

Даже такой незамысловатый контакт в обители считается преступлением, поэтому лишь смелые позволяют себе прятаться по углам. Мастер Гиллад знает о нас и не выдаст. Ведь чувства нельзя запретить, вытравить голодом, медитациями и вымыть водой. Он задумывается, морщится, стареет на глазах, хотя ему и без того сто восемьдесят.

– Это невозможно. Сколько себя помню, такого ещё не было, – бормочет он под нос.

Я начинаю подозревать, что не первая прогулялась по Башне.

– Чего не было, Мастер Гиллад? – я даже не могу пошевелиться от оцепенения, как тогда, на площадке под дождём.

– Того! – он хватает меня за руку, тычет в нос моим же расцарапанным запястьем, и сокрушается. – Когда не трогаешь, что не положено, такого не случается.

Выдёргиваю руку из его сухих пальцев, потирая саднящие царапины, стараюсь выглядеть спокойной. Постепенно и он усмиряет свой вспыльчивый характер. Если лекарь так реагирует, всё серьезно. Но я ничего и не трогала, это Макс открыл целую комнату со звёздами. И чего они к нему не прицепились? А если прицепились? Что если это от них у него в башке заклинило, и он меня бросил? Скотина, шнод!

– Мастер Гиллад, ты можешь это вытащить? – я слышу, как дрожит собственный голос и стараюсь взять себя в руки. – У тебя ведь с собой инструменты?

Он не расстаётся с пеналом-скруткой. Постоянно таскает всё для первой помощи. Вдруг кому поплохеет.

– Хочешь убрать эту штуку? – он снимает очки, протирает стёкла подолом балахона. – Хорошая мысль. Её и правда лучше вытащить, пока она тебя не убила.

– Убила? – холодок пробегает по позвоночнику и редкие волоски на руке становятся дыбом. – Да что в ней такого? Просто вырежь её.

Старик начинает ворчать:

– Просто, да не просто. Всё сопляк виноват, разрушил твою жизнь! Тебя ведь больше не допустят к прежней работе, Рыжик. А кто теперь будет мне, старику, помогать? Дело-то хорошее, спокойное, полезное. Ты могла бы стать моим подмастерьем.

Я отвожу взгляд. Когда Мастер берёт в помощники, это честь и возможность быстрее продвигаться по рангам. Только я не люблю лекарню. Продлевать жизнь знаниям гораздо приятнее и чище, а искать среди них необычное – высшее благо. Просто Мастер Гиллад добр ко мне, с ним можно поделиться наболевшим, попросить совета, вот я ему и помогаю. Но сейчас он прав, не видать мне ни его лекарни, ни архива, как и мира за стеной. Осознание этого душит, словно меня заперли в тесном ящике.

– Никто не заменит тебя, Мастер Гиллад, да и какое из меня подмастерье? Я от вида крови сознание теряю.

– В этом и суть, – он успокаивается окончательно, – чем больше сталкиваешься со своими страхами, тем меньше боишься.

Не знаю. Я много помогала ему, стараясь наблюдать за работой и учиться, но всё так же не переношу кровь.

– Ты можешь вырезать это из меня? – напоминаю о главном. Кстати, крови будет много, и меня мутит от одной мысли.

В тусклом пятне света вырисовывается задумчивое лицо Мастера Гиллада, усталый взгляд из-под насупленных седых бровей.

– Это святотатство, – мрачнеет старый лекарь. – К тому же если я это сделаю, меня не допустят к твоей защите. А на Батью-Ир надеяться не стоит.

И всё же он вынимает пенал-скрутку из недр балахона, разматывает шнурок и разворачивает инструменты. По келье разносится запах микстур. В пенале полно тонких железяк и флаконов – постоянный набор лекаря. Я воодушевляюсь, никогда не думала, что с радостью предложу пустить себе кровь. Но старый Мастер открывает флакон и всего лишь льёт прозрачную жидкость на мои царапины, прямо как в детстве на разбитые коленки. Щиплет немного, но что толку?

– Ты же сказал, надо срочно это убрать! – возмущаюсь я, хотя сама не верю. Но Мастер Гиллад врать не станет. – Оно правда меня убивает?

– Раз сказал, значит, так и есть. Мне жаль, Рыжик, но пока это всё, чем я могу помочь, – он закупоривает флакон, сматывает инструменты и поднимается.

– Но… – что-то душащее сдавливает мне горло, и я лишь наблюдаю, как он уходит, оставляя меня со смертельной штуковиной на руке.

Пульс стучит в висках, хочется забраться на вершину Башни и выть, звать на помощь. Чувствую себя тонущим кораблем из «Фантазий Путешественника». На моём борту пробоина, и волны океана, который я ни разу не видела, как, в общем-то, и корабль, пожирают меня с потрохами. Нужно успокоиться, собраться, подумать – это всё, чем я могу себе помочь. Вдох-выдох.