Чтобы отправиться в неизвестность, не хватает лишь света, в гуще зарослей попросту не видно куда идти. Пара шагов и я спотыкаюсь о верёвки лиан. У них огромные листья, под которыми мы с Максом прятались, как в шалаше. Узнаю это место. Здесь остались призраки нашего тайного союза. Сговора против обители, в котором мы позволяли себе всё, что запрещено мужчине и женщине. Рисковали, экспериментируя почти каждый день, нами двигало любопытство и новизна ощущений, о которых в Аллидионе не принято даже думать. Тогда между нами возникла глубокая связь. Но теперь от неё ничего не осталось.

Минуя лианы, я осторожно подбираюсь к небольшому пятну света и удивляюсь – всего лишь светляки, налипшие на палку с натянутой сеткой для отлова насекомых. Сгодится, чтобы отыскать в скале дыру. Прикрываю мерцающий факел плотным листом от лианы, чтобы не так ярко светил, прячусь в кустах, прикидываю путь к стене и, ориентируясь на положение оранжереи, начинаю продвигаться к выходу. С каждым шагом мысленно умоляю сердце стучать тише, вслушиваюсь. Иногда мерещатся шаги и разговоры, хотя вокруг никого.

Прямо передо мной, наконец, вырастает отвесная скала. Я близка к спасению и тороплюсь. Ещё несколько шагов, и я врезаюсь в заросли сладко-пахнущей сапты – холм, покрытый снегом голубых лепестков. Кажется, это и есть то самое место, надеюсь, там найдётся лазейка.

Раскидистые деревья растут до самой вершины, но ещё слишком темно и ничего не понятно. Нужно забраться наверх, найти трещину. Шорох за спиной заставляет вздрогнуть. Внутри всё замирает, я оборачиваюсь.

Безымянный хмуро пялится на меня из-под капюшона. Как он умудрился выследить меня? Выглядит сердито. Я ударила его железкой, и договориться по-хорошему уже не получится. Остаётся одно – проверить, сколь быстро я карабкаюсь по скалам, и сможет ли он догнать.

Я разворачиваюсь, чтобы удрать, но врезаюсь носом в другого святошу с кровоточащей раной на лбу. Кого же я ударила? В полумраке не разберёшь, все Безымянные похожи. Я зажата с обеих сторон. От запаха крови во рту становится солоно и уже не до святош. Пока пытаюсь справиться с тошнотой, тот, что с разбитым лбом, успевает поймать меня за плечо, забрать светильник, нащупать и ухватить болтающуюся цепь с не пристёгнутым браслетом. В руке у него длинный прут, электрохлыст. Выследили они меня по светлякам, или как-то ещё, неважно. Меня вернут в келью и второго шанса на побег уже не будет. Плохо дело.

– Что за выходки, Святой брат? – возмущается ушибленный святоша с кровавой раной на лбу. Сильно я его. Не узнаю голоса, это не жрец, наверное, сторож. – Батья-Ир велела стеречь её, а не выгуливать!

Ну, точно. Он спрашивает, но не даёт ответить и тычет в собрата по разуму электрохлыстом, тот корчится от боли и падает. Баркатам, неповоротливым и толстокожим, эта штуковина как лёгкий щипок, а из человека вышибает дух, жжёт тысячей игл, заставляет мышцы каменеть. Видно, Батья-Ир снабдила на случай, если я стану сопротивляться. Но мне повезло увернуться, и под удар попала не я. Пока Безымянный святоша приходит в себя от электрошока, сторож с разбитым оковами лбом командует:

– Возьми браслет и надень на него, – он подбирает цепь и суёт мне.

– Зачем? – я с опаской кошусь на прут, который тычется мне в лицо. На конце мерцает крошечный разряд, но пускать его в ход сторож не торопится. – Он тут ни при чём!

– Вы шлялись вместе, а при чём или нет, разберётся Батья-Ир, – недовольно фыркает святоша с разбитым лбом. – Моё дело вас вернуть.

– Ничего подобного! Мы встретились здесь, – продолжаю настаивать. Не нужно мне лишнего груза.

– Ещё и заговорщики! – сторож дёргает цепь и щёлкает разрядом перед моим носом. – Делай, что велено! Живее!

Я нервно кошусь на электрический хлыст: поглядеть бы, кто кого, окажись у меня такой, и медленно надеваю железку на запястье задохнувшегося от боли святоши. Нельзя сдаваться. Нужно что-то придумать. Ударить сторожа ещё раз? Чем?

– Что-то не так, не получается, – тяну время, нащупывая в траве камень. – Браслет слишком тугой, заело.

– Врёшь! Дай сюда! – сторож отпихивает меня, наклоняется и замыкает ловушку.

Не раздумывая, пускаю камень в ход. Только в этот раз вырубить его не удаётся, он лишь хватается за затылок, стонет, но зато упускает хлыст. Я хватаю электро-палку и посылаю долгий разряд святоше в плечо. Он дёргается и валится в густую траву. Отлично, в его карманах должен быть ключ. Пока шарю свободной рукой по складкам балахона, слышу отдалённые голоса. Скоро сюда набегут другие. Пристёгнутый к моим оковам святоша постепенно приходит в себя. Я рывком заставляю его подняться и велю лезть на насыпь, угрожая электрохлыстом.

– Шевелись, скорей же! – рявкаю я.

От спасения меня отделяет лишь груда камней метров десять высотой, от Безымянного – полуметровая цепь. Но преимущество на моей стороне и ему приходится подчиняться. Только одна проблема – где выход? Есть ли он вообще?

– Поосторожней с этой штукой, – советует святоша, с опаской поглядывая на искорку.

Его голос звучит знакомо – приятный, глубокий – жрец, который спрашивал про артефакт и обещал мне прогулку к Мастеру Гилладу. Впрочем, какая разница? Надо бежать!

– Так веди себя хорошо! – рекомендую я, и карабкаюсь по холодным камням, царапая трясущиеся руки колючим плющом.

– Заденешь меня и далеко не сбежишь, – радуется он.

Верно, с таким грузом не сбежать. Но я отвожу прут лишь немного в сторону, чтоб не расслаблялся. Вряд ли ему хочется очередной встряски.

– Надо будет, задену! – толкаю его свободной рукой. – Заткнись и ищи выход!

– Вроде этого? – он указывает на пещеру в паре метров над нами.

Если не знаешь, что искать, ни за что не догадаешься. С виду просто щель в кустах между камней. Будь у меня выбор, не полезла бы туда, но выбора нет. Толкаю Безымянного первым, некогда заботиться о высокоморальных принципах.

Внутри темно как в Башне, часть стены – творение Демиургов – поглощает звук, свет и пространство, словно чёрная дыра, описанная в древней книге. Не малейшего проблеска в конце. Я чувствую, как жар растекается по телу, пульс взбесился, хочется бежать, но получается лишь медленно протискиваться наугад, как в кошмарном сне. Пробираюсь, словно не через толщу стены, а сквозь космическую пустоту, и кажется, будто выхода нет, и я проваливаюсь всё глубже в безжизненный вакуум. Опасение, что бесконечно толстая стена меня не выпустит, прожигает ум. Но вдруг вываливаюсь из её плена в полумрак, и наконец, словно бы просыпаюсь, продираю глаза.

Мир предстаёт неожиданно белым. Перспектива сахарных вершин сливается с мутными облаками, сквозь которые проглядывают Близнецы, и тает во мгле. По сторонам скалы, впереди пропасть, не видно ни единой стены, кроме той, что позади. Эйдос дышит, завывает в ущельях, бунтует живой, непохожий на выцветшую картинку в пожелтевшем фолианте, врывается холодом в лёгкие, сбивает с ног ледяным ветром, швыряет острую пыль в лицо. От воздуха мёрзнет горло до самых кишок. Сахар тает во рту, превращаясь в воду, только это вовсе не сахар, а снег. Мысль, что я по другую сторону утопии с надуманным смыслом жизни пробирает до дрожи. Я была права! Выбралась из обители и ничего не случилось! Безымянный и артефакт – последнее, что меня связывает с Аллидионом. Но с ними разберусь потом, сейчас нельзя останавливаться, мало ли кто за нами полезет.

Куда дальше? Конечно, вниз, к подножию горы. Звёзд на небе мало, но света Близнецов хватает, чтобы разобрать путь.

– Страшно? Может, обратно? – пытается переорать завывания ветра святоша, закрываясь рукой.

Это вызов, или он издевается? Сам будто и не удивлён тому, где оказался. Или я не обратила внимания на его реакцию, пока стояла, открыв рот. Но пусть не думает, что я испугаюсь и поверну назад.

– Ага, чтобы меня убили? Топай давай, да поживее! – ору я в ответ, угрожая электрической палкой.

Хорошо, что он боится электрохлыста и подчиняется. Недавний удар ещё свеж в его памяти, а это боль, повторения которой не хочется. Я знаю, довелось испытать.