– Мог давно это сделать, шнод, – я потираю освободившееся запястье со смертельно опасной штуковиной. – Хвала Демиургам!

– Они тут ни при чём, – ворчит мой спутник и хмурится.

– Ну и тебе спасибо, – натянуто улыбаюсь я.

      Мне не до шуток. Не хочется бегать наперегонки с судьбой, но я смотрю на опасный коридор с ковром из дохлятины, изучаю. Демиурги поражают строениями. Почему всё созданное ими опасно для жизни, и как оно оказалось за пределами Аллидиона? Может, святоши правы, и лучше сидеть в обители, преспокойненько попивая маваар между медитациями.

Пока Безымянный бросает дохлятину и убеждается, что между перезарядками ловушки проходит равное количество секунд, я брожу вдоль ступенек от стены до стены и думаю. Бегаю я быстро благодаря Мастеру Гилладу и его утренним пробежкам. Попытать счастье за десять секунд? Нет, этого времени не хватит. Вдруг мой взгляд притягивают едва заметные изъяны на стене. Мелкие иероглифы! Здесь они не светятся, потому и не сразу заметны, но углубления как от гравировки есть, и те, что под рядами незнакомой вязи, можно прочитать.

– Эй! Смотри! Когда зажгутся голубые треугольники, проход будет свободен! – ору я святоше перевод и думаю, как это сделать.

– С чего ты взяла? – он подходит, светит фонариком, хмурится.

Он оказывается так близко, что я непроизвольно таращусь на шрамы, на его лице, и думаю, что если бы Мастер Гиллад их заклеил, то не осталось бы и следа. Но то, что с ним случилось, наверняка произошло вдали от нашего лекаря. Хотя ведь и у Доверенных в походах должна быть специальная штука для заклеивания ран. «Лататель» называется.

– Вот тут написано, – я тычу пальцем в гравировку. – Или ты не учил древний?

Его знают все. Исторические книги в обители написаны на древнем. Пока он чешет бороду, тупо, как баркат, глядя на надпись, я забираю у него фонарик и обшариваю стену вдоль прямой линии с треугольником на конце. Это такой же глиф, как в Башне. Стрелка. Но как его зажечь? Подношу запястье с артефактом к стене. Вспыхивает искра и прямо перед моим лицом появляется надпись из воздуха. Не такая большая, как планы тоннелей, но чем-то похожая. Что это за артефакт такой?

Незнакомая вязь мигает оранжевым, под ней на древнем понятные знаки: «Внимание! Активирован режим карантина». Ниже появляется ещё строка: «Ручная деактивация». Дальше всё мерцает, не разобрать, но этого хватает.

– Этот тоннель ни на кого не охотится, он защищается, – догадываюсь я и сую палец в светящееся предложение деактивации. Оно такое же бестелесное, как карта тоннелей.

– Неважно, – ворчит мой спутник. – Он стреляет иглами. Нам надо пройти. Это всё.

Похоже, Безымянный ничего не понял из сказанного мной, но он прав, мотивы тоннеля никак не помогут.

Голубой треугольник нервно подмигивает и загорается. Следом за ним включаются и остальные. Цепочка глифов со стрелками выстраивается в ровный ряд, указывая путь к ступеням.

– Так идём! – я отрываю святошу от созерцания непонятных ему глифов. Он недоверчиво косится. – Путь свободен.

Про голубые треугольники рассказывал Зелиг. В отличие от этого святоши, Зелиг знал, как работают такие вещи, даже когда был подмастерьем. И его знания пригодились, когда мы с Максом пытались сбежать.

Зелиг мог бы напроситься в мои жрецы вместо этого неуча, чтобы поиздеваться напоследок. Конечно, Батья-Ир не просто так отослала его на поиски Макса. Она ещё помнит, и мне не забыть тихий вечер, примерно полгода назад, когда я нашла письмо в чёрном конверте. Кто-то доставил его в Архив по ошибке, и я прихватила конверт в лазарет, чтобы в свободное от поручений время разобраться, чьё оно, и вернуть.

Когда поздно вечером я осталась одна, то вспомнила и открыла. Но увидела отчёт о Максе, о том, как Зелиг с командой захватили его, напоили ферусиным ядом, затуманивающим память, и хотели сделать его частью нашего мира. Я думала, как поступить: отдать письмо Совету, Батье или поговорить о нём с автором, который на тот момент ещё казался разумным.

Зелиг не заставил себя долго ждать, он пришёл за микстурой от мигрени для Мастера Силлиона, его учителя, и застал меня с письмом. Я думала, он всё объяснит, но Зелиг выхватил конверт и изорвал в клочья.

– Если ты кому-нибудь об этом скажешь, хоть кому, даже этому своему дикарю, то я…

– То, что ты? – я впервые увидела его истинное лицо, злое, жестокое, без маски очаровательного ловеласа.

– Я покажу кто тут жалкий выпендрёжник, – он прижал меня к стене, навалившись всей тушей так, что я услышала хруст собственных рёбер.

Его пальцы сомкнулись на моей шее, я поперхнулась воплем и запаниковала, испытав ужас зверя, угодившего в капкан. Но едва ощутила потную грязную ладонь на коленке, ползущую вверх по бедру, то не поверила и страх прошёл. Никто в Аллидионе так не поступает, и Зелиг наверняка просто пытался меня запугать, не зря ведь я считала его выпендрёжником. Поэтому рассмеялась ему в лицо.

Но тут заглянула Батья-Ир в поисках Мастера Гиллада. Разумеется, она увидела, как я хохочу, зажимаясь с Зелигом между стеллажей со склянками. Несмотря на возражения и доказательства в виде обрывков письма, наказали меня, а не его. В таких случаях принято считать провокатором женскую половину. Меня выгнали в баркачьи загоны на сто дней и лишили доступа в архив.

Звук шлепка возвращает меня в катакомбы, это мой попутчик расстался с добычей, которую собирался съесть. Хотя, насчёт еды он, наверное, шутил.

– Эти каракули не значат, что ловушка выключена, – спорит Безымянный, дожидаясь металлического града. Но его не случается.

– Эти каракули здесь не просто так. Вот, – я тычу пальцем в иероглифы. – На какой стадии Доверенные обучают подмастерьев секретам Башни? Ладно, шнод с ней, с Башней, но ты должен уметь читать на древнем!

У меня закрадывается подозрение. Сколько ещё чёрных конвертов и «Максов», о которых мне неизвестно? Вряд ли Зелиг затащил в обитель этого типа, как и Макса, избив и сломав несколько рёбер. Судя по его виду случилось бы наоборот. Но кто знает, может, Зелиг предложил ему что-нибудь взамен? Хотя тогда, согласно закону, чужаку бы запретили покидать обитель.

Вместо ответа Безымянный быстро шагает к ступенькам. Становится одной ногой на опасную территорию, и тут же убирает её. Щелчка не случается. Я захожу обеими ногами и даже подпрыгиваю. Ничего.

– Это древнее заброшенное место, – старается убедить меня он. – Здесь всё давно вышло из строя.

– Ну и оставайся! – я делаю шаг, потом ещё, и уверенно направляюсь к выходу.

Продвигаюсь по опасному месту и холодный пот ползёт по спине. Смотрю на едва заметные ряды отверстий на стенах и потолке, ускоряю шаг. Сердце начинает бешено гнать кровь по венам. Святоша прав, здесь не просто всё вышло из строя, а случилась катастрофа, и тоннель неисправен. Смертельные иглы могут полететь отовсюду прямо сейчас. Но выход уже близко – впереди маячит яркая дыра, заросшая зеленью.

– Ты не ошиблась, – признаёт Безымянный, догоняя меня.

– Потому что умею читать на древнем, а ты нет, – бросаю на него короткий взгляд и бегу к свету, оглядываясь. Не нравится мне это затишье. Я уже сомневаюсь в собственных словах. – Так кто ты такой, чтоб тебя?

Нам не хватает буквально пары метров, чтобы добраться до выхода, как раздаётся щелчок. Во мне всё обмирает. Неужели эта штуковина сработает? Неужели не успеем проскочить? Свист роя железных насекомых приводит в ужас, я чувствую удар в спину и падаю.

В незнакомом месте, рядом с врагом, интуитивно ждёшь подвоха. И всё равно, встречаясь носом с густыми зарослями травы и мха, невольно задаёшься вопросом: ну, что за шнод? Металлический дождь неожиданно замолкает. Жмурясь от яркого света, поднимаюсь с колен, стряхиваю с ладоней острые камешки и прелые листья. Мой попутчик замер в двух шагах от выхода из пещеры, рассматривает ладонь. Он вовсе не пытался меня убить, а вытолкнул специально, и это озарение мигом растворяет гнев. Я подхожу ближе, в его пальцах предмет, размером с булавку, похожий на дохлую шестиногу. Тонкие, как иголки, металлические щупальца безжизненно согнуты, посередине зубчатое жало с обратной насечкой, видимо, чтобы жертва не смогла извлечь самостоятельно. Но Безымянный смог, просто выдернул, и теперь позади на шее у него течёт кровь. Во рту становится солоно, я отворачиваюсь, пытаясь сконцентрироваться на свежем лесном воздухе. Пахнет сыростью, хвоей, и температура ощутимо выше. После долгой пещерной прохлады приятно погреться.