– Странно, – удивился я. – Но почему нельзя открыть небольшой магазинчик прямо в поселке?

– А зачем? Все равно этот магазинчик не сможет конкурировать с большими супермаркетами, которые делают своим постоянным клиентам значительные скидки, на уровне оптовых цен. В общем, в этом поселке почти и нет никаких частных заведений торговли или фирм по услугам. У нас все давно уже организованно в лучшем виде крупнейшими компаниями.

– Ясно – монополизм! Всех мелких собственников ваши акулы бизнеса давно съели. А то и запретили по закону.

– Не утрируйте, пожалуйста. У нас все так же, как и в других странах со свободным рынком: выживает сильнейший.

– В таком случае, этот ваш рынок – слишком «свободный». В нормальных странах такая степень монополизации просто невозможна: там есть действенные законы против монополистов.

– Бобби, монополизм – не самое большое зло, поверьте. Монополии создают стабильный рынок товаров, стабильные рабочие места и стабильные цены. А что еще надо человеку?

– Человеку нужен выбор! Неужели не понятно? А если ваш монополист завтра решит, что я должен есть сосиски только одного вида? Что тогда делать мне – покупателю? Давиться всю жизнь этими сосисками? – воскликнул я в отчаянном возмущении.

– Никто вас не заставляет есть сосиски, – ухмыльнулся Хариф моему жалкому аргументу. – Можете купить самую дорогую колбасу в самом престижном магазине. Есть еще вопросы?

– Нет! Я все понял! – ответил я зло.

– Тогда поедем?

На этот глупый вопрос я не счел нужным ответить – и довольный моим молчанием Хариф завел свой драндулет.

Большую часть дороги до отеля мы так и промолчали. Я чувствовал себя обиженным, сам не знаю, чем. И эта смутная обида непонятным образом обратилась против моего гида. Словно это он был виноват в моем глухом раздражении, неотвязно зудящем в душе блошиной чесоткой. Хариф тоже не выказывал желания говорить. Он сосредоточенно крутил баранку, но было заметно, что мысли его заняты чем-то своим, сугубо личным, никак не связанным ни со мной, ни с моей на него глупой обидой. И я вдруг подумал, что у этого толстяка, с которым меня так тесно связала в последние два дня судьба, есть своя, скрытая от всех жизнь – целый мир мыслей и переживаний, в который мне никогда не пробиться.

Кто он – мой молчаливый шофер? Есть ли у него семья, дети, родители? Есть ли у него друзья? Или у него есть собака или кот, поджидающие его каждый вечер дома в надежде на лакомый кусочек и небрежную ласку? О чем мечтает этот человек? Чего боится? Что для него важнее всего в жизни? Быть может, этот толстяк, такой с виду простой и даже глуповатый, в глубине души человек ранимый, не лишенный чистых романтических чувств? Быть может, он даже пишет стихи, или играет на флейте лунными ночами, запершись от мира в своем маленьком загородном домике?..

«Нет, это смешно! – усмехнулся я своим мыслям, критически разглядывая заметную проплешину на макушке мужчины, его толстую короткую шею, неприлично заросшую черными кучеряшками, и на воротник рубахи не первой свежести. – Он – обычный человек. Такие не играют по ночам на флейтах. Такие как он плотно едят перед сном, а потом храпят до самого утра, пока их не разбудит безжалостный будильник, призывая к ненавистной работе. Скорее всего, у него и женушка есть под стать ему – такая же толстая и неопрятная – и не меньше трех сопливых детишек. Возможно, он и не глуп, и даже не лишен некоторой романтичности, но он явно трус. В этой стране невозможно не быть трусом. Ибо, если верить его собственным рассказам, все в этой стране построено на унижении и насилии. И как в таких условиях сохранить благородство чувств и дерзость мыслей, спрашивается?.. Бедный, бедный Хариф!»

Как раз в этот самый миг, словно почувствовав мой сверлящий взгляд на своем затылке, Хариф беспокойно заерзал и полез свободной рукой в карман пиджака.

– Вы разрешите? – спросил он, не оборачиваясь, и вяло помахал в воздухе пачкой сигарет.

– Могли и не спрашивать, – отозвался я. – Вы в своей машине.

– Да, но вы гость. А у нас говорят: гость в доме – хозяин.

– Это шутка?

– Это пословица, – добродушно ответил он, словно не поняв намека. – Я все же закурю с вашего позволения.

Сделав пару глубоких затяжек, Хариф снова заговорил. Гораздо бодрее, как мне показалось.

– Бобби, вас все еще интересует место на шоу?

– Разумеется. Я ради этого и приехал.

– Вот и отлично. Я договорился. Есть несколько вариантов.

– Когда это вы успели?

– Успел. С какой суммой вы готовы расстаться, чтобы я знал, что вам предложить?

– Хариф! Я не собираюсь торговаться, – гордо ответил я. – Просто назовите цену!

– Даже так? Ну, вот вам тогда цена лучшего номера на 24 часа: 6 000 амеро.

– Вы с ума сошли?! – возмутился я. – Кто я, по-вашему, идиот, или арабский шейх?

– Вы – человек, имеющий виллу в окрестностях Цюриха. Разве нет? – беззаботно парировал Хариф. – Но если это для вас дорого…

– Вы точно считаете меня идиотом, если надеетесь всучить номер за шесть тысяч, который я мог купить заранее и гораздо дешевле! – отчеканил я приговор этому болвану.

– Мистер Ганн, я не считаю вас идиотом, – сменил тон Хариф. – И я не собираюсь вам ничего «всучивать», как вы изволили выразиться. Речь идет о номерах для особо важных персон в одной из самых престижных гостиниц города. В этих номерах останавливаются высшие официальные лица иностранных государств, всякие знаменитости. И шейхи в том числе, о которых вы так пренебрежительно высказались. И стоимость проживания в этих номерах – от восьми тысяч за сутки! Это – в обычное время, заметьте! А в предпраздничные дни цена может подняться и выше!

– Нет, Хариф! Я не собираюсь переплачивать из пустого тщеславия топтать шелковые ковры в номере, где до меня обитал какой-нибудь шейх со своим гаремом или кастрированный маньяк наркобарон. Все что мне нужно – это обычный номер с просторной лоджией и хорошим обзором, столик с напитками и, если возможно, монитор, чтобы я мог следить за шоу еще и онлайн.

– Вы совершенно правы, Бобби! – сразу согласился Хариф. – Я просто счел необходимым проинформировать вас, что есть и такие номера. Чтобы вы меня потом не упрекали, если что. Но гораздо разумнее, конечно, выбрать номер скромнее. Если вас интересует исключительно шоу.

– А что еще меня может интересовать?

– Ну, мало ли, – неопределенно пробормотал он. – У людей разные вкусы. И возможности – неодинаковы. В общем, есть отличный номер. Как раз то, что вы хотите. И цена подходящая – всего две двести. И заметьте, Бобби, номер этот расположен в той же шикарной гостинице, что и предыдущий, но лишь на тридцать этажей ниже.

– И какой это получается этаж? – засомневался я.

– Сорок второй.

– Не низко?

– В самый раз, я вас уверяю! Уж я-то насмотрелся на шоу с разных этажей. Тридцать второй – оптимальная точка для просмотра.

– Правда? Что ж тогда этот номер стоит почти в три раза дешевле?

– Вообще-то он стоит четыре тысячи. Но я подключил свои связи, чуть побегал… Бобби, есть такие люди, которые чувствуют себя уверенно, лишь вскарабкавшись выше остальных. Ну, вы понимаете, о чем я говорю. И они готовы за это платить втридорога, не понимая, что платят за иллюзию. Но вы ведь не из таких людей, верно? Зачем вам пентхаус, откуда и разглядеть ничего толком нельзя?

– Вы правильно меня поняли, Хариф, – соизволил я его похвалить. – Дело не в деньгах, а в том, чтобы получить за них максимум удовольствия.

– Вот и славно! – быстро вставил гид. – Так мне заказать номер, или вы хотите его прежде осмотреть?

– Заказывайте!.. Хотя… А сколько стоит простой билет на трибуне?

Хариф на миг обернулся – и машина предательски вильнула.

– Мистер Ганн, вы хотите смотреть шоу с трибуны?!

– Я просто поинтересовался.

– Мистер Ганн, на трибунах сидит простой люд: «зеленые», «голубые», а бывает даже и кое-кто из «синих» проскользнет. Встречаются, правда, и иностранцы. Ну, там бедные студенты и всякие чудаки. Но ведь вы – солидный человек!