– Садитесь, мистер, – сказал спокойно Чочо, и указал место рядом с собой.

У меня оставалось в рюкзаке с полбутылки виски, я сразу и выставил пузырь на низенький круглый столик. Девочек угодливо угостил шоколадом, а парню дал пачку жвачки. В итоге все были довольны. В особенности я, нашедший на ночь кров, а главное – человека, способного понять меня и помочь в моем затруднении.

Ужин, в виду неожиданного и редкого гостя, прошел в молчаливой торжественности. Как только убрали со стола, хозяйка с девочками переместилась в соседнюю комнату, оставив нас для мужской беседы. Тут я и рассказал Чочо о своей проблеме, о которой он, впрочем, и без меня уже догадался.

– Знаете, мистер, мы живем в такой глуши, что к нам только и попадают люди по недоразумению. С начала года вы – третий. К сожалению, в деревне нет бензина – только керосин для ламп.

– Керосин мне не подходит, – огорчился я.

– Разумеется, – утвердительно кивнул Чочо, – Но вы не расстраивайтесь, утром я отправлю сына на муле в поселок, где можно раздобыть бензин. У вас есть канистра?

Канистры у меня не было. Чочо неодобрительно покачал головой.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем. Но вам придется подождать.

– Это будет долго?

– Это будет не быстро, – поправил меня Чочо.

Прежде чем лечь спать, (а спать легли мы рано, ибо, чем можно занять себя в горной деревушке, где нет света?), мы еще чуток поболтали с хозяином – рассказали друг другу немного о себе. Оказалось, что он в молодости успел погулять по белу свету – объездил почти всю страну и даже выезжал на заработки в Чили и Никарагуа. В своих странствиях он сменил много профессий, но больше всего ему запомнилась работа портером в одном большом отеле в Лиме. Там он и научился достаточно внятно говорить на английском.

– Чочо, – спросил я его, – почему же вы вернулись в деревню? Вы ведь сами сказали, что вам легко жилось в городах. А здесь? Разве вам здесь не тяжко после городских удобств и развлечений?

– Я бы и не вернулся, – ответил мрачно Чочо. – Если бы не умер мой младший брат, которому достались по нашим обычаям отцовские земля и дом. Когда у тебя есть своя земля и дом, ты свободен. А если есть еще жена и дети, ты счастлив. Ведь меня и невеста ждала в деревне, пока я накоплю денег, чтобы мы могли завести свое хозяйство. А тут вдруг брат помер, вот я сразу и вернулся.

Спать меня уложили там же, в гостиной, на тех же шерстяных ковриках, на которых мы ужинали. Я разделил постель с Чочо, укрывшись с ним одним большим одеялом, очень легким и теплым, а под головами у нас были маленькие, расшитые какими-то фантастическим орнаментом подушечки. Чочо сказал, что на этих подушечках написаны древними буквами, которые сейчас никто не понимает, заклинания против злых духов, и что я на них усну как младенец, у которого душа чиста, а разум невинен. Так и случилось: я лег и проснулся, казалось, в один миг.

А проснулся я от деловитого шарканья босых ног по каменному полу – это хозяйка уже копошилась у разгоревшейся жаровни, готовя для семьи завтрак. Выйдя из дому, я увидел только туман. Он был такой плотный, что едва можно было разглядеть предметы в пяти шагах. Мне нестерпимо хотелось в туалет. Но как можно было найти подходящее место в этом тумане? И тут я услышал какие-то трескучие звуки и осторожно пошел на них. К моей радости, это оказался Чочо, ломающий сухие ветки, очевидно, все для той же жаровни, просовывая их меж двух брусьев изгороди. Я поздоровался и сказал ему без обиняков о своей проблеме. Добрый Чочо взял меня невозмутимо за руку и повел за собой. То что было туалетом, оказалось всего лишь ширмой из цельного куска грубо продубленной буйволиной шкуры, подвешенной самодельными проволочными крючьями на высокой перекладине. Но самое ужасное было за ширмой – там был туман! Со всех трех сторон. И только внизу было нечто вещественное – пол из плохо пригнанных одна к другой корявых досок с небольшим отверстием посередине.

– Будьте осторожны, – счел нужным предупредить меня Чочо, – там глубокий обрыв.

А потом словно спохватился, видя, как я стою в нерешительности.

– Ах, да! Вам, наверное, нужна бумага?

– Нет, спасибо, я прихватил, – промямлил я обреченно.

– Тогда не буду вам мешать, – сказал он и деликатно растворился в тумане, хотя я, сказать честно, предпочел бы в такой ситуации, чтобы он остался рядом, даже, возможно, подержал за руку.

Немного поразмыслив, я решил почему-то, что если закину ширму на перекладину и туман, таким образом, окажется со всех четырех сторон, будет не так страшно. Удалось мне это не сразу – шкура оказалась тяжелой, противно склизкой и никак не хотела сгибаться. Потом я осторожно ступил на жерди – «туалет» заходил ходуном. Видно, пол не был никак прикреплен, а просто висел на камнях над обрывом. Уже спустив штаны и осторожно присев, я вяло подумал, что будет ужасно стыдно и глупо, если кто-то в этом тумане решит, как и я, сходить по нужде.

Потом мы завтракали. Мне, как гостю и человеку, не привыкшему к местной пейзанской пище, молчаливая хозяйка состряпала омлет на сухом молоке. От сомнительного утреннего напитка со сложными и совершенно неизвестными мне ингредиентами я также благоразумно отказался, выпросив кипятку, чтобы всыпать в него кофе из пакетика. Я предложил отведать этот цивилизованный напиток и остальным, но никто, даже девочки, на кофе в пакетиках не соблазнился.

За завтраком я, между прочим, спросил Чочо, почему не видно его сына, и к своей радости узнал, что парнишка уже давно уехал за обещанным бензином. Потом мы с Чочо покурили. Он – мой “Winston” (я тогда слегка покуривал), а я, из вежливости и любопытства, какую-то его махорку, которую он очень нахваливал. От махорки мне стало сразу весело и потянуло на подвиги. И я спросил у хозяина дома – а нет ли в окрестностях каких-либо достопримечательностей?

– Есть, – ответил Чочо. – Красная Гора. Индейцы называли ее Гора Завета.

– Странное название! – заинтересовался я, – Это как-то связано с историей?

– Это связано с древней легендой инков о первых днях мира. Эту же гору называют еще Горой Шести Тронов или Шести Камней.

– И далеко это?

– А разве вы не видели Красную Гору, когда шли к деревне? Она стоит внизу, в самой середине долины. И ее невозможно не заметить с дороги.

И Чочо сразу предложил мне сходить на гору.

– Если мы поспешим выйти, то успеем подняться и спуститься, пока мой сын привезет бензин.

– Но ведь повсюду туман! – возразил я.

– Это верно. Но пока мы спустимся, туман в долине рассеется. А пока поднимемся на вершину, он уже смешается с облаками. Раньше эта гора считалась священной, – продолжал интриговать меня Чочо. – Подняться на нее хоть раз в год считалось святым долгом всякого индейца, чтившего древних богов. Приезжали даже из дальних провинций. Говорят, что дух горы помогает излечиться людям от разных болезней, особенно – от болезней головы. Но в последние годы на гору почти никто не поднимается. Все ходят за помощью в храмы – к Деве Марии. Или в банки.

– А вы были там, Чочо?

– А как же, много раз. А впервые я поднялся на гору с отцом, когда мне не исполнилось еще и пяти лет.

– На нее так легко подняться?

– Нетрудно. Дорога не близкая, но и подъем не крутой. Там полно тропинок.

И я решил сходить с Чочо на Красную Гору. «Тысячи людей ежегодно ездят в Перу, чтобы посмотреть Мачу-Пикчу, и я был всего лишь одним из этого несчетного легиона. А кто может похвастаться, что он стоял на вершине Красной Горы? Может быть, там и вправду есть на что посмотреть?» – подумал я, и прихватил на всякий случай фотоаппарат.

До горы мы дошли примерно за час. Но из-за тумана, в котором без проводника я бы наверняка заблудился, гору я увидел лишь, когда мы приблизились к ней метров на сто, да и то – не полностью. Она краснела в тумане как огромная ягода клубники, утонувшая вершиной в пене взбитых сливок. Здесь Чочо, всю дорогу шедший впереди, вдруг сказал: