— Неужели ты действительно хотела от меня все скрыть? — спросил он чуть погодя. — Зачем?

Софи разомкнула объятия и, серьезно заглянув ему в глаза, проговорила:

— Я прочитала записку от … От мадам Дюран. И решила… вам не мешать… Я не хотела обременять тебя собой… А потом еще и ребенок… Ты ведь любишь свободу… разнообразие… Мне бы было тяжело жить с тобой и знать, что этот брак для тебя — тяжкая ноша… Я боялась, что ты постепенно станешь меня ненавидеть…

— Какая же ты глупая! — горячо воскликнул Дэвид, качая головой. — Как ты могла до такого додуматься?!

— Но ты же не станешь отрицать, что у вас с мадам Дюран были близкие отношения?

— Не стану. Действительно были, — спокойно ответил Дэвид. — Но тогда я еще не знал, что люблю тебя… Ее больше нет в моей жизни, ясно? Для меня сейчас существуешь только ты и наш ребенок… Кстати, — вдруг на его лице появилась тревога и растерянность, и он осторожно спросил: — Ты хочешь его? Ты будешь любить нашего ребенка?…

Софи с минуту, огорошенная таким вопросом, удивленно смотрела на него, но потом вдруг вспомнила рассказ Жаклин о матери Дэвида, и ей сразу же стал понятен его страх. Безотчетный детский страх того, что его семейная жизнь сложиться так же, как у его отца.

— Я буду очень любить нашего ребенка, — уверенно и твердо произнесла она, а потом добавила: — И никогда не оставлю его…

— Я люблю тебя, — повторил он и снова обнял ее.

— Эй, — внезапно Дэвид ощутил, что его щека стала влажной, — ты что, плачешь? — он мягко отстранил ее от себя и озабоченно посмотрел на нее. — Доктор сказал, что тебе нельзя волноваться. Это опасно.

— Это я от радости, — сквозь слезы улыбнулась Софи, — а от радости можно…

— Осторожно, родная, здесь высокая ступенька, — Дэвид крепко придерживал Софи, когда они поднимались по трапу на корабль.

— Дэвид! — Софи возмущено посмотрела на мужа. — Я всего лишь беременная, а не тяжелобольная! Я прекрасно вижу, где ступеньки и сама могу ходить! — но не успела она это говорить, как неожиданно споткнулась о ту самую ступеньку.

— Вот видишь! — воскликнул Дэвид. — А говоришь, что сама справишься! Если бы не я…

— Хватит уже препираться! — раздался сверху голос Мишель. Они с Андре уже давно стояли на палубе и весело поглядывали оттуда на поднимающихся друзей. — Вы задерживаете других пассажиров!

— И то верно, — произнес тогда Дэвид и, не дав Софи опомниться, подхватил ее на руки и понес наверх…

МАРСЕЛЬ июнь-август 1887 года

Фабьен Легранд, щурясь от яркого утреннего солнца, задумчиво наблюдал, как стремительно надвигается берег Марселя. Вот уже вдалеке, возвышаясь над городом, показалась позолоченная десятиметровая статуя Пречистой Девы Марии на базилике Нотр-Дам-де-ля-Гард. Эта базилика была построена двадцать с лишним лет назад на высоком холме, на месте старой часовни, которая многие века принимала паломников и провожала с благословением моряков в дальние плавания, и сейчас являлась настоящим символом Марселя.

Где-то рядом послышался мелодичный женский смех, и Фабьен обернулся: по палубе прогуливались, весело болтая, шли две женщины, одна из которых была его жена Мари, другая — Стефани, супруга его лучшего друга. Мари, заметив мужа, помахала ему рукой и ускорила шаг. Фабьен с теплой ласковой улыбкой смотрел, как ее легкая изящная фигурка грациозно плывет по направлению к нему, и его сердце который раз защемило от безграничной нежности и любви… Они были вместе уже почти двадцати шесть лет, а он до сих пор испытывал к ней все те же пламенные глубокие чувства, как и в первые дни знакомства… Вопреки прошедшим годам, Мари, казалось, совсем не изменилась. Ее зеленые, с золотисто-коричневыми крапинками, глаза все также излучали необычайный свет и тепло, а фигура, несмотря на рождение двоих детей, не потеряла своей былой стройности и точености… Это была все та же Мари, всегда сдержанно-элегантная, но при этом такая тактичная, мягкая и открытая, в ней никогда не было и капли гордыни или высокомерия… Фабьен обожал в ней все, начиная от необыкновенных глаз и чарующей улыбки и кончая каждой оставленной временем морщинкой на ее лице и каждым седым волоском, которые редкими серебряными нитями терялись в ее всегда аккуратной прическе… И пусть злые языки долго после их свадьбы поговаривали, что им двигал только расчет и выгода, самому Фабьену было глубоко на это плевать, потому что он знал, что Мари — его женщина, его судьба, его единственная любовь… И она тоже об этом знала, безоговорочно доверяя ему и отвечая взаимностью…

— Вот и конец нашему путешествию, — мягко улыбнулась она, подойдя к мужу.

— Куда отправимся в следующий раз? — Фабьен обнял ее и притянул к себе.

— Мы еще не успели ступить на землю, а ты уже собираешься плыть дальше? — рассмеялась Мари. — Ты неисправим! Тебе никогда не сидится на месте, все время ищешь приключения! Удивительно, как тебе удается справляться с должностью префекта с таким непоседливым характером? В твои-то годы, Фабьен!

— О чем ты? Какие годы? — притворно удивился тот. — Мне всего двадцать пять!

— Ну-ну, дважды по двадцать пять! И еще чуть-чуть…

— Только никому об этом не говори, — заговорщицки подмигнул ей Фабьен и тоже расхохотался.

— Николя?! — ошеломленно в один голос воскликнули супруги Легранд при виде собственного сына, встречающего их у трапа корабля.

— Почему ты здесь? Ты же должен быть в Париже! — ничего не понимая, спросил его Фабьен.

— Что случилось? — с замиранием сердца тут же задала вопрос Мари. По потерянному виду сына, она поняла, что он здесь неспроста.

— Софи…, - начал Николя и запнулся. Он так долго подбирал правильные слова, для того, чтобы сообщить родителям о случившемся, но сейчас в конец растерялся и не знал, как начать.

— Что с Софи? — срывающимся голосом произнесла Мари и схватила его за рукав.

Николя, набравшись смелости, быстро выпалил:

— Ее похитили.

— Что? — переспросил Фабьен, придерживая под локоть жену, которая от волнения стала судорожно глотать воздух, готовая вот-вот упасть в обморок от такого шокирующего известия.

— Ее похитили, — повторил Николя и добавил: — И Мишель тоже.

— Николя! Какими судьбами? — к ним, сияя довольной улыбкой, подошел Эмиль Готьер под руку с женой, но, заметив странное выражение на лицах друзей, уже озабоченно спросил: — Что такое?

Мари сдавленно всхлипнув, уткнулась лицом мужу в грудь, поэтому ответил один Фабьен, голос его был глух:

— Николя говорит, что Софи и Мишель похитили…

— Как это понимать? — Эмиль встревожено посмотрел на молодого человека, его жена тоже с расширенными от ужаса глазами ждала, что ответит сын друзей.

— Это долго рассказывать, — в эту секунду из-за спины Николя вышла Катрин, которая до этого стояла чуть поодаль, оставаясь незаметной. Ее появление вызвало еще большее волнение среди родителей похищенных девушек.

— Я думаю, — продолжала тем временем Катрин, — нам всем стоит проехать ко мне домой, где мы сможем обо всем поговорить…

— Катрин, Николя, не мучайте нас, говорите же, — умоляюще посмотрела на девушку Мари, когда они все вместе наконец разместились в просторной гостиной дома барона де Обер. Сам хозяин особняка Филипп де Обер, дородный мужчина с пронзительными синими глазами, присутствовал здесь же. Сидя в своем любимом кресле у камина, он, внимательно следя за разговором, курил трубку, то и дело одной рукой поглаживая загривок своего верного дога, лежавшего тут же, у его ног.

— Девочек похитили три недели назад… — начала Катрин, — предположительно, их поместили на корабль и отправили в Бразилию…

— Почему вы сразу нам не сообщили об этом? — еле сдерживая эмоции, прорычал Эмиль.

— Месье Готьер, — Катрин посмотрела Эмилю прямо в глаза, — именно в этот же день вы отплывали из Канады и наша телеграмма уже ничего бы не изменила, а лишь прибавила вам лишнее волнение… К тому же на их поиски сразу же отправились Дэвид Паркер и Андре Бенуа…