Удар кулаком по лицу и сестра падает рядом с Рикой.

Холодная дрожь проходится по телу. К горлу подступают рыдания, истерика так близко, что мне стоит титанических усилий, чтобы не выдать себя, чтобы не издать ни звука.

Жуткое осознание приходит только сейчас. Я не спасу их. Никак. Я ничего не могу сделать. Это конец. Они умрут. И скорее всего я уже не дойду одна. Мне придётся вернуться. Или я даже не смогу вернуться — меня сожрут дикие звери. Я умру тут от голода. Или меня всё-таки сейчас найдут и убьют со всеми.

— Она ослепила меня и выбежала куда-то. Далеко не уйдёт, она где-то в этих домах. Или в лесу. — озлобленно пробасил лысый.

— Плевать на неё. Нам хватит и этих. Можно их трахнуть, с оборотня содрать шкуру, и потом съесть. Их мяса хватит на пару недель, если не убивать сразу.

Мне показалось, что я превращаюсь в живую статую. Мёртвое изваяние. Ещё немножко и меня не станет — до того мне жутко. Кажется, будто сердце остановится от страха. От осознания того, насколько плохой конец наступает. Я…. Мы все….

— Пошли! Если попадётся — хорошо.

Запах пота, проклятой осени, холода, заката. Привкус крови на языке. Приторный, железный, тошнотворный. Приглушённое мычание Рики. Потускневшие волосы Элики. Собственный страх, который бьётся в туманную завесу шока.

И мутный блеск лезвия старой косы, поросшей мхом, справа, так близко.

Секунда, словно удар в огромный гонг.

Амбал взваливает Рику на плечо, пряча её из зоны видимости.

Вторая, ещё один, более громкий.

Мелкий разбойник хватает Элику за ворот плаща и засасывает её губы в поцелуе.

Третья.

Они повернулись к сараю спиной, делая первый шаг куда-то….

Четвёртая.

Почему меня не стали догонять, как её? Они ждут, что я выйду?

Пятая. В ушах звенит бьющееся стекло, тысячи цикад, волчий вой.

Да, я выйду, сукины дети. И моё лицо станет последним, что вы увидите.

Словно во сне, я делаю рывок к косе. Поля зрения сузились до одного единственного объекта. Сама не понимая какими силами, следующим движением я оказываюсь достаточно близко к амбалу. По пальцам проходятся синие искры, истощая резерв, ударяя в мышцы безумной силой, оставляя раны на руках.

Коса со зловещим «вших» вгрызается в спину жирной твари. Словно зубочистка в яблоко. Прилагая чуть больше усилий, я вытаскиваю её, и не замечая ничего, кроме второго ублюдка, дёргаю лезвие у его шеи.

Но мощи, чтобы сбрить его голову, подобно стогу сена, мне не хватает. Бородач падает и начинает захлёбываться в крови. Несколько ударов обратной стороной лезвия мне приходится сделать, чтобы добить его. В темнеющих глазах агония, ужас и непонимание.

Чья-то мощная рука смыкается на моём запястье, и судорожно сдавливает его, получая последний удар косой по шее. Мне не хватает сил, чтобы отрубить голову упавшего целиком. Адреналин начинает отступать, и мне не хватает сил даже чтобы стоять.

Картинка перед глазами становится более чёткой. Кровь на руках — неистово алой. Прибирающий до костей мороз проходится по телу. Жуткое осознание…

Я…

Убила…

Первый раз я очнулась от заходящегося в истерике голоса сестры, и смачных ударов по щекам. Небо запомнилось чёрным, как смола. На его фоне рыжее пламя волос Рики казалось удушающим и жутким.

Я закрыла глаза, и погрузилась в тягучий дёготь беспамятства, где мне виделись образы разбойников, распадающиеся на части. Чьи-то крики, погоня, тошнота.

От тошноты я очнулась второй раз, поняла, что меня трясёт, морозит, и что-то подкатывает к горлу. Что было вокруг — я не понимала. Какие-то деревянные стены, сплошная комната без входа и выхода. И приторно-тошнотный запах лекарских трав, которые пихали мне под нос.

Мне показалось, что я не чувствую рук, будто они онемели, отпали. После очередного рвотного позыва я снова ушла в обморок.

И снова видела лица этих мужчин, которых я убила. Видела словно со стороны, как моё невольное оружие вгрызается в их плоть. Видела жнеца, вытягивающие их души из тел. Запах озона бил в ноздри, перемешиваясь с вонью трав, с металлическим привкусом крови во рту. Мне хотелось рыдать, но слёзы застряли в глазах острыми ледяными иголками.

Третий, окончательный раз я очнулась в момент, когда жнец обратил свой взор на меня, и двинулся в мою сторону. В костлявых пальцах он сжимал души убитых мною разбойников. И души эти извивались, выли и кричали, не желая покидать мир живых.

Меня окатило волной первобытного ужаса, выбивая воздух из груди, вырывая куда-то вверх, словно рыбу из воды на сушу.

С этим же судорожным вздохом, похожим на сдавленный крик, я вскочила. Дрожь колотила меня с неимоверной силой. Мне казалось, будто меня засунули в бочку и покатили по ухабам.

В глаза бил омерзительно яркий солнечный свет, трель птиц резала слух не хуже ножовки, вокруг пахло лекарствами.

Где я находилась? Кажется, в каком-то помещении. Кажется, в каком-то из этих проклятых Титанами домов. На куче непонятного вонючего тряпья, покрывавшего сено. В ногах у меня лежит Кошка. Она в обличии оборотня. Её сон беспокоен, рыжие ушки с кисточками подрагивают, мощные лапы слегка подёргиваются, хвост недовольно ходит из стороны в сторону.

Рядом со мной лежит Элика. Сестра не спит, она смотрит на меня. В упор. Странным, немигающим взглядом. В этих глазах смерть оставила свой отпечаток. Она видела… как я отняла чужие жизни. И она никогда этого не забудет. Как и Рика.

Как и я.

— Я рада, что ты в порядке. — сорванным голосом проговорила Лика. Под янтарём глаз пролегли мрачные синюшные круги, облизанные фиолетово-красным ободком, оставшимся после слёз. — Мы боялись, что ты умрёшь.

Произнесено это было слишком откровенно, слишком прямо.

Поменялось всё. Мы сами — изменились. И ничто теперь не будет прежним.

Я взглянула на свои руки, и мне снова почудилась ядовито-алая кровь. Меня ударило последним разрядом дрожи, и я сжала кулаки, решив для себя всё дальнейшее.

Это произошло. Значит, другого пути у нас не было. Мы сами пришли. И сами виноваты. Уже ничего не исправить. Так что путь один — вперёд.

— Ты спала? — вопрос заставил сестру сморгнуть.

— Да, немного.

— А Рика?

— Она тоже. Чуть-чуть. Мы дежурили по очереди.

— Сколько я тут провалялась?

— Со вчерашнего вечера.

— Скажи, вы готовы идти?

— Да… — сказано было тихо, с той самой обречённой решимостью, что переполняла сейчас мою грудь.

— Ждём когда Рика встанет, и в путь. Попробуй ещё поспать.

— Ладно. — и апельсиновые глаза закрываются, будто повинуясь приказу.

Пока я ждала пробуждения Рики, успела переосмыслить ещё кое-какие вещи. Ведь я чуть не продала жизни сестры и лучшей подруги. Как так вообще получилось? Почему столько предупреждений я пропустила мимо ушей.

Я прошлась по скрипучим половицам, стараясь издавать как можно меньше звуков. Рика пыталась меня чем-то отпоить. Судя по привкусу и запаху — ликорий. На ригрин другие травы и не подействуют. Рыжая залечила мои раны, как только смогла. Перемотала ссадины на руках, пропитала повязки какой-то целительской дрянью. Она, как и Элика, не бросила меня. Хотя, с другой стороны, куда им было уходить? Но как бы теперь ни сложился наш путь дальше — эти поступки мы не забудем.

Мои философские размышление прервали тихие стоны оборачивающейся Рики. Пантерка втянула когти, подобралась, шерсть начала уменьшаться, а тело перестраиваться. Вскоре рыжая подруга подскочила ко мне и сжала в крепких объятиях. Она спрятала голову у меня на плече и тихо всхлипнула.

— Спасибо. — приглушённо произнесла Рика. — Спасибо, Рейко.

Я прикоснулась в медным волосам, провела по ним рукой, и сама закрыла глаза. Я так устала. Но остался последний рывок.

— Скоро будем в Хладе, нам ещё чуть-чуть. — прошептала я ей на ухо. — Пора собираться.