— Ты глуп, мой сын, ты ничему не научился, — отрезал он. — Арайя не одна из твоих девиц, с которыми ты проводишь ночи. Она твоя будущая жена и Старшая Правительница. Ты обязан уважать ее, а взамен этого ты целуешь ее взасос, как уличную девку на веранде, когда кто угодно может войти сюда и начать распространять слухи по дворцу. Это просто нелепо!!!

Фазар сжал скулы. Его взгляд метнул недобрую стрелу в сторону отца, но он не смел перечить, сжав губы в тонкую линию он молчал.

— Ты уже взрослый мужчина и ты обязан вести себя в соответствии со своим возрастом и положением. Эта девочка настолько невинна, что не может устоять перед твоим мужским натиском. Она абсолютно неопытна, она даже не поняла, почему я выглядел таким сердитым, когда вышел на балкон! И ты вел себя совершенно недопустимо! Я бы сказал безрассудно, а безрассудство может привести короля к потере власти и трона!! — голос Шами гремел.

Лицо Фазара стало красным от гнева, глаза метали раздражение и неприязнь. Его природная красота стерлась, словно ее и не было, словно она была выдуманной, нарисованной маской, которая вдруг упала, обнажая истинное лицо хозяина.

— Если ты хочешь, чтобы я наследовал твою корону, — со злостью в голосе сказал он, — тогда ты должен смириться с тем, что я буду самостоятельно принимать решения! — его лицо было маской вызова.

— Полагаю, я также буду должен смириться с тем, что мой собственный сын смеет перечить своему отцу, более того, правителю его государства! — Шами начинал свирепеть. — Ты смеешь нарушать вековые традиции! Ты слишком горд собой, Фазар, слишком самоуверен! Ты не готов принимать доброго совета от того, кто по всем категориям является твоим наивысшим земным наставником! Да сохранит тебя Господь, мой сын! И пусть Он также хранит людей моего государства. Шами обмяк и облокотился на перила, он был слишком слаб, чтобы сражаться с молодостью и здоровьем. И мысль о том, что он не смог взрастить смирения в своем единственном сыне убивала его.

Фазар не выказал и намека на то, что он хоть как-то хотел помочь больному старику. Он стоял, словно каменное изваяние, отец не проявлял к нему тепла, только жесткие регламентации и правила, значит, и он не смеет протянуть ему своего тепла.

— Мое присутствие заставляет вас нервничать, мой господин, — Фазар развернулся, и двинулся в сторону залы. Войдя, он выпил пару стаканов крепкой настойки. Испорченный вечер, ничего, скоро… Скоро все изменится, и он сможет жить так, как он мечтал всю свою жизнь. Терпеть осталось недолго.

Арайя лежала в своей новой постели, и в руках крутила шар из лунного камня, который обнаружила в шкатулке, подаренной ее дорогой Каймилой. Он дарил связь с Луной, успокаивая, охлаждая страсти и тревоги. В ее нынешнем возбуждении он пришелся весьма кстати.

Скоро будет назначен день свадьбы и после свадьбы она переедет в покои ее мужа. От этих мыслей мурашки поползли у нее по спине. Господи, что сегодня с ней случилось, когда он прижал ее к себе, когда гладил ее тело, когда коснулся ее губ, а потом рвал ее рот на части в порывах сладостного желания. Она забыла весь мир, она летела где-то в неизвестности и невесомости, ее тело ныло, умоляя трогать его. Оно хотело его прикосновений, и было так жестоко лишить его этого наслаждения. Никогда ранее она и не подозревала, что она может испытывать такое удовольствие. Никогда ранее ничто не трогало ее сердца, кроме красоты раннего утра, огня полудня или вечерних лесных ароматов. Она любила лишь Бога во всем мире, точнее в том маленьком мирке, в котором она провела восемнадцать лет. И сегодня этот юноша, нет, уже мужчина, первый мужчина, который смотрел на нее так… странно, вызвал в ней то, о чем она никогда ранее не думала. Это был какой-то новый вид любви доселе ей незнакомый, и он сотрясал все ее тело только лишь об одной мысли о Фазаре. Еще сегодня утром она была уверена, что никогда не сможет смириться со своим новым положением, и вот сейчас, в ночи она не может спать от переполняющего ее счастья. Шорох у окна заставил ее насторожиться. Высокая мужская фигура показалась в проеме и в свете нескольких свечей в комнате Ари увидела Фазара. Его глаза играли весельем видимо от ее напуганного выражения лица. В руках он держал три садовых астры, которые он только что сорвал, и там было что-то еще, чего нельзя было разглядеть в ночи.

— Прости, радость моя, я напугал тебя, — он подошел и сел на край кровати.

— Мой отец не дал мне закончить то, что я пытался сделать, — его глаза игриво играли, было в них что-то недоброе, что-то, что Арайя не могла распознать, но чувствовала, как нечто пугающе притягательное. Он действовал на нее, как магнит на железо, она смотрела ему в глаза, не в силах оторвать от него своего трепещущего сердца. Ее женская природа требовала безоговорочного подчинения, он был ее мужчиной, Богом, она готова была сделать все, чтобы он не потребовал. Он прикоснулся к ней своей горячей ладонью, провел пальцами по мягкой почти детской щеке, опустился к шее, его взгляд изучал ее тело в полупрозрачном персиковом пинюаре. Вдруг он сжался в комок, несколько раз глубоко вздохнул и сказал:

— У тебя ведь сегодня день рождения, мой ангел, — он улыбался своей игре, — я хотел подарить тебе подарок, вот эти цветы, — он протянул ей астры, — и еще вот это, — в его руке что-то блеснуло. Фазар потянулся к девушке и надел ей на шею овальный медальон. Внешне он был украшен мелкими драгоценными камнями на фоне сияющего золота.

— Открой его, — попросил он.

Арайя подчинилась. Она открыла его и ахнула. Внутри находился огромный бриллиант, переливающийся в отблесках тусклых свечей золотыми оттенками.

— Фазар, — выдохнула она, — он великолепен! Спасибо, — она искренне обняла его за плечи, крепко прижимаясь.

— Тише, тише, — он нежно отстранил ее, — иначе я не смогу уйти, девочка, — его зеленые глаза стали темнее. — Этот медальон — наша семейная реликвия. Он передается из поколения в поколения от матери к сыну, чтобы он подарил его той избраннице, которая покорит его сердце. Бриллиант означает величайшую Любовь в этом земном мире, Любовь, которая сможет разрушить все преграды, которая устранит все препятствия, которая наполнит все вокруг состраданием, милосердием и самоотдачей. Этот медальон спасал и хранил наш род много веков, теперь он твой. Я носил его пять лет. Моя мама подарила мне его на совершеннолетие, теперь ты будешь его хранительницей.

— Спасибо, — еще раз прошептала Арайя. Ее сердце трепетало от чувства неописуемой благодарности Богу за дары сегодняшнего дня. Она была восхищена отношением Фазара к себе, его заботой, его неожиданной привязанностью, природу которой она не могла до конца и правильно понимать. Ее глаза наполнились влагой, и она не переставала крутить в руках медальон, пытаясь тем самым снять возникшую неловкость из-за ее слез.

Фазар не был тронут ее реакцией. Всем девушкам нравятся украшения, он не мог оценить ее внутренней благодарности даже по искренности ее преданного взгляда. Он погладил ее по волосам, взял цветы, сунул их в вазу, снова подошел, натянул на девушку белую атласную простыню, поцеловал ее в щеку и, пожелав спокойной ночи, тихонечко вышел.

Неописуемая буря захлестнула Арайю. Сон не шел. Ему некуда было приходить, так как все умственно-чувственное пространство девушки било в набаты внутренней революции. Этот неизведанный мир ее новой жизни оказался таким новым, что девушка едва могла дышать от переполняющего ее волнения. Она была влюблена в своего собственного жениха, и за своей наивностью она не могла увидеть возможных опасностей нахлынувшего чувства. У нее не было рассудка, который мог бы предупредить ее о коварности привязанности и одержания, о разумной природе мужчин, о придворных интригах и заговорах, об ответственности ее будущего положения. У нее не было ничего, кроме малюсенького росточка света, который сегодня ночью осветил все королевство невероятным благоуханием мирры, запаха, который никто не мог почувствовать, потому, что он так сильно отличался от привычного смрада и копоти. Арайя уснула под утро, умытая росой благости приходящего дня.