– Пациентка жива. Бледный цвет лица. Повышенная возбужденность, – «ужасный» продолжал осматривать меня, он не мог поверить, что я все еще жива. – Двойная доза оказала почти летальный эффект. Запишите это и подчеркните. Нужно сделать дополнительный расчет, – он вдруг обратился ко мне. – Что-нибудь видела сегодня во сне?

– Почти ничего, я все забыла, – робко ответила я.

– Может, хочешь нарисовать? Так легче?

– Да, очень хочу. Я видела в «солнечной комнате» своего дядю, он ко мне придет?

– Какой дядя? – удивился «ужасный».

– Он заходил, но был напуган, – с сожалением сказала я.

– Пациент испытывает эффект номер пять точка семь, – он снова начал говорить какие-то странные слова девушке позади.

– Почему он избегает и боится меня? – взволнованно продолжала спрашивать я.

– Расслабься, можешь порисовать. Нарисуй мне все, что ты видела сегодня во сне, – с натянутой улыбкой произнес мужчина и обратился к девушке. – Это совсем не тот результат, нужно поменять состав.

Мужчина отвернулся и вышел вон, за ним следом ушла девушка. О чем они говорили, мне было непонятно. Они же ученые, что-то исследуют. Наверно у меня какая-то редкая болезнь и они пытаются меня вылечить, но не знают пока как. Я посмотрела на свои руки, они были все в синяках, видимо, это результат моего забвения. Но самочувствие мое намного лучше. Мне даже захотелось порисовать. Я села за стол и взяла карандаш. В голове сразу возникли образы былого сна. Полная тьма, облако с крыльями, потом появился мой стол в блистающей короне. Рядом с ним скромно стоял мой стул с поникшей спинкой, он грустил о своей нелегкой жизни. Мне показалось, это несправедливым и рядом я нарисовала раскрытую книгу в сияющих доспехах, с металлической ножкой от стула в руках. Она хочет внести справедливость в этот мир, потому что она сама огромный мир, может даже больше, чем мир стола и стула.

Завершив свою работу, я отошла в сторону, чтобы полюбоваться ею. Она была мрачная, но справедливая. У меня заурчало в животе, пора бы подкрепиться. Пожалуй, я уже не помню, когда в последний раз у меня был аппетит. Плохое самочувствие не позволяло мне много кушать, просто не хотелось. Клавдия всегда ругала меня, говорила, что если я не буду есть, то очень скоро умру. А сегодня совсем другое дело. Не успела я об этом подумать, появилась Клавдия, вся белая как снег.

– Что это с вами? – взволнованно спросила я.

– Детонька, тебе нельзя больше здесь, не могу я так. Там такое, такое творится… – она села на стул и схватилась за сердце. – Ты должна со мной идти.

– Выйти отсюда?! Я вылечилась?! Я так мечтала об этом!

– Ты потише, не торопись радоваться. Дело это будет непростое, отсюда выбраться будет очень сложно, но есть у меня одна задумка, – Клава задумалась на мгновение. – Долго я ждала, да видимо ждать-то больше некуда. Ты должна мне полностью доверять, иначе нас с тобой ждут большие неприятности, – от этих слов становилось жутко на душе. Но сама идея о свободе толкала на все что угодно, и мне было неважно трудно это или легко.

– Клава, я тебе полностью доверяю. Что мы будем делать?

Клава начала очень тихо рассказывать свой план. Все должно было состояться сегодняшней ночью, потому что мне не будут делать укол. Клава сказала, что они высчитывают новый состав лекарства, поэтому я буду в сознании, и мы сможем убежать. Сегодня будет дежурить мой «дядюшка». Кстати, я узнала от моей подруги, что никакого дядюшки у меня нет, по крайней мере, это не тот плаксивый мужчина, которого я видела в «солнечной комнате». Он всего лишь охранник, который страшно увлекается просмотром телевизора на дежурстве. План Клавы был таков: она хотела вечером рассказать ему страшную историю о сумасшедшей, которая якобы бродит ночью по коридору. Клава уверена, что ему понравится эта история. Эта сумасшедшая очень опасна и вгрызается в горло всякому, кто встанет у нее на пути. Ее обычно не трогают, чтобы не сорвать эксперимент, просто надо сделать вид, что ты спишь, и ничего не произойдет. Учитывая впечатлительность этого плаксивого типа, история должна произвести незабываемое впечатление. Мне выделили роль, как в театре, я даже и не представляла, что смогу когда-нибудь сыграть кого-нибудь. Мне нужно было вырядиться в огромный балахон с длинными рукавами, распустить волосы и пройти с вытянутыми руками по коридору прямо, а в конце выйти в дверь слева, там меня должна ждать Клава. Она говорила, там будет очень темно, и мы сможем убежать, потому что лампочка перегорела сегодня в обед, а весь обслуживающий персонал сегодня не работает из-за какого-то то ли собрания ученых, то ли совета ученых, короче говоря, они все заняты в городе. Неужели я увижу настоящий город! С ума можно сойти от одной только мысли об этом!

Клава завершила свой рассказ, в десятый раз повторяя о том, чтобы я не отвлекалась ни на что и шла прямо к цели. Дверь она закрывать не стала, точнее она сделала вид, что закрыла ее, чтобы охранник ничего не заподозрил, и ушла. Я весь вечер примеряла свой костюм, репетировала походку, так сказать, вживалась в роль.

Как только за дверью стало совсем тихо, а так бывает только тогда, когда уходит «ужасный», тот, который сегодня осматривал меня, я стала прислушиваться. Он имеет такую привычку очень громко разговаривать. Клава мне говорила, что, возможно, он глуховат, кажется, после какого-то очередного эксперимента потерял остроту слуха. Когда он прощался с охраной, то всегда кричал, может, поэтому его весь персонал и боялся, думали, что он чем-то недоволен и зол. Он долго наставлял охранника на ночную смену, говорил как это важно и ответственно, и как только «ужасный» хлопнул дверью, я стала считать до ста очень медленно и вслух, как меня просила сделать Клава. Она научила меня считать, наверно, ей хотелось, чтобы напоследок, я продемонстрировала все навыки, которые получила здесь. Произнеся последнее число, я глубоко вздохнула, прежде чем открыть дверь. Мурашки побежали по коже. Я еще никогда в своей жизни не открывала ее. Правда, был у меня один неудачный опыт, но только после него мне неделю не давали еды. Даже при моем плохом аппетите мне к концу недели страшно захотелось есть, тогда Клава очень за меня переживала, она боялась, что этой голодовки я не переживу. И вот теперь я снова могу отрыть эту дверь.

За дверью меня ждал затененный коридор. Я вытянула руки перед собой и пошла. По телу то и дело проносилась легкая дрожь, мне действительно было страшно. Я шла по коридору и увидела на стенах разные плакаты, так хотелось остановиться и рассмотреть их, потому что они такие яркие, что манили своей необыкновенностью. Но в голове вертелось наставление Клавы: нигде не останавливаться и ни на что не смотреть. Эта мысль заставила меня пройти мимо. Коридор оказался очень длинным, возможно, это могло казаться из-за неизбежного волнения и страха. Мне даже не хотелось думать о том, что могло произойти со мной, а самое важное с Клавой, если нас поймают. Пока я шла, казалось, прошла целая вечность. Наконец, я увидела пост охраны. Плаксивый «дядюшка» заметил меня, потому что на его лице снова появилась та самая надпись, что и прошлый раз, но видимо что-то припомнив, он резко упал на кресло и закрыл глаза. Я прибавила шаг, казалось еще немного и он узнает меня. Для него я ходячий труп или, как он сказал, «зомби». Интересно, что значит «зомби»? Заметив дверь слева, она была единственной дверью на левой стене, я повернула ручку и поспешила выйти. За дверью ждала Клава, она тут же схватила меня за руку, и мы побежали куда-то. Бежали мы почти на ощупь, вероятно, она знала это место как свои пять пальцев, поэтому очень быстро нашла выход на улицу.

Мой трепет сложно было передать словами. Я впервые в жизни вдохнула свежий воздух. Мы бежали очень быстро в неизвестном направлении, поэтому мои легкие с непривычки так сильно сжимались, что мне стало трудно дышать, и появилась сильная одышка. Клава уговаривала потерпеть, она уверяла, что мы скоро будем в безопасности, и действительно, через какое-то время мы оказались в лесу. Я без сил рухнула на землю и никак не могла отдышаться. Какой сладкий воздух был вокруг меня, словно я не вдыхала его, а пила. Это был самый прекрасный миг в моей маленькой жизни. От восторга и радости у меня потекли слезы. Я приподнялась и облокотилась о дерево, а Клава сев рядом, обняла меня.