– Вот, совсем другое дело, – и мне улыбаются в ответ, – Пошли.

Смотрю на часы. Почти час ночи.

– Берт, ты как, на работу не проспишь?

– Не тревожься, я ведь раньше ни разу не опаздывала, помнишь? – она стрельнула в меня блеснувшим взглядом из-под шляпки, вложив в эти слова вполне понятное значение.

Ну, спасибо, дорогая, что не даёшь забыть… Но пора, хватит размышлять. И распахиваю ставни, в комнату ворвался прохладный порыв ветра, очень кстати остудив разгоряченный лоб.

– Прошу на выход, леди!

Она ошарашенно смотрит на меня и на окно.

– А ты что думала? Через Гилпинов пойдем? – ее напоминание о том, что не просыпает после… В общем, через дверь я идти не хочу. Я – не он! Глупо? Пусть. Теперь все – иначе.

А ведь я ее провоцирую, вдруг пришло понимание. Я делаю всё, чтобы она начала сомневаться. Начиная от тона, новых слов и манер, и кончая несуразным предложением лезть в окно. Пусть! Берта, не бойся, иди со мной. Со мной!

– Ой, Клайд… Я так никогда не вылезала в окно… Да я не умею…

– Зато я умею. Вперед! – от предвкушения прогулки нахлынуло озорное настроение, захотелось что-то сделать, чтобы Берта улыбнулась, рассмеялась. Пусть и ее захватит новизна!

И я легким отточенным пируэтом ухожу в заоконную тьму. Выпрямляюсь и оборачиваюсь. Роберта осторожно выглядывает и явно не знает, с какой ноги начать. Начинаю командовать.

– Шш… Ставь не ногу, а колено на подоконник. Давай руки… Шляпку сними пока, положи тут.

И ответный шепот…

– Клайд, осторожно! Платье… Ну подожди…

– Берта, черт!

– Что?

– Вернись и лампу погаси!

– Ой… Иду.

И через мгновение в комнате гаснет свет. На секунду пожалел об этом – чтобы поставить колено на подоконник, пришлось изрядно задрать платье, до середины изящного бедра… А теперь – темно. Не о том думаю… Но слишком бьёт в голову ее присутствие, слишком…

– Я тут!

– Давай. Колено. Руки мне на плечи. Ап!

– Ай! Клайд, Клайд!

– Чего?

– Я тебя не раздавила?

– Оо, как мне хреново-то… – это я замогильным шепотом.

И мы оба смеемся. Вместе. Надо ли говорить, что уронил я нас специально. Не удержался…

– Шш, Берта, тихо! Лежи!

Она удивленно поднимает голову и смотрит на меня. В лицо. Близко. Очень. Слишком близко. Ее дыхание на ночной прохладе почти обжигает. Глаза таинственно мерцают, завораживая, затягивая…

– Почему?

– Мы нашумели. Ждем пару минут.

– Аа…

Слышится что-то в ее голосе… Ждала других слов? Других действий? Ага, на голой земле и не снимая тройки. Мадам знает толк… Ерничаю… Пытаюсь так защититься от волшебства ее взгляда, ощущения тепла от ее тела… Получается не очень.

Роберта слегка поворочалась и послушно затихла. Лежим. Ждем. И мне расхотелось вставать. Вот же умник… В двух метрах шикарная кровать, а ему с сырой земли вставать не хочется…

– Клайд… Тебе разве не больно? Сильно же ушибся, наверное. Ну все, вставай. Простудишься…

И как-то ехидно вдруг добавляет…

– По-настоящему простудишься.

Вот оно что… Я теперь почти точно знаю, «в когда» попал. Клайди наш уже успел ей соврать про простуду. Делаю вид, что не расслышал.

– Берта, встаем.

И подал ей руку, она осторожно вложила в нее свою маленькую ладонь. Такая лёгкая… Вижу, что для неё всё это необычно, она замешкалась, поднимаясь. Поддержал под локоть, на мгновение мы прижались плечами и оба замерли. Почему? Я – понятно. А она? Ей ведь должны быть привычны прикосновения этих рук… Нет. Она уже видит и чувствует разницу, непонятную и странную. А я – не хочу, не хочу мешать этому. Вот надевает перчатки и поправляет шляпку. Молча переглянулись в слабом свете фонаря, ее лицо смутно белеет в полумраке. Серьезное такое… Я прислушался, быстро оглядел улицу, никого. Кивнул – идём. Выходим на Элм-стрит, темную и безлюдную. Тихо. Никого и ничего. На часах десять минут второго.

– Куда пойдем, Клайд? Только недалеко, хорошо?

Мелькнувшее в ее голосе смутное беспокойство сказало мне многое – она никогда ещё не выходила из дома в такой глухой ночной час, ни сама, ни с ним. Он никогда не звал ее вот так, просто пройтись ночью по затихшему Ликургу. Другое его интересовало в это время… Да, милый, в ее глазах ты все страннее и страннее. Роберта слушается, она все ещё любит и верит. Надеется… Потому и пошла сейчас… Ещё не со мной. С ним.

– Да, конечно, недалеко. Нам еще на работу утром. Ты когда встаешь обычно? – делаю вид, что задумался, – давай к реке пойдем? Погуляем по набережной.

Рискую. А если тут нет набережной? Но Роберта согласно кивнула, я галантным жестом предложил ей идти, дорогу же не знаю. Ох, сколько же проблем… А как хотелось бы взахлеб ее расспрашивать – а это что, Берт? А покажи мне… Расскажи… И бродить, бродить по этим безмолвным темным улицам, без страха, без сомнений. Говорить, говорить… Она бы рассказывала, и я тоже… Вместо этого – делать вид, что я все тут знаю… Что я – это он. Постарался, чтобы Роберта не увидела, как непроизвольно передёрнул плечами.

Она повернула направо и мы неторопливо пошли вдоль неширокой улицы, навстречу поплыли невзрачные дома, похожие друг на друга, как братья. После того, как Роберта погасила лампу, здесь не светится ни одно окно. Только редкие фонари освещают мощеную крупными булыжниками мостовую и местами неровный асфальт тротуара. Молчим. Осторожно посматриваю на нее, по сторонам. Лицо выглядит спокойным, но чувствую, что когда не вижу, она так же смотрит на меня. О чем думаешь, малыш? Что хочешь сказать, спросить? Ведь хочешь… Пришел, признался во лжи, сказал, что все теперь будет иначе, потащил гулять… И теперь – молчу. И что дальше? Что? Она хочет спросить… И не решается. И я понимаю, почему. Боится, не хочет снова услышать ложь. Мало ли что пришло Клайди в голову… Погуляет, поцелует… И уйдет. А завтра – все снова вернётся на круги своя, отговорки, пустые обещания, равнодушный взгляд. Постылая работа… И неотвратимо надвигающаяся катастрофа. Потому она молчит. Как же она ждёт хоть проблеска надежды…

В воздухе повеяло влагой, глубоко вдохнул, втянул носом воздух. Река близко, вот послышался тихий плеск медленно текущего величавого потока. Могаук. Но пора прервать неловко затянувшееся молчание. Роберта так и не ответила на мой вопрос.

– Так когда ты утром обычно встаёшь?

Вижу, как она чуть пожала плечами, явно услышав совсем не то, на что рассчитывала. По-моему, по ее лицу пробежала еле заметная досадливая гримаска. Прости, Берт… Нужно.

– Стараюсь в шесть тридцать, собраться, чай выпить. Еще идти минут двадцать. Клайд…

– Что?

– Ты никогда не спрашивал меня об этом.

– О чем? О подробностях твоей домашней жизни?

– Ну да… Странно как-то… Непривычно… Я не знаю даже, мне это приятно или нет…

Значит, встает в шесть тридцать. Дадим полчаса на утренние делишки. Семь утра. Чай. Семь пятнадцать. Одеться. Семь тридцать. Семь пятьдесят у ворот. В восемь на рабочем месте. Я, как начальник, приду, значит, чуть позже. Восемь десять. Не будем слишком важничать. Отлично.

– Мне просто это стало интересно, Берта. Разве так не бывает? Что-то заинтересовало – и спросил. Вот, спросил.

– Я понимаю. Но все равно странно. Ты какой-то не такой сегодня. Не как был…

Мягкий шум реки совсем близко, между деревьями уже виден неспешный поток, тут и там исчерченный серебристыми дорожками уличных фонарей по обе стороны.

– Пройдемся по набережной?

– Клайд… А если нас кто-то увидит?

– Не бойся, в этой полутьме трудно различать лица, все похожи одно на другое. Пошли.