– Один до Олбани, пожалуйста, в обе стороны с возвращением завтра вечером.
Берта задержалась у выхода на перрон, поджидая меня. Увидев, что я взял билет, она неторопливо пошла на платформу, давая мне возможность выйти и оглядеться. Вот и табличка «Ликург – Олбани». Время 8.30 на больших часах, висящих над выходом. Неспешным прогулочным шагом прохожу мимо Роберты.
– Устала?
– Немножко.
И расходимся, вижу, как она промокает вспотевшее лицо платком. Ничего, сейчас сядем и отдохнёт пару часов, а там уже я все возьму.
8.35.
В подошедшем поезде пять пассажирских вагонов, немногочисленная толпа пассажиров мгновенно растворяется в них. Я стою немного в стороне, вижу, как Роберта осторожно поднимается по крутым ступенькам, придерживая сумку. Что у нее там, нельзя было все в саквояж положить? Хорошо, кондуктор помог с вещами, вот Берта вошла в вагон и быстро направилась в его конец, в дальний угол. Спешит занять место и надеется, что сможем ехать рядом. Я тоже надеюсь, но прибывают пассажиры… Пора и мне. Когда вошел, Роберта осторожно приподняла руку, показывая – я тут. Мда… И с десяток попутчиков между нами. Пришлось сесть поодаль, но хоть у окна и видим друг друга. Переглянулись при виде соседей и оба слегка пожали плечами с обоюдным сожалением. Ничего, маленькая, скоро приедем и никто нас уже не оторвёт друг от друга. Поезд дрогнул, под днищем вагона лязгнуло и мы начали неспешно разгоняться. За широкими окнами поплыли здания вокзала, приземистые склады и мастерские. Да, эти пейзажи во все времена и под всеми широтами одинаковы – очень много красного кирпича и ржавого железа. Отвожу взгляд от окна и смотрю, как там Роберта, поставила саквояж рядом на пол и что-то ищет в дорожной сумке. Достает небольшую бутылку воды и потихоньку пьет. Молодец она у меня, делает, как я вчера сказал, а бутылку ей в сумку лично положил, напомнив о выволочке и походе за водой в туалет на фабрике. Попив, Берта посмотрела на меня, я кивнул, дескать, все видел, отдыхаем, все в порядке. Мне иногда кажется, что мы с ней уже вполне можем общаться глазами. Мой сигнал принят, Роберта чуть вздыхает и пристраивается смотреть в окно, я следую ее примеру. Интересно же, это она у нас местная, а я… Поезд неторопливо катится, особо не разгоняясь, да и куда тут спешить, все успеется. Окружающие здания и строения становятся все ниже, попадаются все реже. Между ними все больше зелени, дороги сменяются тропинками. В вагоне потемнело – проехали через небольшую чащу, после нее внезапно открылись поля от горизонта до горизонта. Мы выехали из Ликурга, поезд прибавил скорость. Смотрю в окно… То тут, то там мелькают амбары, здания складского вида, возле них видны фигурки людей, грузовики. Куда-то гонят стадо пятнистых коров… В полях двигаются трактора, еще какая-то техника, жизнь кипит. Люди тут работают много и тяжело. Цвет зданий в основном грязно-белый, многие явно по многу лет не ремонтировались. А вот небольшая деревня: одно и двухэтажные домики и непременный церковный шпиль в центре. Тут явно при закладке поселения первым делом обозначают место церкви и потом строят вокруг нее. Перехватываю улыбающийся взгляд Берты, она смотрит на меня. Смотрит с извечной женской заботой… Oна видит, как мне интересно все, ведь я тут никогда раньше не был. Словно слышу ее тихий ласковый голос – вот здесь мы будем жить, любимый. Это моя земля, мой дом. Я постараюсь, чтобы он стал и твоим. Я так тебя люблю… Все будет хорошо. Вдруг она стала очень внимательно смотреть в окно, дав знак и мне. Исполняю, но пока не понимаю, в чем дело. Берта подняла левую руку и прижала ладонь к стеклу, постучала по нему пальцем, привлекая мое внимание. Навожусь по направлению пальца… Вот оно что… За окном медленно проплывает указатель «Бильц – 2 мили». Вижу грустную улыбку… Совсем недалеко её семья. И они ничего не знают, не знают, что в эту минуту тут проезжает их дочь, готовясь обвенчаться с человеком, даже имя которого ей неизвестно. Которого она полюбила всем своим наивным и доверчивым сердцем. В которого верит, что не предаст, не обманет, не бросит. Что любит. Как же я люблю тебя… Берта украдкой достает что-то из кармана плаща и долго на это смотрит. Небольшой запечатанный конверт.
Мерный перестук колес так успокаивает, убаюкивает… Тихо говорит – все позади, Роберта, все теперь хорошо. Держу в руке небольшой конверт, завтра утром я опущу его в почтовый ящик, после того, как… Украдкой подняла глаза, cнова, в который раз, смотрю на него, на его лицо. Стараюсь увидеть, поймать взгляд. Еще и еще раз убедиться – все правда, меня не обманут, не предадут, не бросят. Ведь он обещал… Ведь он любит меня и я полюбила его… Голос рассудка все эти дни нашептывал – беги, уезжай, исчезни. Произошло что-то страшное, не от мира сего, не от бога, в которого ты веришь. Это искушение, грех. Ты еще вчера любила Клайда, а теперь… Готова отдаться незнакомцу, отобравшему его тело? Отдаться за то, что он помогает тебе и согласился обвенчаться? Грех, тяжкий грех. А если все еще хуже и он просто лжет тебе? И вот-вот произойдет непоправимое… Ты безрассудно едешь с ним и неизвестно, что ждет в конце пути… Венчание? Радость? Счастье? Или… Может, даже смерть. По коже пробежал озноб, а шепот все настойчивей, вкрадчивей… Ты еще можешь все остановить, сейчас будет станция. Выйди, вернись в Ликург. Все зависит от тебя, он не будет преследовать. Откажешь, передумаешь – он просто исчезнет… исчезнет… Голос рассудка, голос какой-то другой Роберты, спокойной, холодной, расчетливой. Не мой голос. Не мой? Вдруг послышалось, я увидела…
Глубокая ночь, берег Могаука. Костер… Наши негромкие голоса.
– Он говорил со мной, убеждал не идти к тебе. Говорил, что ты уйдешь, что никогда меня не полюбишь. Что возненавидишь… Так убедительно…
Моя горькая усмешка.
– Да, он умеет уговаривать и обещать…
Разум словно промыло холодной водой, затуманившийся было взгляд прояснился. Голос рассудка? Нет! Это голос сo дна реки, из мутной глубины, голос того, кто даже сейчас пытается вернуть себе власть надо мной… Прочь от меня, прочь! Замолкни навсегда! Безумие? Пусть! Какая бы сила ни привела сюда моего любимого, она хочет нам счастья! Я не знаю его имя, кто он, откуда? Он расскажет мне, он обещал, а я подожду, сколько нужно. Я ведь понимаю, что и ему сейчас очень тяжело. И я должна помогать, а не надоедать вопросами. Я верю ему… Все меня слышат? Я ему верю! Верю в свое чувство к нему, в его любовь ко мне. Его лицо, его взгляд, слова, все, что он делает – все это не может лгать, не может. Ну же, посмотри на меня, мне так нужен твой твердый внимательный взгляд. Как я хочу встать, подойти к тебе, сесть рядом, взять за руку, прижаться, положить голову на плечо… Скорее бы уже приехать, наконец, пойти вместе… Увидеть Ольгу… И – венчание. А после… Больше ничто не будет нас разделять, мы станем одним целым, навсегда. И шепот – замолкнет, навечно.
Посмотри на меня, милый незнакомец… Мой ангел… Ты ведь слышишь, чувствуешь? Да, это твой взгляд, он дает мне силу и уверенность. Пусть он бывает колючий, холодный и даже жестокий – за этим я вижу, что ты чувствуешь ко мне. А сейчас у тебя теплые улыбающиеся глаза, вот подмигнул ободряюще. А я попью воды, рот пересох. Посмотрю в окно… Скоро уже приедем… Ой… Вот же растяпа, Клайд у меня голодный, наверняка не позавтракал. Я ночью заметила, что у него ничего нет, кроме угощения его новой хозяйки. Мы все съели. А у меня в сумке – три сэндвича с сыром и сосисками, специально для него приготовила, надеялась, сядем рядом и накормлю его хоть так. А потом сели порознь, этот шепот… Забыла. Хороша невеста и почти жена… Клайда надо накормить, передать сэндвичи. А как? А что он делает? Тихонько прыснула от смеха – газету достал. Говорил, не нашлось времени, в поезде почитает. Что за газета? "Стар". Невольно поморщилась – там есть раздел светской хроники… Но надо что-то придумать, чтобы Клайд поел, да и сама проголодалась… Надо было тоже взять с собой какой-нибудь журнал. Журнал… Невесёлые мысли вдруг исчезли, я снова вижу яркое солнце, зелень полей и лесов за окном, слышу перестук колес, мы все ближе и ближе к Олбани, к новой жизни. Страхи Ликурга все дальше и дальше, хочется что-то сделать, может, даже, созорничать. Оглядела вагон, сидящих в нем людей, Клайда… Он отложил ''Стар'' и развернул ''Нью-Йорк Таймс'', такой смешной… Никто на меня не смотрит, а некоторые даже задремали, убаюканные покачиванием вагона. Собираюсь с духом и открываю сумку…
