— Мне бы такую уверенность, — отрезал Глеб. — Гар обещал, что я все пойму, когда стану настоящим радужником… Радужником-то я стал, а вот понять ничего не понял.

Клея хмыкнула:

— По-твоему, все тайны радужничества открылись бы перед тобой в первый же день? Нужно время, ты слишком торопишься.

— Да, может, и так, — нехотя согласился Глеб. — Но все же я ожидал другого.

Принцесса ухмыльнулась, но тут же переменившись в лице, сурово добавила:

— Об этом будем думать позже. А пока наслаждайся представлением. Оно ведь…

— В мою честь, я знаю, — закончил за нее Глеб, чувствуя, как губы невольно расплываются в улыбке.

— Именно, и, между прочим, оно обошлось королевству в довольно солидную сумму, — с напускной строгостью напомнила Клея.

Больше они не заговаривали. Девочку настолько захватило зрелище, что отвлекать ее было бы преступлением. А когда изображавший Гамлета актер-коротышка в тоскливой маске кольнул отравленным клинком «короля» (которого играл открывший представление «улыбающийся» золотоволосый), и тот, работая на публику, с причитаниями нарочито медленно завалился на спину, прямо на мягкий песок, принцесса ахнула и невольно прижала ладонь ко рту. По раздавшимся таким же многочисленным возгласам изумления Глебу стало ясно, что спектакль будет иметь успех.

Так оно и случилось. Стоило отгреметь последней фразе, как зрители повскакали с мест, взорвавшись аплодисментами, а на сцену, зарываясь в песок, дождем посыпались мелкие монетки.

Золотоволосый выскочил вперед и, раскланявшись, послал зрителям воздушные поцелуи. Глеб надеялся, что уж сейчас-то он, наконец, снимет маску, но не тут-то было. Неугомонный артист подбежал к первому ряду, по очереди поклонился Ванаку, дуксу Зелу и Клее, а затем схватив Глеба за руку, потянул его на сцену.

Опешив, мальчик позволил себя вывести.

— Вот в честь кого мы выступали благодаря приглашению его величества! — прокричал артист, проведя рукой по пышным волосам.

От этого жеста Глебу почему-то стало не по себе.

— Поприветствуем же нашего посредника и обретение им силы! — не унимался золотоволосый.

Горожане охотно зааплодировали пуще прежнего.

— Сегодня в полночь, там, где дорога соединятся с лесом, — вдруг прошептал артист.

Глеб удивленно уставился на него, но золотоволосый крепко сжал ему плечо.

— Не глазей на меня, — зашипел он через маску. — Не привлекай внимания. В полночь, приходи один.

С этими словами мужчина под аплодисменты как ни в чем не бывало проводил его на место. Глеб ошарашенно глядел, как артист с застывшей навеки улыбкой растворяется во тьме за сценой.

Глеб хотел рвануть за ним, однако очень некстати у его величества проснулась охота поболтать, и он был вынужден составить тому компанию до самого дворца.

Вечером Глеб, развалившись на постели у себя в комнате, обдумывал, как ему быть. Вернее, он и так это знал, и уже попросил Анкура незаметно вывести его ночью из дворца. Глеб понятия не имел, с чего это золотоволосому артисту вздумалось назначать ему встречу тет-а-тет, да еще и в полночь. Все, начиная от его голоса и движений и заканчивая спектаклем, выглядело не просто странно, а пугающе. Нет, вряд ли кто-то осмелился бы на него нападать после того, как он обрел силу радужника, но у него все равно неприятно сосало под ложечкой. А вдруг это еще один радужник? И вдруг у него тоже есть кулон, и он решил довести до конца миссию Рада, начав с него?

Глеб заставил себя успокоиться и принялся ходить по комнате — не двигаться было мучительно.

Он отлично помнил слова Гара. В этом мире было всего два кулона — один, принесенный им и сейчас покоящийся у него на шее, а другой — украденный у меченосцев радужниками и вновь «возвращенный» Радом. Он был у короля, и вряд ли тот согласился бы с ним добровольно расстаться, зная, какая ему грозит опасность. Конечно, существовал еще один, третий кулон, предназначавшийся такому же посреднику, как он сам. Но сейчас он был где-то в родном для Глеба, но бесконечно далеком отсюда Внешнем мире, а его хозяин даже не подозревал о своем предназначении. А может, кулон и вовсе сгинул за прошедшие столетия, найдя последний приют на дне океана или под многолетними слоями земли.

Выходило, что даже если тот артист и был радужником, то не представлял особой угрозы, поскольку не был способен радужничать в королевстве меченосцев.

В дверь осторожно постучали. Глеб узнал этот стук.

— Почти полночь, и у нас есть время проскочить, пока сменяется стража, — вместо приветствия выдал Анкур, когда он отворил дверь.

— Да, идем, — собравшись, согласился Глеб и, взглянув на переминавшегося с ноги на ногу мальчишку, добавил: — В чем дело?

— Меня это не касается, — замявшись, ответил тот, — но вы уверены, что хотите выйти за пределы дворца именно сейчас? В лесу и днем небезопасно, а по ночам уж совсем беда. Одних разбойников сколько. И еще тот вепрь…

— Мне обязательно нужно попасть наружу, — скрещивая руки на груди, упрямо проговорил Глеб. — Это очень важно, понимаешь?

— Ясно, как пожелаете, — обреченно отозвался Анкур и повел его по коридорам под мерцающим светом факелов.

Погруженный в раздумья Глеб не сразу расслышал, как тот что-то ему сказал. Он вопросительно уставился на еще более оробевшего мальчишку.

— Я хотел извиниться, — повторил Анкур.

— За что? — не понял Глеб.

— За то, что избегал вас все это время. Мы же подружились, и я знал, что вы радужник. Но когда вы оказались еще и посредником, то окончательно меня запутали. Ведь посредник для нас значит то же, что и его величество… А может, и больше, — совсем тихо, словно опасаясь, чтобы не услышали стены, добавил он.

— Ну, хотя бы теперь мы можем общаться как прежде? — улыбнувшись, спросил Глеб. — Так что, снова друзья?

— Друзья, — обрадовался Анкур.

— Даже не думай, — Глеб пресек попытку мальчишки кинуться ему в ноги. — Друзьям поклонов не нужно.

— Постараюсь, — смущенно ответил тот.

Анкур проводил его до расщелины в стене, по дороге раз десять уточнив, не нужно ли сопровождать его и за ее пределами.

В очередной раз поблагодарив его и отвергнув предложение, Глеб вышел за пределы Формоса и повернул к тропе. По утрам, когда еще было темно, он обычно сразу нырял в деревья и находил тропу уже там. Дело было в том, что путь из дворца до леса прекрасно просматривался с вышки над воротами. Но эта ночь выдалась облачной и совершенно безлунной, и было так темно, что охрана не заметила бы его, пройди он у них хоть прямо под носом. Однако сейчас Глеб бы предпочел иметь дело со стражей, чем идти на встречу с таинственным золотоволосым актером, не видя при этом ни зги.

Смотря себе под ноги, чтобы не потерять тропу и не споткнуться, Глеб добрался до первых деревьев. В лесу было еще темнее, хотя это и не казалось возможным. Будто чаща поглощала те последние частички света, которым удавалось пробиться через хмурые тучи.

Рука об руку с темнотой шла и гробовая тишина. Было настолько тихо, что Глебу казалось, что он слышит биение собственного сердца. Которое, кстати, билось все чаще.

И каково было изумление мальчика, когда в этом безмолвии, обжигая его шею горячим дыханием, раздался голос:

— Глеб! Мой дорогой, мой милый Глеб! — заключая его в объятия, сказал таинственный кто-то у него за спиной.

От неожиданности и испуга Глеб извернулся и дал незнакомцу под дых. Только секундой спустя он понял, что скорчившись от боли, на земле распластался тот самый артист из «Гамлета». Его золотые волосы светились даже в этой непроглядной тьме. На нем больше не было маски, и, хотя различить лицо было невозможно, его голос…

— Проклятье! К чему такая грубость? Глеб, ты не узнал меня? — продолжал вопить растерявший весь таинственный флер артист.

И Глеб узнал его. Еще до того, как из-за туч вышла луна и бросила свет на ослепительно белые зубы, роскошную прическу и модный по здешним меркам наряд, он уже был уверен насчет личности человека перед ним. И это настолько его изумило, что он, отступив на пару шагов, сам присел на траву и, глупо глядя на приводящего в порядок волосы Яна Гарта, воскликнул, скорее утверждая, чем спрашивая: