– Мы этого не знаем, – запротестовал брат Светоч. – Тормонд – человек принципов. Герцог Хорэна никогда не забудет, что Достойный VI был законно избранным Патриархом епископской Церкви.

– Конечно, он помнит об этом. Но Тормонд не позволит принципам помешать ему сделать то, что он намерен осуществить.

Тормонд подал знак пажу. Тот попросил тишины.

Герцог и сам выпил изрядную порцию вина.

– Поставленная перед нами задача успешно выполнена. Сегодня между Церковью и Конеком установлен мир, – осторожно объявил он.

Ликования не последовало. Раздались возгласы недоверия.

– Изабет и я провели четыре часа, беседуя с Патриархом, – Тормонд остановился. – То есть претендентом на мантию Патриарха Церкви, основанной святыми Айсом, Домино и Арктью. Мы обсудили обязанности Конека перед Церковью и ее обязанности перед жителями Конека. Мои друзья, новости хорошие.

Герцог хотел сказать еще что-то, но вино стукнуло ему в голову, и он замолчал.

Несмотря на неспособность Тормонда говорить, соглашения, достигнутые во время конференции, приняли форму и содержание. Форма эта оказалась непривлекательная. А содержание имело неприятный запашок.

Любому событию найдутся свидетели. Безымянные, незаметные слуги, которые всегда готовы все подробно описать.

Шестьдесят мужчин и одна женщина слушали слюнявую, невнятную речь Тормонда, в которой он оправдывал соглашения, заключенные с Великим. Герцог смог произнести ее, когда провел некоторое время без выпивки.

Конек признает броского Патриарха. Священники и епископы, отказавшиеся сделать это, будут переданы в руки нового епископа Антекса. Через пять лет он гарантировано станет членом Коллегиума. Его преемника, следующего конекийского принципата, изберет правящий герцог.

– И вы поступились собственной верой? Ради обещания мира, которое вам дал этот бесполезный шакал Бенедокто? Вы ничего не добились, милорд! Ничего! Он не сможет ничего предпринять, если отвергнуть его. Великий – слабак. Он ополчится на вас сразу же, когда возникнет такая возможность. Конекийский принципат не получит место в Коллегиуме, – взорвался епископ ЛеКруа.

Тормонд позволил духовнику излить свою ярость до конца.

– Во-вторых, мы обязаны истребить все еретические культы и веры.

Это требование Штриарха, исполнения которого он жаждал больше всего, неизменно вызывало бурю гнева. Даже проброские епископы были взбешены: Великий не имел права так беспардонно и беспринципно вмешиваться в дела, которые касаются исключительно Конека.

Брат Светоч угрюмо молчал: его предал друг.

Речь Тормонда стала более ясной. Впрочем его слова от этого не стали пользоваться большим одобрением.

– Конек обязан предоставить две тысячи восемьсот вооруженных солдат, дабы помочь покарать Кальцир за тот вред, что он нанес епископскому миру.

– Вы хотите сказать – семье Бенедокто, не так ли? – крикнул кто-то.

– Иначе говоря, племянник, вы согласились выполнить все те требования, которым мы сопротивлялись, когда он вторгся на наши родные земли, – сказал ЛеКруа. – И теперь в качестве премии вы дарите ему жизни наших юношей. Чтобы Великий смог излить свою злобу на ком-нибудь другом. Поистине дипломатическая победа, племянник. Во всех уголках Конека люди возрадуются. Они затанцуют на улицах, когда новости достигнут Хорэна.

Герцог был не настолько пьян, чтобы не понять, о чем говорил епископ. Эти плясуны, наверняка, вооружаться факелами и вилами и вознамерятся переделать историю своими собственным руками, посчитав за необходимое обзавестись новым герцогом.

Слезы наполнили глаза Тормонда. До сих пор он был уверен, что сделал удачный дипломатический ход. Зачем же эта ожесточенная злоба со стороны его друзей и советников?

– Позвольте мне дать вам совет, племянник, – рявкнул епископ Ле Круа. – Оставайтесь в Бросе до тех пор, пока солдаты, которых вы преподнесли Великому, не вернутся домой. В противном случае жители Конека могут причинить вам вред, воодушевившись миром, которого вы добились.

Даже пьяный герцог уловил угрозу и задумался. Как отреагирует Рэймон Гэрэт, когда вести дойдут до него? Да как захочет! Его поддержит большинство конекийцев.

Герцог Тормонд был одурманен. Брат Светоч хотел знать, почему этот человек так упрямо и настойчиво не замечает действительности. Не сделали ли в Кроисе что-нибудь с его рассудком?

Герцог Тормонд понуро покинул то, что, по его мнению, должно было стать грандиозным празднованием. Все прекрасно видели, что он разочарован и смущен.

Его сестра поборола врожденную скромность и выступила с разъяснениями ряда достигнутых соглашений. Всесторонние соглашения могли привести к значительным последствиям. Они касались Наваи, остальной Диреции, Кальцира, империи, не считая Конека, папских областей, Фиралдии и Церкви. Великий не установил никаких четких сроков выполнения его требований, за исключением пункта, который касался вооруженных людей: они должны быть собраны и отосланы в Брос к началу осенней кампании против Кальцира.

Изабет сказала, что ее муж обеспечит независимость Конека. Он отправит корабли и специалистов по ведению обороны, дабы помочь войне.

Брат Светоч не смог не отметить, что карательная экспедиция чудесным образом трансформировалась в войну. Последняя, вероятно, превратится в поход, поддерживаемый королем, который не принимал участия в подписании соглашения.

Изабет оказалась куда более прозорливым дипломатом, чем ее брат. В обмен за содействие короля Питера в покорении Кальцира Великий отпишет во владения Наваи остров Шиппен. И близлежащие острова. Шиппен имел достаточно большие размеры, и временами становился самостоятельным королевством. Его площадь намного превышала общую площадь всех дирецийских территорий Питера. Правда, земли Шиппена были куда беднее.

Изабет также сообщила о договоре Великого с императором Грааля.

Континент Кальцир с его прибрежными островками передадут империи и Аламеддину. Различные города и замки отойдут тем, кто оказывал помощь в завоевании. Однако они останутся вассальными территориями императора и короля Аламеддина.

Великий щедро одаривал своих подданных еще не завоеванными землями.

Победа в войне обогатит Питера. Ослабит мощь фиралдийских врагов Великого. И усилит могущество Иоанна.

Брат Светоч начал подозревать, что за слабостью, проявленной Тормондом, стоял более серьезный план.

Если Шиппен окажется под властью Наваи, Платадура немедленно станет оказывать влияние на востоке моря Прародительницы – на Сонсу, Датеон и Апарион. Особенно на Сонсу. В основном, торговля ее осуществлялась через узкий, опасный пролив Райп, который отделял Шиппен от материка Кальцир.

Брат Светоч подошел к Изабет.

– Я чувствую тайну. Куда клонит Иоанн? Что изменилось? С чего вдруг император Грааля становится другом Патриарха? Они враги от природы, как кошки и собаки.

Теперь уже все потеряли интерес к случившемуся.

– Долго удерживать это в тайне не удастся. Полагаю, я могу вам сказать, – зашептала Изабет. – У Иоанна только один сын. Лотару двенадцать. Он болезненный ребенок и потому не переживет своего отца. Иоанн хочет, чтобы право наследования осталось за семьей Игов. Великий как Патриарх, дал слово, что Церковь разрешит всем детям императора наследовать его место.

Интересно.

– Даже его дочерям?

– Именно. Кэтрин и Элспет, как никто другой, могут претендовать на трон. Цена? Иоанн должен помочь завоевать Кальцир. Вы же слышали о дележе земель.

Брат Светоч полагал, что за этим стоит еще что-то. Великий ничего так просто не отдаст заклятому врагу. Да и Хансел не покорится столь легко.

– А произойдет ли все это на самом деле? – поинтересовался чуть позже Майкл Кархарт. – Тормонд может пообещать Великому что угодно. Какие будут последствия, если он попытается подавить мэйзелан, деведийцев, дайншау, праман побережья Терлаги или свободомыслящих епископцев Конека?

– Он окажется в холодном и пустынном месте, – заметил редко говоривший Тембер Вирт.