Я охотно признаю, я была ревнивой, когда Каламити и Вельвет Ремеди начали сближаться. (И, оглядываясь назад, я должна задаться вопросом, было ли моё убеждение, что они были парой, уже точным или же самосбывающимся пророчеством?) Как же глупо я должна была себя чувствовать по этому поводу. Но дружба была и всё ещё является чем-то новым для меня. И мне предстояло много уроков, чтобы узнать о ней. (И много, много больше, если верить огромному количеству историй Спайка.)

Лишь только после того, как я смогла принять их близость и найти в ней утешение, моё сердце стало действительно достаточно открытым, чтобы принять Хомэйдж. У меня была дружба, но пустота в душе была гораздо глубже. Я хотела большего, чем товарищеские отношения. Я мечтала о любви и о физической близости.

Я также признаю, что когда Хомэйдж открыла для меня эту возможность, я была привлечена к ней из отчаяния. Но это изменилось. Она изменила это. Кроме того, я бы не стала винить пони, которые могли бы подумать, что наши отношения были быстрыми и краткими. Хотя и верно, что я встретила её в шкурке и гриве только в Башне Тенпони, но я много знала о ней и до того, как встретить её лицом к лицу, как и она знала обо мне. По правде говоря, я знала Хомэйдж почти так же долго, как я знала Каламити.

Правда, я не знала её глубоко и лично до Башни Тенпони, но кто действительно знает своих друзей в первые несколько недель? И я могла бы с уверенностью сказать, что связь у нас была построена ещё до встречи, и был заложен прочный фундамент. Я могу сказать это в значительной части благодаря честности, которую, я поняла, воплощает Хомэйдж. Честность, хоть и не без украшений, но всё равно настоящая.

Хомэйдж знает меня сильную, но она также знает меня слабую, худшую. И вместо того, чтобы отстраниться, она обняла меня. Она держала и утешала меня. И она сделала гораздо больше — она позволила мне близость, о которой я раньше только мечтала и, как правило, стыдилась этого в себе. С Хомэйдж мне не стыдно.

После того, как я увидела воспоминания СтилХувза, печальное понимание вкралось в мои мысли. Он был единственным из моих спутников, кто был в подобных отношениях. (Пока что... если только Каламити и Вельвет Ремеди не умудрились быть подлыми и хитрыми в намного большей степени, чем я им приписывала.) Как и у меня, у него был компаньон, которому он мог доверять, быть открытым и честным с ним. И так же, как и я, он предпочёл некоторые вещи скрывать от неё. Я совершенно уверена, он не рассказал Эпплджек про убийство, которое он совершил. И я, в моём случае, скрыла от Хомэйдж... ну, ещё одно совершённое им убийство.

Думая об этом, я внезапно увидела жуткую параллель.

СтилХувз однажды сказал, что я узнаю, что он не был "лучшим пони" (что, как я уже поняла, было истиной) точно так же, как когда-то узнала и она. Я могу лишь догадываться, что случилось между ними, но я знаю, что когда начали падать мегазаклинания, они были вместе. Думаю, что они пытались вернуть те отношения, которые были испорчены его секретами. И я также знаю, что в конечном счёте она оставила его. Она предпочла ему свою семью и оставила его.

И он живет с этим отказом уже две сотни лет. Один.

С болью в сердце и чувством неловкости я поняла, что отчаянно желаю поговорить с Хомэйдж. Если повезёт, я смогу сделать это как только мои друзья перехватят контроль над вышкой. Я задалась вопросом, смогу ли я поговорить с ней просто говоря в воздух. Но, судя по тому, что я слышала, мне скорей всего придётся самой придти на станцию, чтобы пообщаться с ней в живую. В любом случае, я решила рассказать ей правду. К лучшему или к худшему.

В отличие от хобби и увлечений моей одинокой юности, дружба действительно может заполнить ту пустоту в душе достаточно, чтобы пони мог быть счастливым. Хоть я обычно и не считаю свой опыт в Эквестрийских Пустошах чем-то счастливым, но я действительно была так счастлива здесь, как никогда не была в Стойле номер два.

Быть с друзьями — всё равно, что укрыться одеялом от холода. Это оплот, что делает вас сильнее. Связь, которая делает вас чем-то большим. Без друзей я была беззащитной, маленькой и слабой.

И, отклоняясь от темы, страдающей от чесотки.

* * *

Плетёная ограждающая забаррикадированные внешние ворота металлическая сетка потрескивала энергией. Охранники с забавой наблюдали за тем, как работорговец тащил мою тележку к Стене.

— Только одна? — спросила охранница. Она носила тяжёлую броню с боевым седлом, на котором крепился четырёхствольный боевой дробовик. Зрелище, которое заставило меня съёжиться. — Целая повозка только для одной? Расслабился, Гнаш?

Работорговец, тянувший мою повозку, лишь хмыкнул. Я почесала шею задним копытом и старалась не вздрагивать каждый раз, как повозку тряхнёт, пока мы ехали по разбитым каменистым улицам. У меня была несбыточная надежда, что рабам предоставляют ванны.

— Да ещё и такая маленькая, — сказал охранник-единорог в подобной броне. Я не заметила у него никакого оружия, за исключением его рога и копыт. Я подумала, делает ли это его более или менее опасным? — Если бы это был не единорог, я б сказал сбросить её в озеро.

Зуд был просто ужасен, мне захотелось и впрямь быть сброшенной в озеро. А также мне пришло в голову, что это был не первый раз, когда работорговец говорил о единорогах как об особо ценном товаре. Не шибко удивительно, учитывая, что единороги в Стойле номер два занимались технической работой благодаря возможности тонких манипуляций нашей магией. Я гадала, что же за работу Красный Глаз поручал нам. И, наверное, я узнаю это достаточно скоро.

Пока пони с четверным дробовиком держала меня на прицеле, её коллега-жеребец опустил рычаг, вырубив электрический треск сетки-забора. Он нажал копытом на кнопку, и часть сетки-забора начала с грохотом сворачиваться, открывая нам проход. Пони с четырёхстволкой, как и два снайпера, скрытых в стальных бункерах, расположенных по обе стороны от ворот, продолжала держать под прицелом меня, одну-единственную единорожку в клетке, закованную в кандалы. Были видны головы патрульных пони, идущих по возвышению позади стены. Даже зная меня, чувствовалось, что это был явно перебор.

Грифон сделал вираж над головой, проверяя последнюю поставку, и улетел смеясь.

— Во имя сам-знаешь-кого, Гнаш, когда я только увидела её, подумала, что ты и впрямь притащил кобылку! — засмеялась кобыла-охранник, заставляя меня чувствовать себя ещё меньшей. — Я подумала, что должна бы хорошенько стукнуть тебе по голове, прежде чем Стерн доберётся до тебя.

Гнаш, мой "шофёр", лишь ещё раз хмыкнул.

— А это ещё что? — спросил охранник-единорог, глядя на меня. Его рог засветился, и ржавое зазубренное копьё повисло между мной и решёткой. Я отпрянула назад. Единорог нахмурился, подцепил наконечником копья окровавленную тряпку, обматывающую мой ПипБак, и стянул её.

Дерьмо! Я ещё не успела попасть за ворота, а план уже начал рушиться.

— О, — сказал он с противной улыбкой. — Думаешь, ты умная пони? — Он жестоко ухмыльнулся. — Давай посмотрим, насколько умной ты себя почувствуешь внутри.

Внутри? Неужели он намерен изнасиловать меня? Меня поразил приступ паники. Или просто проведёт через ворота?

Кобыла-охранник смерила его взглядом, а затем жестоко засмеялась.

— О, пожалуйста, сделай это! Чёрт, я даже хочу помочь тебе её удержать! — она одарила своего спутника злой ухмылкой. — Пятнадцать минут веселья... а потом неделю будешь чесаться в паху из-за кусающих тебя там сенных жучков!

Я вдруг почувствовала благодарность к заражённому сену.

Единорог отошёл назад, выглядя испуганным, затем хмуро посмотрел на кобылу.

— Тебе бы это действительно понравилось, не так ли?

— Больше, чем сама жизнь. — Какая отвратительная парочка.

— Вот ещё! — Он нажал кнопку, чтобы закрыть внешние ворота, и махнул копытом снайперу. — Пропускай! — Он одарил меня ещё одним взглядом, на этот раз полным отвращения. Его глаза наткнулись на мой ПипБак, теперь частично видимый под тряпками. — Да, и покажите её Доку Слаутеру. У неё один из этих терминалов на ноге, которые хер снимешь.