Я застала их в кухне. Сразу всех. Так удивительно было видеть эту семью в полном составе. Вечно занятый Кай постоянно пропадает на работе. Девчонки уже пошли в садик, где завели кучу новых друзей. И только мы с Евой – одинокие постояльцы квартиры. А здесь вся семья за столом. Завтракают ароматными блинчиками с чаем.

– Кристиночка, доброе утро! – заметив меня в дверях, восклицает Ева, вытирая испачканные сметаной щечки Ариши.

– Доброе, – улыбаюсь, проходя вглубь комнаты.

– Садись за стол, я блинчиков напекла, – слишком уж бодро и весело произносит Ева. Мечется по комнате. То за тарелкой побежит, то к плите метнется. Складывается впечатление, будто она делает это специально. Не хочет встречаться со мной даже взглядом.

– Ева, сядь на место. Кристина, у нас для тебя новость, – подтверждает мои догадки Кай. Ева, услышав грозный голос мужа, кивает и, понурив голову, подходит к детским стульчикам, за которыми вовсю уплетают завтрак малышки.

– Кристина, – Кай отставляет подальше от себя пустую кружку из-под кофе, поднимает на меня взгляд. И в глубине его карих глаз я читаю свой приговор. Сердце замирает от страха в ожидании его слов.

– Мы приняли с Евой обоюдное решение: на лето ты уезжаешь к бабушке. Я приставлю к тебе охрану. Пока здесь не решится вопрос безопасности, ты побудешь там.

– Хорошо, – киваю, с удивлением смотря на них. Не могу понять, почему все такие нахмуренные. Я и так, честно говоря, собиралась на каникулах у бабушки пожить.

– А когда я уезжаю?

– Сегодня. Через полтора часа за тобой приедет машина, – произносит Кай. А я смотрю на него растерянно.

– Но… могу я хотя бы пару дней с девочками провести… Я так скучаю по ним, мы ведь три месяца не виделись, – едва ли не плачу от обиды.

– Нет. Уезжаешь сегодня. Все решено, – произносит он тоном, не терпящим возражений. Поднимается из-за стола и, ни с кем не попрощавшись, выходит из комнаты, что совсем не похоже на него.

– Привет, друг, – восклицает Леха, пытаясь перекричать шум дороги. Я закрываю дверцу машины, припаркованной на обочине проезжей части, и, подойдя к другу, пожимаю ему руку.

– Привет, брат, прости, что так экстренно. Да еще и на дороге встречу устроил. Спешу домой, переживаю за Еву. Она на восьмом месяце. Боюсь оставлять надолго одну, – при мыслях о ней в груди все сжимается. Несмотря на то, что приставил к жене и детям личную охрану, все равно спокойствия нет. Постоянно дергаюсь от мыслей разных. Поскорее бы найти урода и закрыть за решеткой.

– Я все понимаю, брат, – понимающе кивает Леха, закуривая сигарету. – Смотри, что я узнал. Друг наш месяц как с зоны откинулся.

– Я думал, что он сломался там. Так долго никаких новостей не было…

– Я связался с начальником тюрьмы, где он сидел, такое мне рассказал, – ошарашенно мотает головой друг, пропуская мимо ушей мои слова. – Пацан – кремень, терминатор настоящий. Коль, его давили, столько раз через пресс пропускали. А он – ничего! Создал банду свою, авторитет среди местных подзаработал за свою стойкую политику нежелания сотрудничать с властью. Там заварушка была одна. Вроде, как со смотрящим из хаты закусился, тот по беспределу шел. Пацан на пику посадил его, так ни один сокамерник не сдал. Все промолчали как один. Вот всем и накинули срока за это убийство, – рассказывает Леха, и, внезапно остановившись, затягивается сигаретой. Смотрю на него, и самому курить хочется. Еле сдерживаюсь. Долбаные нервы! Хотя курить бросил, как только Ева девочками забеременела. Уже четвертый год пошел. И не хотелось особо. А тут прямо раздирает!

– Разбираться в падлу было, да и лишняя огласка ни к чему. Так что вышел на волю твой обидчик не молодым пацаном, а прокаченным мутантом. У него прозвище Хищник, – продолжает рассказывать Леха.

– Твою мать, – сплевываю в сторону, хватаясь за голову. Расклад получается печальным… Черт возьми, и нужно было ему активизироваться именно сейчас, когда мы особо уязвимы. Ведь увезти Еву никуда не получится из-за большого срока беременности.

– Я по своим каналам раскидал ориентировки. Наведывались мы на хату к его дружкам по зоне. Везде пусто. Будто свалили куда. Ни следа от них, – вздыхает Леха, а я начинаю закипать от осознания своей беспомощности.

– Слушай, он же должен ходить отмечаться куда-то после зоны. Идет ведь как опасный преступник, – пытаюсь придумать хоть какой-то вариант его поиска. Ведь не может быть, чтобы человек вот так просто затерялся в толпе. Тем более тот, кто всего месяц назад вышел из мест лишения свободы.

– Должен. Коль, будем ждать. Пойми, тут ситуация усложняется его папашей приемным. Бес, помнишь такого?

– Как же не помнить, – нервный смешок слетает с моих губ, в то время как я бросаю на Леху раздраженный взгляд, – Руслан ведь из его банды был.

– Так вот, в прошлый раз строгий папаша в наказание за непослушание сына, умыл руки от участия в его судьбе, поэтому никто за него на зоне не заступался. Бросили, как говорится, мальчишку к акулам. Все это время Бес следил за жизнью пацана. Ему постоянно докладывали с зоны новости о Руслане. К концу срока, когда Рус особо-то и не нуждался в нем, предприимчивый Бес решил сменить свой гнев на милость. Встретил сыночка возле ворот тюрьмы в день освобождения с распростертыми объятиями. Мол, сын мой, ты достойно прошел испытание, я снова принимаю тебя в свою семью.

– Вот это родитель, – просто в голове не укладывается, что бывают такие семьи. – Так пацан не дурак же. Неужели простил отца?

– Думаю, вряд ли, – морщится Леха, докуривая в несколько затяжек сигарету, и отбрасывает в сторону окурок. – Затаился, скорее всего. Я тебе говорю, Коль, судя по рассказам очевидцев, там маленький звереныш в настоящего хищника превратился.

– Ясно. Леш, как только будут новости, сразу звони, – достаю из кармана телефон, проверяю на непринятые. Черт возьми, уже в настоящего параноика превратился.

– Конечно, брат. Дочке хоть не сильно досталось? – спрашивает Леха, пожимая на прощание мне руку.

– Да, нет. Отделалась испугом. Пара царапин, – чувствую, как снова начинает трясти при одном лишь упоминании о похищении Кристины. – Леш, из-под земли достань, любые деньги заплачу. Но мразь эта должна быть наказана, – произношу сквозь стиснутые зубы, потому что всячески пытаюсь сдержать рвущуюся на волю ярость.

– Договорились, брат, будем на связи. Езжай к жене и слишком не накручивай себя, – киваю в ответ на его тираду и, развернувшись, направляюсь к мерсу. Думая о том, как легко давать советы, наблюдая за ситуацией со стороны. А когда твоим родным угрожает опасность, весьма трудно сдерживаться и оставаться рассудительным и спокойным.

Запрыгнув в машину, несколько минут сижу в полной тишине. Пытаюсь хоть как-то взять себя в руки. Набрав номер секретарши, оповещаю ее о том, что в Управлении сегодня не появлюсь. Ссылаюсь на важные переговоры. Завожу мотор и срываюсь с места, спешу как можно скорее оказаться рядом с ней.

Ева на кухне. Моет посуду. По напряженной, натянутой, словно струна, спине понимаю, что она на грани.

Не могу больше ни секунды быть вдали. Мышцы сводит от необходимости почувствовать ее.

Подхожу сзади, утыкаюсь носом ей в шею, обнимаю руками круглый животик. Вдыхаю с наслаждением ее аромат. Аромат моей женщины. Любимой. Единственной. Он всегда был для меня сильным наркотиком, лучшим лекарством. По одному только запаху могу определить ее настроение, даже беременность ее почувствовал самым первым. Потому что именно в этом состоянии Ева пахнет по-особенному волнительно.

Это – мощнейший коктейль запахов, способный напрочь лишить меня рассудка. Нежный аромат кожи любимой женщины, смешанный с едва уловимым, сладким запахом новой жизни, зародившейся внутри нее. Он творит со мной что-то невообразимое. Приковывает к себе ментально, физически. Так сильно, что вдали от нее меня едва ли не выворачивает наизнанку. И столько эмоций внутри меня, целый тайфун! Разрывает, сносит абсолютно, оставляя на поверхности только одно желание: быть рядом. Ласкать ее, наслаждаться ею. Дикое, животное желание оберегать, защищать от всех бед и опасностей.