Сейчас последуют ружейные выстрелы. Тем не менее я уверенно плыву дальше, все еще ожидая, что пули начнут щелкать по воде, но ничего такого не происходит… Набравшись смелости, я оборачиваюсь. Преодолев уже более пятисот метров, я практически в безопасности. Сипаи, стоя на пляже, жестикулируют, не прибегая, однако, к ружьям. Очевидно, они сбиты с толку: интересно, чья это голова виднеется там вдали, кому это взбрело на ум плавать посреди бухты в шесть утра? Ну и чудаки эти англичане! Не они ли собираются вечерами, чтобы посостязаться в умении закатывать в норки шары, подталкивая их палками, занимаясь делом чрезвычайно утомительным и отнимающим массу времени, тогда как, если пустить в ход руки, можно управиться с этой задачей в два счета? Вполне возможно, что кому-то из них, вместо того чтобы мыться у себя в комнате со всеми удобствами, вздумалось совершить утренний туалет там, где глубина достигает сотни метров!.. От них всего можно ожидать… Стало быть, открывать огонь по пловцу небезопасно. Лучше сделать вид, что никто ничего не заметил и заняться чем-нибудь другим…

Но сейчас не время строить догадки. Я быстро добираюсь до берега — течение помогает мне. За сорок пять минут удается достичь камней, возле которых я оставил свою одежду. Через четверть часа я уже сижу в своей комнате, и вскоре заходит бой с моим завтраком.

Я чувствую сильнейшую усталость, но в то же время я рад, что моя вылазка увенчалась успехом. Очень довольный собой, я прощаюсь с майором Хьюмзом.

Мы садимся на небольшое таможенное судно и вечером подплываем к Джибути.

Эти господа из правительства уверяют меня, что, узнав о моем задержании, подняли всех на ноги: написали сразу в Аден, однако ответа долго не было, они послали еще один запрос, и в итоге на все это ушло восемнадцать дней…

Я возвращаюсь в Обок, чтобы обзавестись на африканской земле своим домом. В моей жизни скоро начнется новый этап.

Славный Лассэнь приходит ко мне на помощь и отдает в мое распоряжение большое брошенное здание на берегу моря. Именно здесь я разместил своих промокших пассажиров, когда мы потерпели крушение на рифе. После незначительного ремонта дом обретает жилой вид. Раньше тут находилась частная резиденция управляющего Гранжана, предшественника Лассэня. Эта личность оставила о себе яркие воспоминания, как о султане вполне в восточном духе. Находясь в полном уединении, будучи недоступным для какого бы то ни было контроля, он извлекал пользу из своего могущества, несмотря на скудные ресурсы и нищету, царящую в этих краях. У него была жена-арабка, которой он ни в чем не отказывал. Ее юный брат, поваренок Абдаллах Одени, тиранил всю деревню, поскольку для госпожи, его сестрицы, не было ничего невозможного.

Но даже самые прекрасные вещи на свете имеют конец! Недовольные заговорили. Губернатор Паскаль, также живший в Джибути на широкую ногу, не мог потерпеть это государство в государстве. Он послал молодого управляющего Лассэня и еще одного коллегу с целью провести расследование на месте. В то время еще не существовало моторных катеров, и оба представителя высшей власти сели на скромное парусное судно.

Утром фелюга уже подплывала к Обоку. Однако судно попало в штиль, находясь в двух милях от берега, напротив окон резиденции; жалкого вида корабль покачивался на воде под лучами встающего из-за горизонта огненного солнца, сверкавшего в ясном небе. В бинокль Гранжан увидел своих несчастных коллег, терзаемых морской болезнью и отчаянно жестикулирующих в надежде, что им окажут помощь. Воспользовавшись этой заминкой, Гранжан решил привести в порядок все свои дела, так как голос его не слишком чистой совести подсказал ему, что чиновники прибыли сюда по долгу службы.

Дав им как следует испечься на солнце, в полдень он поплыл к ним на вельботе. На берегу их ждал превосходный обед, способный возместить ущерб, понесенный во время «ожидания приема». Уполномоченные воздали должное кушаньям, обильно запивая их вином. Оба хорошенько запомнили инструкции Гранжана и вернулись в Джибути, чтобы доложить об итогах поездки губернатору.

Но, как бы там ни было, есть вещи слишком очевидные, чтобы пытаться выдать черное за белое. После бурной двухчасовой беседы с глазу на глаз с Гранжаном губернатор Паскаль пришел к выводу, что здоровье резидента Обока сильно пошатнулось, и отправил его в отпуск. Гранжан так и не вернулся, он получил другое назначение и окончил свою карьеру губернатором где-то в Западной Французской Африке.

Итак, туземцы до сих пор с уважением вспоминают о Гранжане. И неважно, что он душил их налогами и эксплуатировал, главное — он говорил на их языке и соблюдал предписания их веры.

Его административная карьера вряд ли пострадала бы всерьез от подобных странностей, столь неуместных в дипломатической корпорации, если бы не предосудительные поступки, материальные доказательства которых делали его совершенно беззащитным. Его ум, активность, другие качества, необходимые человеку в колонии, и прежде всего прозорливость Гранжана, перестали быть источником опасности в среде безвольных функционеров, где властвуют могущественные царьки: теперь в руках у них была узда, действие которой можно было дать ему почувствовать, приди резиденту на ум фантазия слишком громко критиковать нерадивость своих коллег или разоблачать махинации начальства.

У меня до сих пор служит шурин этого знаменитого резидента. После того как его сестра вернулась в родную хижину, он пошел работать грузчиком. Впрочем, мусульманин легко и без сожалений переходит от изобилия и роскоши к нищете. Фаталистическое безразличие или, скорее, высшая мудрость…

Реставрация моего будущего жилища идет полным ходом; тем временем мне сообщают, что я могу отправиться за своей фелюгой на Перим, и я снаряжаю судно.

На острове я вновь встречаюсь с майором Хьюмзом, своим бывшим тюремщиком, который, кажется, рад, что мое приключение так успешно завершилось.

Замечу в скобках, что эти подтянутые спортивные англичане оказывают мне гораздо более радушный прием, нежели наши чиновники!

Как правило, после каждой такой встречи, когда скрытые пружины, приводимые в действие Великой нацией, перестают оказывать свое влияние, я приобретаю новые знакомства среди англичан, и порой они перерастают в прочную дружбу.

Мы отплываем с поднятым флагом, и все туземное население острова радуется под сурдинку, усматривая в том, что я остался цел и невредим, проявление чуда.

Матросы рассказывают мне, что после моего отъезда им сообщили, что я доставлен в Аден, взят там под стражу и, очевидно, буду расстрелян. Единственный выход для них — честно сознаться во всем, и переводчик любезно намекнул, о ком именно ждут от них показаний. После этого их отправят домой с хорошим подарком, полностью отпустив им грехи.

Будучи подготовленными к такому повороту событий, они выслушали все это спокойно…

Тогда в ход пошли угрозы, и многих из них угостили плетью.

Но мне сдается, что их не слишком сильно мучали, ибо они выглядят сытыми и отдохнувшими и очень гордятся привезенной оттуда пайкой сахара.

В самом деле, англичане всегда хорошо обращаются с пленными и не скупятся на сладости.

— Но где же Абди? — спрашиваю я, удивляясь, что его нет среди них.

— За ним пришли несколько дней назад, вскоре после твоего отъезда. От поваренка резидента мы узнали, что Абди посадили на военный корабль, отправлявшийся в Аден.

Надо срочно плыть в Аден. Я готов на все, чтобы спасти этого беднягу. Но не слишком ли поздно?..

Прежде чем продолжить рассказ, я должен поведать читателю об одной легенде, витающей над Аденом, таинственной, как история с привидениями.

В Адене живет целое племя джеберти. Это негры, уроженцы африканского востока, своего рода изгои. Муниципальные власти используют их для выполнения работ, от которых мусульмане (арабы или сомалийцы) отказываются. Например, эти люди занимаются вывозом нечистот, отличающимся в Адене особой оригинальностью.