Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«— Я дочь шейха Сонни-Азкия и делаю только то, что хочу, — ответила я, недовольная его бесцеремонностью.

«— Ты права, — продолжал он, улыбаясь, — потому что ты красива. Подари мне цветы, которые у тебя на шее.

«И он указал на венок из пурпуровых гибисков. Я протянула ему цветы. Он меня поцеловал. Мир был заключен.

«Тем временем лаптосы с канонерки и наиболее сильные люди нашего племени втащили судно под руководством моего отца в одну из прибрежных бухт.

«— Работы хватит на весь завтрашний день, полковник, — сказал старший механик лодки, осмотревший ее повреждения. — Мы сможем продолжать путь только послезавтра утром. Да и то лишь в том случае, если эти черномазые бездельники будут шевелиться.

«— Какая досада, — сердито проворчал мой новый друг.

«Но его дурное настроение очень скоро исчезло, так как и я и мои маленькие подруги старались изо всех сил привести его в хорошее расположение духа. Он прослушал наши самые красивые песни и, желая нас отблагодарить, угостил разными вкусными вещами, доставленными ему с канонерки для обеда. Он спал в нашей большой хижине, которую ему уступил отец, и сквозь древесные ветви шалаша, где я поместилась вместе с матерью, я еще долго видела, прежде чем заснуть, как мигал и расходился красными кругами по темной воде свет большого судового фонаря.

«В ту ночь мне приснился страшный сон: мой друг, французский офицер, спокойно спал, а над его головой носился огромный ворон и каркал: «Краа, краа, — сень деревьев Гао, — краа, краа — не спасет никого, — краа, краа, — ни белого вождя, ни его людей!»

«Как только занялся день, я побежала к лаптосам. Они валялись на палубе канонерки и ничего не делали, пользуясь тем, что белые спали.

«Я выбрала наиболее пожилого из них и сказала ему властным тоном:

«— Послушай, я видела сегодня во сне черного ворона. Он мне сказал, что тень деревьев Гао окажется в эту ночь роковой для вашего начальника…

«Заметив, что они не двигались с места, продолжая лежать лицом к небу и даже как будто не слушая меня, я прибавила:

«— И для его людей.

«Был полдень, и полковник собирался обедать вместе с другими французами в отведенной ему хижине, когда туда вошел механик.

«— Не знаю, что такое приключилось с нашими лаптосами. Они работают, не покладая рук. Если их усердие не остынет, мы сможем двинуться сегодня же вечером.

«— Тем лучше, — сказал полковник, — но я боюсь, что своей торопливостью они могут испортить работу. Мы должны быть в Ансанго только в конце этой недели. Лучше, я думаю, отплыть завтра.

«Я задрожала. Умоляюще сложив руки, я подошла к нему и рассказала о своем сне. Он слушал меня с улыбкой удивления на лице, а затем очень серьезно произнес:

«— Хорошо, милая Таннит-Зерга. Это решено: мы уедем сегодня вечером, если ты так хочешь.

«И поцеловал меня.

«Уже темнело, когда исправленная канонерка вышла из приютившей ее бухты. Французы, среди которых я видела моего друга, долго с нами прощались и, пока могли нас видеть, не переставали махать в воздухе своими касками.

Оставшись одна на шаткой пристани, я долго смотрела на течение реки и ушла только тогда, когда шум «дымного» корабля, «бум-барабума», совершенно заглох в ночной темноте[64].

Танит-Зерга сделала паузу.

— Эта ночь была для Гао последней. Я спала. Луна стояла еще высоко над лесом, когда вдруг залаяла собака, тотчас же замолчавшая. Вслед за тем, со всех сторон понеслись дикие вопли мужчин, потом — женщин… Тот, кто слышал эти крики хоть раз, никогда их не забудет… Когда солнце поднялось, оно застало нас, — меня и моих маленьких подруг, — бегущими со всех ног, спотыкаясь и задыхаясь, по направлению на север, куда нас гнали окружавшие нас тесным кольцом туареги, ехавшие на своих быстрых верблюдах. За ними следовали женщины племени, в том числе моя мать; все они были связаны попарно, с ярмом на шее.

Мужчин было мало. Большинство, вместе с моим отцом, храбрым Сонни-Азкией, осталось лежать под развалинами Гао, стертого еще раз с лица земли шайкой ауэлимиденов, намеревавшихся истребить посетивших нас французов с канонерки.

«Опасаясь их преследования, туареги нас торопили, очень торопили. Мы шли так около десяти дней, и, по мере того, как исчезали просо и конопля, наш поход становился все ужаснее. Наконец около Изакерейна, в стране кидалёй, туареги продали нас каравану мавров из Трарзы, направлявшемуся из Мабрука в Рат. Я почувствовала себя почти счастливой, когда мы пошли тише. Но местность, в которую мы вступили, оказалась сплошь усеянной камнями, и женщины начали падать одна за другой. Что касается мужчин, то последний из них давно уже был забит насмерть палками за то, что отказался идти дальше.

«Я еще кое-как бежала, и, по возможности, впереди других, чтобы не слышать криков моих маленьких подруг.

Когда одна из них свалилась, и было ясно, что она уже больше не поднимется, один из конвойных слез с своего верблюда и оттащил ее немного в сторону от каравана, чтобы убить… Но через день до меня донесся крик, заставивший меня обернуться. Кричала моя мать. Она стояла на коленях и протягивала ко мне свои исхудалые руки. В один миг я очутилась возле нее. Но громадный мавр, весь в белом, нас разлучил. На шее у него висели на черных четках ножны из красного сафьяна, из которых он извлек огромный кинжал. Я вижу еще до сих пор голубую сталь, впивающуюся в темное тело моей матери. Раздался крик, ужасный, страшный. Минуту спустя, подгоняемая ударами толстой плети и глотая горькие слезы, я опять побежала вперед, чтобы занять свое место в караване.

«Неподалеку от колодцев Азиу, на мавританских работорговцев напала шайка кель-тазолетских туарегов, данников великого племени Кель-Рела, диктующего свои законы всему Хоггару, и, в свою очередь, перебила их до единого человека. Туареги доставили меня сюда и принесли в дар Антинее, которой я понравилась и от которой не видела с тех пор ничего, кроме добра. Таким образом, твою лихорадку успокаивает ныне своими рассказами, — которых ты даже не слушаешь, — не простая рабыня: я — последний отпрыск великих сонрайских владык: Сонни-Али, истребителя людей и опустошителя стран, и Махомеда-Азкия, совершившего путешествие в Мекку во главе тысячи пятисот всадников и с триста тысячами митхалей золота в своем сундуке; я — последний отпрыск владык, безраздельно и неограниченно господствовавших над всей областью от Чада до Туата и западного моря, — владык, столица которых Гао возносила к облакам свои купола над всеми другими городами и, словно сестра неба, возвышалась над ними, как гордый тамариск над смиренными стеблями сорго.

XVI. СЕРЕБРЯНЫЙ МОЛОТОК

Во время событий той ночи, о которой я буду сейчас говорить, погода начала изменяться. Около пяти часов небо вдруг потемнело, и в душном воздухе обнаружились все признаки надвигавшейся грозы.

Я всегда буду помнить этот день: 5 января 1897 года.

Обессилев от жары, Царь Хирам и Гале лежали на цыновке моей комнаты. Опершись на парапет скалистого балкона, я подстерегал, вместе с Танит-Зергой, предвестниц непогоды — далекие молнии.

Они вспыхивали одна за другой, прорезая синеватыми зигзагами окружавшую нас глубокую тьму. Но при этом мы не слышали ни одного удара грома. Грозе не удалось зацепиться за вершины Хоггара. Она прошла мимо, оставив нас в нашей душной паровой бане.

— Я пойду лягу, — сказала Танит-Зерга.

Я уже говорил, что ее комната была расположена над моею. Освещавший ее балкон находился метрах в десяти над тем, где я остался стоять, опираясь на его края.

Девушка взяла Гале на руки. Но Царь Хирам не пожелал уходить. Запустив все четыре лапы в цыновку, он испускал гневное и жалостное мяуканье.

— Оставь его, — сказал я Танит-Зерге. — Один раз он может поспать и здесь.

Таким образом, на долю этого зверя пала значительная часть ответственности за разыгравшуюся после того трагедию.

вернуться

64

Все изложенные факты соответствуют отчетам и "Бюллетеню Парижского Географического Общества", от 1897 года, содержащим сведения о крейсерской флотилии на Нигере, в районе Тимбукту, под командой полковника Жофра. На вышеописанной канонерке, согласно тем же данным, находились лейтенанты Бодри и Блузе и священник Хаккарт, член "Конгрегации Белых Отцов". (Прим. советника Леру).

39
{"b":"633165","o":1}