Увидев Кесселя, он успокоился. Он попросил извинить его и сообщил, что он как раз занят теперь окончательными опытами над инсоляцией, я забыл какого именно тела. Когда же Кессель объявил ему, что я и сам собираюсь заняться исследованием некоторых рукописей, учёный человек даже стал любезен. Затем комендант сказал ему, что великий герцог просит профессора предоставить мне в этом деле все возможности. Профессор поклонился, но я понял, что содействия я от него не добьюсь. Это меня нисколько не огорчило. "У этого старого сумасброда, — подумал я, — свои причуды; но я сумею найти его слабую струнку, на которой и буду играть".

Спешить мне было некуда, и я решил дать себе недели две сроку, прежде чем приступить к той работе, которую мне поручил Тьерри; при случае я не прочь был заняться кое-чем и лично для себя.

Великое герцогство Лаутенбург-Детмольд, одно из двадцати семи государств, составляющих германский союз, имеет с севера на юг приблизительно сто километров в длину, а с запада на восток от двадцати до сорока. Население его состоит из 280.000 человек.

Шварцхюгель, последний контрфорс Гарца, единственная орографическая система, которая нарушает монотонность ганноверской равнины.

Что касается водных путей, великое герцогство ограничено Везером и пересекается Адлером. Мельна протекает по территории герцогства на большем протяжении, чем другие реки.

Добрая треть площади, занимаемой Лаутенбургом, покрыта буковым и еловым лесом, так называемым Герренвальдом, который начинается на севере герцогства. Остальная же часть представляет собой песчаную почву, с трудом поддающуюся обработке; но она весьма пригодна для развития здесь промысла, состоящего в обжигании извести и составляющего главный источник дохода государства.

В герцогстве два города. Из них Сандау, расположенный на равнине, имеет 22 тысячи жителей; это город исключительно промышленный. Столицей герцогства является город Лаутенбург, имеющий 40 тысяч жителей; здесь находятся резиденция епископа и апелляционный суд и расположены: бригада кавалерии, сформированной из 11 — го драгунского и 7 — го гусарского полков, 182 — й пехотный полк, полуполк артиллерии и небольшой отряд инженерных войск.

Образ правления конституционно-монархический; престолонаследие передается старшему в роде, не только по мужской, но и по женской линии. В конце XVIII века великая герцогиня Шарлотта-Августа единолично правила государством. Нынешний великий герцог Фридрих-Август обязан своей властью браку с наследной великой герцогиней. Лаутенбургские великие герцоги — непосредственные вассалы Вюртембергского короля, и посредственные — германского императора.

Государство Лаутенбург выбирает трёх депутатов в рейхстаг; два из них принадлежат к аграрной партии, один, представитель города Сандау, — социалист. Все трое входят, по праву, в герцогский совет, который собирается два раза в год в лаутенбургском замке; членами этого совета являются, также по должности, президент муниципального совета в Лаутенбурге и два советника, выбираемые своими коллегами. Прочие члены герцогского совета избираются гражданами великого герцогства путём ограниченного голосования. Председательствует в совете сам герцог. Постоянная комиссия из шести членов, аналогичная французским департаментским комиссиям, следит, в промежутках между сессиями, за ходом текущих дел.

Четыре раза в неделю я даю уроки наследному герцогу: два раза по истории, один по философии и один по литературе. Я являюсь для этого в его апартаменты, находящиеся в правом крыле дворца, центральную часть которого, как я уже сказал, занимает сам великий герцог; левое крыло отдано всецело великой герцогине Авроре.

В рабочем кабинете герцога Иоахима стены увешаны лучшими немецкими картами картографического заведения Киперта. Там два портрета — великого герцога и его первой жены, баварской графини Тепвиц, которая изображена с лютеровским крестом; она умерла три года назад. Герцог Иоахим точная копия матери.

Я никогда не видел воспитанника более прилежного, чем этот молодой принц. Он уже много знает, но, к сожалению, всё в одном плане. Я не очень бы удивился, если бы, по смерти великого герцога, государство Лаутенбургское сделалось имперской землёй.

Люди, которые никогда ни в чём не нуждались, могут самообольщаться, думая, что жизни, во всех отношениях полной комфорта, вполне достаточно для счастья.

Я счастлив. Мне нужно думать только о своих лекциях. Два или три учебника, неизвестные здесь, обеспечивают мне мою подготовку.

Да, повторяю, я счастлив. На днях я буду завтракать у великого герцога. До сих пор я три раза обедал у полковника Венделя. Его жена положительно ко мне расположена. Я дал ей несколько книг из тех, которые я привёз для

великой герцогини. Это очень любезная дама, и лучше быть в хороших отношениях с её мужем, полковником.

Обыкновенно я завтракаю с Киром Бекком, Кесселем и офицерами штаба. Время от времени является и маленький Гаген. При виде его все исподтишка посмеиваются, говоря, что сегодня он у великой герцогини в отпуску. К вечеру все исчезают, у всех есть какие-то дела и знакомства в городе; я остаюсь с одним профессором; иногда с нами засиживается и Кессель. Он больше молчит. Профессор разговаривает, но все его разговоры сводятся к жалобам: он ропщет на своего ученика, который не делает успехов.

Это не его ремесло. Вот покойный герцог другое дело; тот лучше умел понимать профессора. Это был человек с большой эрудицией. Как географ он, по-видимому, не имел себе равных.

Кессель допивает своё вино и спокойно замечает:

— Географ, который не знал, как обращаются с 77 — миллиметровым орудием.

Кир сердится и спрашивает:

— Вы, значит, отдаёте предпочтение нынешнему герцогу?

На это Кессель невозмутимо отвечает:

— Я не знал его высочества, великого герцога Рудольфа. Я знаю только, что великий герцог должен быть великим герцогом; он должен знать артиллерию, как тяжёлую, так и лёгкую, и тогда географы могут спокойно работать.

Странное дело. Профессор жалуется Кесселю, которого он, видимо, боится, а не мне, французу. Да, лояльность этих людей беспредельна.

Мы, французы, бываем довольны только тогда, когда мы играем в оппозицию. Здесь состояние умов вообще, и императорская полиция, организованная, надо сказать, изумительно, превращают людей в каких-то баранов; в сравнении с ними бараны Панургова стада могут казаться строптивыми и одарёнными воображением.

Я очень люблю прогуливаться днём по Лаутенбургу. Я в восторге от красивой немецкой формы, но от этой их страшной дисциплины мне становится как-то не по себе. На Королевской площади, против театра, два раза в неделю играет музыка 182го полка. Группы молодых девушек, с которыми я встречаюсь на гулянье, забавляют меня своим неуклюжим очарованием. Я убеждаюсь в справедливости слов, сказанных старым кавалерийским генералом фон Девитцем своему адъютанту.

— У этих молодых девиц, друг мой, есть порода, и ими, положительно, можно любоваться; это не накрашенные полудевы, это будущие матери; я отвечаю вам за целые поколения! Взгляните на вон ту блондинку! Посмотрите на её румяные щёки! А эта походка! Каждый шаг — метр и двадцать сантиметров. Как старый солдат, я вам скажу: это объедение. Гляжу на них и наслаждаюсь[82].

Я тоже наслаждаюсь, я тоже с восторгом гляжу на эту полную субординацию и на это совершенное понимание своего назначения; я припоминаю остроту, которую я слышал от французских офицеров, взятых в плен при Седане и привезенных сюда, согласно данной ими подписке: "Попросите немку сесть, она ляжет!".

Наступает вечер. Солнце зашло, окрашивая небо в красный и жёлтый цвета; в пивных шумно зажигают огни. Проходит продавщица цветов. Сегодня я обедаю у полковника; кстати, не купить ли букет незабудок для фрау фон Вендель?