— Видишь этот дом? Он принадлежит мудиру Набатиэ, Гу-сейн-бею-дервишу. Мне рассказывали, что с его террасы виден весь Ливан и две трети Сирийского побережья, от Хайфы до Триполи. Я захотела пойти поглядеть. Я не могла этому поверить. Но те, кто рассказал мне это, оказались правы. Какой вид! Позади — Гермон, хранящий обломки древнейших храмов древнего мира, — и там же берет свое начало река нового мира, Иордан. Напротив — Сидон, Сарепта, Тир, а там, налево, в Кармильском заливе, — мусульманский городок… Слушай хорошенько! — бедный городок, тихо умирающий у моря: Акка, Сен-Жан-д'Арк, — понимаешь? Вот где Бонапарт окончательно показал себя ниже своей судьбы. Да, впоследствии, несмотря на Аустерлиц и прочее, он только прозябал до самого Ватерлоо. Он должен был бросить Директорию, — ведь совесть его не стесняла, не правда ли? И, повернувшись спиной к Сен-Жан-д'Арк, идти на восток, все дальше и дальше, как две тысячи лет назад шел Македонец. Но, недогадливый человек, он думал о своих зачумленных солдатах и о жене, которая его обманывала, — о жене, этой маленькой дурочке, взамен которой Азия предложила бы ему всех своих Роксан и всех своих Барсин. О, какая бы это была судьба! Углубиться, не поворачивая головы, в сердце материков, объединить на своем пути бедуинов, персов, индусов, проехать вниз по реке Асезине, проникнуть в Серингапатан, расшевелить горячую еще золу Типпо-Саибо… Не думаешь ли ты, что это было бы красивее, чем поспешно вернуться, для того чтобы вышвырнуть нескольких депутатов, проделать горный поход и рисковать быть разбитым, кем? — стареньким австрийским генералом… Он оказался ниже того, что мог бы сделать. Она же была выше того, что сделала.

Я смотрел на нее в то время, как она говорила. Та ли это женщина, которая флиртовала в бейрутских салонах с бледными кретинами или проводила целые ночи за покером? О, эта чудесная земля Азия, где женщина может так свободно предаваться то политике, то вакханалии, и если перестает на минуту участвовать в шествии Адониса, то лишь для того, чтобы присоединиться к шествию Зеновии!

— Расскажи мне, — попросил я Ательстану, — расскажи мне о мисс Вильяме, прекрасной подруге леди Стэнхоп, и о Фатуне и Зифуне, ее друзских служанках.

Она улыбнулась. На минуту черты ее разгладились.

— Ты нескромен, — сказала она. — Сегодня вечером, если хочешь, в нашей комнате. А пока не забудь, что мы находимся у могилы.

Уже несколько минут, как солнце зашло за большие тучи. Зной стал тяжелым, как перед грозой, которая не разразится. Ательстана глубоко вздохнула.

— Уже два часа. Мы будем в Сейдаре не раньше чем в пять с половиной. Поедем, пора.

Мы медленно сошли с холма, направляясь к тому месту, где нас ждали лошади. Уже сидя в седле, Ательстана обернулась и еще раз взглянула на Дахр-эс-Ситт.

— Надо быть откровенной, — сказала она. — Во всей этой истории знаешь, что в конце концов сыграло огромную роль?

Деньги!

— Она умерла разоренной, — пробормотал я, с болезненным чувством вспоминая мои ночные размышления.

— Да, разоренной. Безыменные паразиты набросились на нее. Подумать только, что грандиознейшая судьба была сломлена этим жалким вопросом о пиастрах! Исключительнейшее существо оказалось во власти ростовщиков, сделалось добычей самого низкого в мире существа, — дельца!.. Что ты на это скажешь?

— Я никогда не слыхал, чтобы ты говорила с таким жаром. Она пожала плечами.

— Знаю, что я не права, — сказала она, — но знаю также, что ничего подобного не случилось бы, если бы ей не было уже за пятьдесят лет. Будь она на десять лет моложе, она, наверное, нашла бы средства не страдать от всего этого. Ведь правда?

Я глядел на нее, не понимая. Она рассмеялась и, сильно ударив своего коня, помчалась галопом по каменистой дороге. Только через километр я нагнал ее.

— Ты меня испугала, — сказал я. Лицо ее было уже по-прежнему ясно.

— Доволен ты поездкой? — спросила она.

— Очень доволен.

— Ты прав. Мне кажется, эта прогулка останется памятной в нашей жизни.

Возвращаясь, мы больше не сказали друг другу ни слова.

В Сайде нас ждал автомобиль. Он привез слугу, который должен был помочь Гассану отвести наших коней в Калаат-эль-Тахару.

— В дорогу, — приказала графиня Орлова.

Немного раньше восьми часов мы приехали в Бейрут. Ательстана приказала шоферу остановиться у "Отель-Рояль".

— Сойди, — сказала она ему, когда мы подъехали к гостинице, — и спроси в конторе, нет ли для меня писем.

Он тотчас же вернулся.

— Ничего нет.

Я не мог в темноте разглядеть лица Ательстаны, но почувствовал, что этот ответ был ей неприятен.

— Тем хуже! — сказала она хмуро. И прибавила:

— Сегодня вечером мне хочется кутнуть. Ты угостишь меня обедом в "Мирамаре". Потом посмотрим кино. Что там дают? "Тайна белого лотоса". Эго, должно быть, страшно интересно.

— К твоим услугам, — сказал я немного сухо.

Мне пришла в голову неприятная мысль: она рассчитывает, что наше совместное появление там завтра же станет известно м-ль Эннкен.

Там, шесть месяцев назад, я провел в компании с Вальтером ночь, которой никогда не забуду. Я был там еще три или четыре раза до знакомства с графиней Орловой, в силу малопохвальных чувственных влечений. Сколько событий произошло всего за несколько недель! Переступить этот порог значило сравнить мое настоящее с тем, что предсказал мне Вальтер… Несмотря на все мое старание отнестись к этому легкомысленно, я невольно содрогнулся.

На террасе были накрыты столы. Было много народу, особенно офицеров. Одни со своими женами, другие — с девицами и танцовщицами этого заведения. Теплый ветер дул с темного моря. Играл русский оркестр. Общий вид залы был довольно приятный.

Первый, кого я увидел при входе, был Гризо, саперный капитан, прикомандированный к полковнику Эннкену. Мы всегда терпеть не могли друг друга… Мне думается, что у него были тайные виды на Мишель. Если раньше я мог надеяться, что мое появление в "Мирамаре" с Ательстаной пройдет незамеченным, то теперь я мог быть уверен в обратном. Но странное дело, — эта-то уверенность и рассеяла мою мрачность. Я сел, разглядывая Гризо. Он намеренно отвернулся.

Белая суконная амазонка графини Орловой сделалась предметом общего внимания на террасе. Желал бы я знать, могли ли люди, гораздо более пресыщенные, чем я, сопровождать эту даму, не испытывая чувства гордости, которой я был полон в эту минуту?

Свет погас. На экране замелькали кадры фильма.

— Это еще глупее, чем я думала, — сказала Ательстана, закуривая папиросу, когда окончился нежный эпизод.

В эту минуту две руки закрыли мне глаза.

— Это я!.. Кто я? Угадай.

Я быстро повернулся и увидел Марусю. Она не заметила присутствия графини Орловой. Поняв свою ошибку, она остановилась у стола, испуганная моим взбешенным видом.

— Я не заметила. Простите… Ательстана смотрела на нее, улыбаясь.

— Познакомьте нас, — сказала она мне.

Я был ошеломлен и молчал, поэтому она обратилась прямо к танцовщице.

— Мне уже много раз приходилось вам аплодировать. Очень рада познакомиться с вами. Сделайте мне удовольствие, выпейте с нами бокал шампанского.

Терраса опять осветилась электричеством. Изумительная непринужденность графини Орловой восхищала меня. Все на нас смотрели, но никто не смел улыбнуться. Нужно было все обаяние Ательстаны, чтобы выйти с честью из этого ложного положения.

И она наполнила шампанским бокал, который протягивала ей рыженькая танцовщица.

— Вам надо, может быть, поговорить с капитаном?

— Правда, — сказала Маруся, робко глядя на меня. — Я хотела попросить его об одной услуге.

— Он, конечно, с радостью исполнит вашу просьбу.

— Вот… Я хочу поехать в Египет, где мне предлагают с первого ноября более выгодные условия, чем здесь. Но английские власти с большой неохотой выдают паспорта артистам. Я часто видала тебя… вас с капитаном Гобсоном. Я подумала, что вы могли бы сказать ему два слова обо мне.