— Уважаю Клода, — проговорил Генри, щедро разливая вино по чаркам, — этот хитрован никогда не разбавляет бургундское водой, в отличие от местных рестораторов. Хотя, надо сказать, у тех в ходу куда более крепкие напитки, хе-хе…
Олег отпил и поднял бровь. Хм, недурно, вовсе недурно…
Морган, внимательно следивший за ним, довольно ухмыльнулся.
— Я же говорил! Только ты закусывай, закусывай, а то здешнее винцо коварно — голова ясная, а ноги не идут!
— Это мы со всем нашим удовольствием!
Бобы с телятиной Сухов умял в охотку.
— На Тортугу я, можно сказать, затем и зашёл, чтобы посетить заведение Клода Латюфа, — проговорил Генри с набитым ртом. — Умеет готовить, каналья! Наверное, у всех лягушатников это в крови: умение крутиться в спальне и на кухне! Ха-ха-ха!
Ну, между первой и второй промежуток небольшой…
— Что думаешь делать? — спросил Морган.
Лицо его раскраснелось, глаза заблестели — вино разносило по жилам отобранную у солнца теплоту и силу земли, впитанную лозой.
— Не знаю, — честно признался Олег и улыбнулся уголком рта: — Можно, конечно, заняться борьбой с пиратством, но это скучно.
— Ещё как! — воскликнул Генри.
— Капёрское свидетельство получить недолго, — рассуждал Сухов, — но выходить в море впятером… — Он пожал плечами.
— Мой тебе совет, Драй, — энергично сказал Морган, — сходи, поклонись губернатору. Он мужик с понятием и ссудит тебе энную сумму. А будут деньги, и команду соберёшь. Тут куча народу прохлаждается, готовая резать хоть испанцев, хоть голландцев, да хоть чертей в аду! Что характерно. Только свистни, только помани.
— А долги с добытого вернуть?
— Точно!
— Хм. Есть смысл…
Ну, Бог троицу любит…
После четвёртой порции бургундского Генри изрядно захмелел. Олег держался, ибо пил умеренно. Разговор их не прекращался. Сухову было интересно, и он лишь изредка вставлял нужное слово, уводя Моргана к темам реально важным, расспрашивая «генерала пиратов» о нынешнем мире.
О Порт-Ройале, об испанцах, о кораблях, о местных знаменитостях вроде Франсуа Но, по кличке Олонец,[13] или об Эдварте Мансфелте, прежнем «генерале пиратов Ямайки».
— Сгинул старый Эдварт, — мрачно проговорил Генри, нетвёрдой рукою подливая вина. — Сгинул, ни за что ни про что. Он ещё в прошлом году пропал, а потом до меня вести дошли, что Мансфелт всё это время в тюрьме у испанцев просидел. И похоронили его там же, на тюремном кладбище, совсем недавно. Что характерно. А ведь говорил я ему! — возвысил голос Морган, припечатав столешницу кулаком. — Говорил — прислушайся! А он всё отмахивался. Вот и отмахался…
Поглядев на Олега неожиданно твёрдым взглядом, Генри сказал негромко:
— Предупреждали его, чтобы не ходил в последний свой поход. Всё как есть расписали. Я узнавал потом: сбылось предсказание! До мелочей!
— Предсказание? — подивился Сухов.
Морган, будто в растерянности, потёр подбородок, но решился-таки, не стал таиться.
— За неделю или за две до отплытия, — начал он, — Мансфелту принесли письмо. Писала ему женщина, скорее даже девушка… Никто не знает имени той девицы, а кто сподобился видеть или врут, что видели, зовут её Прекрасной Испанкой. Говорят, она изредка шлёт письма избранным, открывая уготованную им судьбу. Те, кто прислушиваются к её словам, избегают несчастий и самой смерти. Эдварт показал мне письмо от неё, я сам читал его! Она точно, в подробностях описала всё, что с Мансфелтом должно было произойти, называя места и даты. И всё это сбылось! Всё-всё-всё! Вот только Эдварт, старый упрямец, не поверил Прекрасной Испанке! И погиб…
Генри задышал неровно, зрачки его то расширялись, то сужались, а кровь отхлынула от лица. Сжав кулаки, он вымолвил:
— Больше всего на свете я желаю найти эту женщину! Никому я об этом не говорил, но и в себе такое держать — обуза страшная, тяготит…
— Я не болтун, — спокойно сказал Олег. — Ты хочешь узнать свою судьбу?
— Да! — выдохнул Морган. — Да! Увидеть Прекрасную Испанку — вот так, как тебя сейчас, и спросить у неё, что мне сулит будущее. Больше всего на свете я хочу этого! Всё своё золото я бы отдал ей, но никто, никто в целом мире не знает, где искать Прекрасную Испанку! Я рассылал шпионов по всему Испанскому Мэйну, спрашивал знающих людей, но не продвинулся ни на пядь…
Сухов внимательно наблюдал за своим собеседником и собутыльником. Генри действительно был взволнован, и не потому, что захмелел.
Вот тебе и пират закоренелый, узколобый уркаган…
Широким жестом Морган подхватил бутылку, глянул на просвет, ничего не разглядел сквозь тёмное стекло и встряхнул сосуд. Раздался плеск.
Генри удовлетворённо хмыкнул и вылил остатки в чарку. Опорожнив её, утёрся и стал подниматься из-за стола, не поддаваясь действию вина.
— П-пошли? — выдавил он.
— Пошли, — согласился Олег.
Покинув таверну, «тёплая компашка» направилась в порт.
Нетвёрдо ступавшего Моргана страховал могучий Том.
— Ну, обращайся, если что, — сказал Генри на прощание.
— Обязательно, — улыбнулся Сухов. — До встречи.
— Будешь в Порт-Ройале, заходи!
— Не премину.
Потоптавшись на улочке, извивами уходившей на запад, к Кайону, Олег расспросил дорогу к губернаторской резиденции и потопал переулком вверх, к Ла-Монтань.
Вспоминая свой разговор с Морганом, он похмыкал, качая головой. Действительно, в Карибском море можно пиратствовать, а можно и бороться с пиратством.
По чести говоря, ходить на абордаж и грабить купцов — занятие прибыльное, но не слишком почётное.
Нетрудно убедить себя в том, что флибустьеры суть неофициальный флот и ведут необъявленную войну с той же Испанией.
Кстати, в Старом Свете у Парижа с Мадридом идут очередные боевые действия, так что всё честно: там война по сухопутью, тут — война на море.
Всё равно…
Олег вздохнул. А что ты хочешь, собственно? Топить пиратов? Наводить порядок в Карибском море?
Прямо как тот бандит с Дикого Запада, который получает звезду шерифа и «чистит» город.
Что, на службу испанцам напрашиваться? Ещё чего не хватало…
Сухов усмехнулся — это его строптивая натура бунтует, не желает, видите ли, идти проторенной дорожкой.
Тут же всё подталкивает к одному-единственному решению, не оставляя достойного выбора, — набирай команду, капитан Драй, и выходи в море, как на большую дорогу. Грабь награбленное…
Скоро его вниманием завладели трое бледнолицых, обступивших четвёртого — краснокожего.
Белые были в чиненых ботфортах, драных панталонах и просторных рубахах, некогда белых, а нынче пропотевших настолько, что приняли тот оттенок жёлтого, который художники называют «изабелла».
Индеец был худ и грязен, а весь его гардероб составляли кожаные штаны. Смуглое лицо краснокожего словно вырезал кто из тёмного дерева. Слева, от уха до виска, тянулся шрам, розоватой полосой оголяя череп.
Сжимая в руке нож, индеец успевал не только оборону держать, но и переходить в наступление — одного из бледнолицых едва не пырнул в бок, тот еле увернулся, с бранью отскакивая. И выхватывая пистолет.
— Не трогать! — гаркнул Олег.
Нападавший развернулся к Сухову, вскидывая оружие, и в тот же момент индейский нож вошёл ему между рёбер. Незадачливый стрелок содрогнулся и рухнул на колени, роняя пистолет.
Двое его сотоварищей-собутыльников попытались с ходу наброситься на Сухова, но Драй был куда быстрей.
Заработав парочку порезов от олеговского палаша, разбойники с проклятиями удалились, причём весьма поспешно.
— Не ранен? — спросил Олег краснокожего.
Индеец понял его вопрос и гордо ответил на ломаном французском:
— Моя трудно ранить. — Подумав, он неуверенно добавил: — Спасибо.
— Не стоит благодарности, — усмехнулся Сухов, и представился: — Меня зовут Олег. Олег Драй. А ты кто?
Индеец ударил себя кулаком в грудь и отрекомендовался:
