Змееныш перестал казаться Кельмару паразитом и чужаком, их чувства отчасти смешались и уже не всегда можно было разобрать, кто является первоначальным источником того или иного желания – Кельмар или поселившийся в нем демон: эмоцию, испытываемую одним, разделял другой. Влияние змееныша на своего носителя возросло: он не сидел уже в уголке сознания, а пропитал своими выделениями всю душу командора, исказил все, до чего смог дотянуться. Однако, этот процесс не был однонаправленным: Кельмар теперь также стал яснее ощущать змееныша, и научился в какой-то мере контролировать его действия; также ему стало ясно, что некоторые его мысли и намерения змееныш, по-видимому, не способен ощутить до тех пор, пока Кельмар не позволит этим идеям проникнуть в основную часть сознания. Внутренний мир Кельмара изменился, и вместе с тем он понял, что не знал и прежнего себя. Тьма всегда таилась в нем, но он предпочитал ее не замечать, предпочитал верить в чужие правила и жить в согласии с внушенными ему идеалами. Теперь все изменилось: хотя он и не нашел истины, но осознал, что прежняя его жизнь была ложью – он словно ползал по поверхности вещей, не смея заглянуть внутрь и даже не имея такой возможности; змееныш прогрыз в нем дыры и под поверхностью своего мира Кельмар обнаружил необъятный и ужасающий лабиринт, полный удивительных тайн. Спектр его магических возможностей возрос, кроме того, увеличилась и сила Дара – не только из-за нескольких Постоянных Составов, которые он применил, но также в силу нового уровня осознанности: темный лабиринт его души, открытый благодаря змеенышу, позволял совершать поразительные вещи, показывал к достижению целей пути настолько тонкие и странные, что прежний Кельмар никогда бы не обнаружил их: он просто бы не понял, что именно нужно искать.

Сельдара проехала мимо командора на белой в яблоках кобыле. Она старательно не глядела в его сторону. Якоз следовал за ней, за ним – Хейн, привязавший поводья пегой лошади Крисель к луке своего седла. После рассылки писем Сельдара выпросила у Кельмара право совершать ежедневную прогулку в окрестностях замка; он позволил ей это, взяв слово, что девушка не попытается бежать. Два приставленных к ней министериала обеспечивали ее безопасность, служанка сопровождала ее для соблюдения приличий. Он проводил взглядом Сельдару и отправился в бараки, в ту часть, где разместили раненых вражеских солдат. Чадзайн Эльне, бывший сегодня командиром караула, коротко поклонился Кельмару и приказал открыть дверь. Сначала внутрь вошли четверо министериалов с мечами наголо: тут уже состоялась пара бунтов, подавлять которые пришлось без всякой жалости, после чего караулы были усилены, а внутрь орденцы заходили теперь исключительно группой и всегда с обнаженным оружием. Следом за министериалами вошли Чадзайн и Кельмар, за ними – трое оруженосцев. Двери за ними закрыли: несколько человек остались на улице. Кельмар прошел по бараку, разглядывая раненых и выздоравливающих. Повсюду он видел глаза, смотревшие на него со страхом и напряжением: пленники знали, что командор приходит сюда каждый день и забирает с собой одного человека, которого никто потом больше не видит, и гадали, на ком он остановит свой выбор на этот раз. Один из солдат смотрел совсем отчаянно, и Кельмар, которому в данный момент требовались ингредиенты, образующиеся в душе от унижения и ужаса, указал на него.

– Нет!!! – Заорал мужчина, когда оруженосцы направились к нему. – Нет! Нет!.. Только не меня!.. Только не меня!..

Он так отчаянно сопротивлялся, что одному из министериалов пришлось ударить его по лицу рукой, облаченной в боевую, усиленную металлическими пластинами, рукавицу. Это поставило точку в борьбе: пленник ненадолго лишился чувств, оруженосцы скрутили ему руки и поволокли к выходу.

– Куда вы его тащите?! – Крикнул кто-то.

Кельмар проигнорировал вопрос, как и несколько последующих реплик с разных сторон, но когда один из пленников привстал и шагнул вперед – ударил его кулаком в висок, жестоко и сильно. Пленник упал, несколько раз дернулся и замер: удар Кельмара, тело которого было изменено Постоянными Составами, проломил ему череп.

Оруженосцы отволокли жертву в цитадель, спустились по каменной лестнице, ведущей в подземелья, и там передали тюремщикам. Руководил тюремщиками Веталь Холбаг, министериал Лилии, также было несколько новых, завербованных из ильсильварцев, но большинство тюремщиков работали здесь еще при старом графе. Кельмар проводил долгие ночные часы в подземельях (Составы изменили его тело таким образом, что теперь он почти не нуждался во сне), а иногда заглядывал туда и днем, но не опасался предательства. В Тэннак каждого из них командором был помещен астральный червь – этих тварей, как оказалось, был способен порождать змееныш. Астрочервь влиял на человека примерно также, как змееныш влиял на самого Кельмара, только более грубо, с явными побочными эффектами, и не давал носителю таких способностей, каковые давал командору его демон. Кельмар иногда думал, что астрочерви похожи на змееныша в той же мере, в какой сам змееныш походил на своего зловещего и могущественного родителя – тень от тени того, кто, без сомнения, обладал великой темной властью.

Змееныш, к сожалению, не мог производить астрочервей без остановки: ему требовалось около часа для того, чтобы сформировать в своем теле зародыша, который затем мог быть помещен Кельмаром в любого незащищенного человека, достаточно было лишь коснуться его левой рукой. Кроме тюремщиков, черви были помещены в Тэннак всех его рыцарей, и в отдельных оруженосцев и министериалов: некоторые из них, он знал это, верили в благородные идеалы также, как и он когда-то – их следовало нейтрализовать в первую очередь, дабы исключить брожение в умах. Червь, попадая в душу, начинал заполнять ее своими выделениями: дремавшие в человеке пороки пробуждались и расцветали, а сострадание и честь отходили на второй (а затем на третий, четвертый, десятый…) план. Поначалу Кельмар опасался, что подобная тактика полностью развратит солдат и приведет отряд к анархии, но змееныш уверил его, что поддерживает связь со всеми своими червями, и не позволит им развивать те пороки, которые способны сильно ухудшить дисциплину.

«Гхадабайн поддерживает с тобой связь таким же образом?» – Спросил тогда Кельмар у своего демона.

Он ощутил нежелание змееныша отвечать на этот вопрос и сконцентрировал внимание на демоне и на вопросе. Он уже знал, что это иногда работает: змеенышу не нравились пристальные взгляды и сосредоточение ума носителя на идеях – демон ощущал дискомфорт, который становился тем сильнее, чем больше давил на него Кельмар.

Непонятно было, с чем связано его нежелание говорить: с точки зрения Кельмара, вопрос был вполне невинен. Но, возможно, змееныш негативно воспринимал любые расспросы о своем родителе, вне зависимости от их важности.

«И да, и нет», – недовольно пробурчал наконец змееныш и спрятал голову в кольца.

«И в какой части – нет?» – Заинтересовался Кельмар.

Он давил до тех пор, пока змееныш не ответил:

«И я, и черви – члены хора. А он – мелодия.»

Тюремщики приволокли пленного солдата в камеру пыток. Наблюдая за его поведением, слыша его трусливые животные крики, Кельмар пришел к выводу, что нужный ингридиент можно получить прямо сейчас, не заходя сюда повторно. Он приказал палачам заняться пленником. Пленника раздели, зафиксировали горизонтально и стали жечь его ноги факелом. Камера вскоре наполнилась запахом горелого мяса – если бы не вентиляция, дышать здесь стало бы невозможно. Мужчина истошно вопил. Кельмар спросил пленника – хочет ли он, чтобы мучения прекратились? Пленник заорал: «Да!!! Умоляю!!! Только пожалуйста… не надо больше!..» Принесли ведро, которое палачи и тюремщики использовали для справления нужды – сейчас оно было полным на четверть. Пленника освободили и бросили на пол.

– Жри, – приказал Кельмар, показав глазами на ведро.

Мужчина содрогнулся, его едва не вырвало от одной мысли о том, что придется поедать чужие испражнения. Он бросил умоляющий взгляд на командора.