Добравшись до дома, Мирис запер входную дверь и поднялся на второй этаж, в комнату жены.

Войдя, скривился:

– Ну и вонь. Только гадить и умеешь.

Адейри молча стояла посреди комнаты, опустив голову вниз. Мирис с усмешкой некоторое время разглядывал ее. Потом она подняла голову. Ему не понравился ее взгляд – слишком спокойный, отрешенно спокойный. Неужели решилась покончить с собой? Он надеялся, что они смогут пробыть вместе еще пару лет, прежде чем он ее полностью уничтожит. Ее попытки наесться крысиной отравы и украсть бельевую веревку для того, чтобы повеситься – это несерьезно. Если бы она хотела покончить с собой, она бы это сделала – тем или иным способом.

– Подогрей воду, убожество, – бросил Мирис, поворачиваясь к жене спиной. – Смотреть на тебя тошно.

Следом за ним она молча спустилась вниз и сделала все, что он велел: помылась, приготовила ужин и безропотно стояла рядом, ожидая, пока он поест и ей можно будет полакомиться остатками. Она ела один раз в день и большую часть времени проводила взаперти, в комнате, где были только кровать, платяной шкаф и ночной горшок. Мирис несколько раз уколол ее, но она, кажется, никак не отреагировала, только опустила глаза. Он знал, что иногда на нее нападает бесчувственность и с неудовольствием подумал о том, что придется опять нежничать с ней, чтобы вернуть ей способность реагировать на его упреки.

Когда он поел и разрешил ей доесть остатки, она молча стала убирать со стола. Мирис с кривой усмешкой следил за ее действиями. Решила поголодать? Это было что-то новенькое.

Убрав все, Адейри подошла к входной двери и толчком распахнула ее – так, словно Мирис и не запирал дверь. Палач хотел заорать на жену, но подавился криком: с той стороны была не темная улица Джудлиса, а нечто иное. Лиловое, в переливах, небо; каменистая пустыня; и странный жутковатый город вдалеке. В пустыне росли бурые колючки, над ней поднимался едва заметный пар, а в небе парили омерзительные создания. Мирис смотрел на дверь, распахнутую в мир демонов, и не мог отделаться от ощущения, что это место должно быть ему знакомо. Его трясло. Почти против воли, он сделал шаг к двери.

– Пора возвращаться к жизни, мой дорогой брат, – произнесла жена ровным, безразличным голосом: так могла бы говорить ожившая машина или созданный чародеем голем. – Хватит прозябать на мелочевке.

В городок у подножья Совиной Скалы, на вершине которой располагалась Гафетская Верфь, Тиэнна Ланфрин прибыла в середине дня. Ноябрь подходил к концу, земля подмерзла, деревья стояли уже совсем голые, мороз покусывал щеки и нос, а изо рта при дыхании вырывались струйки пара. Снега еще было мало, только изморозь на деревьях и камнях, и лед на земле вместо вчерашних луж. Тиэнна была одета в мужскую одежду (впрочем, слишком изящную для того, чтобы быть вполне мужской), а на ногах у нее были высокие охотничьи сапоги. До этой поездки она нечасто ездила верхом, но умела управлять лошадью не хуже любого рыцаря; и теперь пришлось вспомнить старые навыки. На въезде в Гафет она оглянулась – никто не отстал? Нет, оба ее телохранителя были на месте: седой и хмурый, похожий на старого поджарого волка Циран и Фолло, высокий и красивый, безнадежно влюбленный в свою госпожу. Был еще один, Рухас Эллабет, могучий, как скала, и рассудительный, словно мастер какой-нибудь духовной школы – но он погиб в Браше, пытаясь вывести людей с верхних этажей, разъедаемых льющейся с небес кислотой. Тиэнна сама отдала ему это распоряжение. Нельзя сказать, что она жалела об этом – она ведь не знала, что посылает Рухаса на верную смерть и действовала так, как ей казалось правильным в хаосе, последовавшим за приказом Фарена покинуть крепость – но иногда ей становилось больно от того, что Рухаса нет рядом. Все телохранители были верны ей, но только с Рухасом можно было поговорить о том, что ее интересовало: о путях духа, о магии, о цели и смысле жизни, об анкавалэне, о различных дежьёнах и колесе перерождений, которое, по слухам, обретало зримую форму на вершине Мирового Столба в виде Кровавой Реки, не имеющей ни истока, ни устья, но беспрестанно движущейся по бесконечному кругу. Фолло был слишком молод и легкомысленен для таких разговоров, а Циран – слишком молчалив: он вообще не любил говорить, вместо этого предпочитая действовать.

Городок казался весьма оживленным: было много людей – преимущественно ремесленников, механиков и ученых чародеев, а также их жен и членов их семей – но тут жили не только люди. Тиэнна увидела трех карлов, раздраженно понукающих осла, запряженного в тележку: их круглые жутковатые глаза, отлично приспособленные для жизни в темноте, здесь, на свету, были защищены плотно прилегавшими к лицам темными очками. Еще один карл – по каким-то причинам не носивший очки – беседовал с человеком на углу улицы, возле трактира. Карл щурился и казался раздраженным: вероятно, он давно жил на поверхности и успел привыкнуть к свету. Чары духовного виденья, которые Тиэнна использовала постоянно и обновляла по мере надобности, подсказали ей обратить внимание на птиц, сидящих на крыше одного из домов: она увидела двух воронов, слишком крупных и внимательных для того, чтобы быть обычными птицами. Маэнгель говорил ей, что здесь нередко появляются лунные духи, но никаких признаков их присутствия Тиэнна не обнаружила. «Возможно, – подумала она. – Они могут воплощаться лишь в лунные ночи, а в остальное время обретать плотные тела им слишком тяжело…»

Она неторопливо ехала по главной улице Гафета, высматривая хоть какое-нибудь знакомое лицо. Увы, ничего. В конце концов она обратилась к двоим рыцарям с вопросом о том, где можно найти графа Одерана эс-Кангора или его сына, Маэнгеля, и ей указали на вершину Совиной Скалы.

– Скорее всего, они там, миледи. Трудятся не покладая рук. Если на Верфях их нет, спросите в поместье. Оно к северо-западу от города.

– Благодарю, – она кивнула и направилась к Верфи, проигнорировав попытку одного из рыцарей завязать с ней дальнейшее знакомство. Ехавший позади Фолло положил руку на рукоять меча, и рыцарь счел за лучшее не навязывать свое общество незнакомой даме слишком настойчиво.

Широкая дорога, поднимаясь вверх, петляла среди камней: один раз им пришлось прижаться к скале, пропуская вниз телеги с мусором и хламом. Немного унизительно для благородной леди уступать дорогу простолюдинам, но Тиэнна терпеливо снесла это: иначе разъехаться им на горной дороге было бы невозможно.

Наверху обнаружилось множество рабочих и хозяйственных построек; летающий корабль, судя по его внешнему виду, был совсем или почти закончен – сложно было сказать точно, поскольку окружавшие корабль строительные леса не позволяли разглядеть его полностью.

Охрана Гафетской Верфи отказалась пропускать новоприбывших. Тиэнна не стала спорить, а вместо этого назвала себя и потребовала, чтобы эс-Кангорам сообщили о ее визите. Прошло немало времени, прежде чем у въезда на вершину появился Маэнгель – подтянутый, улыбающийся и кажущийся самим воплощением очарования не смотря на простую, местами запачканную одежду, которая больше подошла бы ремесленнику, нежели молодому графу.

– Ти!.. – Он помог ей покинуть седло и спуститься на землю, после чего нежно, с теплой хитринкой в глазах, поцеловал ее левую руку, облаченную в тонкую белую перчатку. Во время учебы в Университете они не только вместе практиковали Дежьён Двух Начал, но делали также и кое-какие другие вещи, которые их родители наверняка одобрили бы в еще меньшей степени.

– Маэн. – Тиэнна улыбнулась, но тут же добавила с укоризной:

– Ты не торопился.

– Я был внизу, – жестом руки Маэнгель показал на скалу под летающим кораблем. – Поднялся так быстро, как мог.

– Внизу? – Переспросила Тиэнна, не понимая, что он имеет в виду.

– Да. Это, – он сделал новый жест, как бы обрисовывая в воздухе корабль и окружавшие его постройки, – лишь малая часть…

Он перевел взгляд на гостью и опять улыбнулся.