– Ты пойми, это же переворот! То, что раньше было страшилкой, нелогичным мифом, ты понимаешь, что это возможно?

У меня в горле опять начало першить.

– Я-то при чём тут?

– А сам напросился. Потому что ты больной! Во всех отношениях. Луговой, ты такой же, каким я был раньше. Только меня никто за ручку не вёл. Где ещё найдёшь такого …

– …дурака.

– Дурак дураку рознь! Всех гениев считали дураками. Мне нужен свой человек.

– Господи! Егор, ты вообще понимаешь, что мелешь? Какая миссия? Какое открытие? Ты режешь хомяков, лягушек и вообще не пойми кого! Ты преступник. Кто тебя слушать будет? И вообще – ты коттеджи строишь. Что ещё надо? Если бы у меня была строительная фирма…

Я закашлялся и отпил кофе.

– Ну! И что бы ты сделал? Ну, фирма. Ну, деньги. Дальше что?

Мне нечего было ответить, да и вопрос был чисто риторический.

– Я заключил контракт. – сказал Егор. – Если всё получится, уже через два месяца получу патент. Конечно, надо потрудиться, кое-что завуалировать, где-то причесать. Но главное, есть финансирование, есть заинтересованные люди, поддержка.

Почему-то при последних словах по спине пробежали мурашки. Я ещё немного помнил, как был котом и собакой, и сейчас было самое время поднять уши и вытянуть мордочку.

– Финансирование? Крутое?

– Круче некуда.

– А люди? Что за люди вдруг решили повестись на такую хрень?

– Нормальные люди.

Я чувствовал беспокойство и ничего не мог с этим поделать.

– Ты встречался с ними?

– Да что за допрос? Конечно!

Больше я спрашивать не стал. Какой смысл? Да и какое мне дело? Если Егор доиграется, то и поделом. Некоторое время мы молчали. У меня ломило в глазах и хотелось лечь. Егор щёлкал ногтем о ноготь – противный звук, хуже только ногтем об стекло. У него был усталый вид. И раньше был не особо цветущий, а сейчас он будто сдулся, постарел. На висках появились седые волосы. Хотя наверняка и раньше были, просто я не присматривался.

– Ладно, пойду я к твоим хомякам. – сказал я примирительно. – Хотя мне лично жуть как не нравится, что происходит. Только расскажи мне одну вещь.

– Какую?

– Почему – Ада Юрьевна? Со всеми, значит, всё было нормально, а с ней чёрт знает как?

– Вот именно.  Ненормальная. С ней всё не так.

– А как надо?

– Не вдаваясь в подробности, скажу – всегда либо «да», либо «нет».

– Это как с той собакой?

– Вот именно. Третьего не дано. Человек умирает, понимаешь? Практически у каждого живого существа, даже самого старого и больного, есть стремление жить – пусть угасающее, совсем маленькое, но оно есть.   А вот если его нет, то сделать ничего нельзя. Если нет стремления, жизнь отвратительна. И когда она возвращается, существо отталкивает её и сразу умирает. Потому что при этом теряет и те крупинки жизни, что ещё у него оставались.

Я слушал, открыв рот, и не перебивал.

– Ада Юрьевна – исключение. Всё так хорошо складывалось. Я случайно о ней узнал, понял, что это моё, связался с Юлией Васильевной, запудрил ей мозги. Снял квартиру, навещал, чинил, как дурак, всякие раковины и проводки. Ну всё, как положено. Мне доверили ключи. И вот он – момент истины. Это было… да, помнится, ещё в апреле, когда Юлия Васильевна в первый раз уехала. Тогда ещё дождь со снегом шёл, жуть… А она почти умирала. Я прихожу, приношу лошадиную дозу препарата. Всё идет путём, но в последний момент гаснет. Ну, думаю, что поделаешь. Земля пухом. Так нет! Она жива. А знаешь, что меня совсем добило – улыбается! Лежит себе столетняя ведьма и смеётся надо мной! Представляешь?

Я очень даже представлял. Вполне себе в её духе. Молодец, Ада. Нужно было ещё схватить его холодной рукой, да покрепче, чтобы штаны обоссал.

– Она всё прекрасно понимала, всё. Точно, ведьма. Просто вызов мне бросила. Ну что, мол, съел?

– А ты принял.

– Принял. Я пытался проделать шесть раз. Шесть! У меня голова раскалывалась. Чуть сам не помер. А ей хоть бы что.

– А не помогли мм… людские ресурсы?

– Луговой! Каких только ресурсов не было! И не надо мне делать такие ошалевшие глаза! Это не преступление, ясно? Так сложились обстоятельства и всё! Вот бывает так! В твоем мирке не бывает, а в других бывает. Сидишь тут в мамкином розовом халате!

– Ну ладно! Чё орать-то? Чего дальше-то?

– А ничего. Я плюнул и ушёл. Надоело. Клянусь, она только этого и ждала. Как назло ведь ещё, в коттедже заночевал. И что меня дёрнуло? Проснулся ни свет, ни заря и в пятом часу утра рванул обратно. Не спокойно было и всё тут! Хотел убедиться, что всё в порядке. Пришёл. Батюшки! Ты бы видел, во что она квартиру превратила.

Я-то как раз видел. До сих пор в глазах стояло.

– И главное, что недавно выскочила, занавески ещё колыхались. С балкона прыгнула. Представляешь? Метался по городу до самого вечера, как чумной. Потом оказалось, что и квартиру не запер, так три дня и простояла.

Я грустно подумал, каково ей было, когда она, ничего не понимающая, голая и голодная бродила по дому, а потом рванула в окно.

– Почему с ней так вышло? – спросил я.

Егор почесал в ежистой голове.

– Понятия не имею. Знаю только, что при жизни она, говорят, была не подарок. Вечно лезла, куда не надо. Кстати, как она на тебя-то вышла?

– Не знаю. Пришла, поела, поговорили, ушла. – честно обозначил я три с лишним месяца совместной жизни. – Странная.

Больше Егор ничего важного сказать не мог. Пора было его выпроваживать. Я хотел спать. Маврин понял. Он, вообще-то был не дурак, даром что псих.

– Ты, похоже, притомился. Заговорил я тебя.

– Есть немного.

– Давай-ка парень, решай. Выйдешь работать?

– Выйду.

А что мне ещё остаётся? Ады нет. Работы нет. Сессия под большим вопросом.

–Хороший кофе, кстати. Как насчёт апельсинов? Принести?

– Не стоит. Я от них чешусь.

Мама пришла не скоро. Она принесла на себе свежесть зимы и тонкие подтаявшие снежинки на жёлтых кудряшках и подкрашенных ресницах. Радуясь тому, что я изъявил желание что-нибудь съесть, она готовила мне блинчики и напевала что-то легкое, опереточное.

Зазвонил телефон. Я резко схватил его, уронив на пол пару яблочных огрызков.

Неизвестный номер. Я вдохнул, выдохнул… и услышал женский голос.

Банк предлагал кредит на выгодных условиях. Вот уроды.

Мальчик за стеной кашлял всю ночь. Его мать то и дело проходила по коридору на кухню и обратно. Она старалась двигаться неслышно, и поэтому казалось, что за дверью шныряет непонятный меховой зверь, таскающий продукты в нору. Мне всё это не особо мешало, я всё равно не спала – лежала на спине, медленно и осторожно перебирая страницы собственной памяти. Просто стало жаль мальчика.

Часа в два ночи я накинула на плечи толстовку и решительно двинулась на кухню.

Тоня что-то грела на плите. Её плечи уныло опустились, худое лицо заострилось ещё сильнее. Я подумала, что в принципе можно понять её мужа. Все они одинаковы. Вот и ему наверняка приелось созерцать эту тень женщины, и захотелось чего-нибудь эдакого, с улыбочками, губками и грудками.

– Я тебя разбудила? – спросила Тоня. – Извини.

– Пить захотелось. – сказала я и налила воду в кружку из ещё тёплого чайника.

– Это кружка кого-то из строителей. – сказала Тоня.

– Что ж. Надеюсь, он в неё не сморкался.

Мы молчали. Даже на кухне было слышно, как ребёнок надрывно кашляет у себя в комнате.

– Может, чаю? – Тоня потянулась к шкафчику и достала коробочку с заваркой. – Вот, возьми мой.

– Нет, спасибо. На ночь вредно. Лучше так, по-белому. Что вы даёте ребёнку? Я взгляну?

Не дожидаясь разрешения, я взяла со стола  упаковку с таблетками и повертела лекарство в руках.

– Это серьёзные антибиотики. – сказала я. – Рано или поздно они нарушат естественную иммунную защиту организма, и ваш сын будет сваливаться с одного чужого чиха. Кроме того, насколько я понимаю, у него уже должны быть проблемы с пищеварением.