Это меня вполне устраивало, потому что я любила поесть в буфете. Кофе и чай были самыми паршивыми и отдавали старыми помоями. Зато пироги были знатными, а вторые блюда – качественными и не замысловатыми.

Я ела. Даша молчала. Я вставала и уходила. Даша не отрывалась от книжки. Красота.

Вечера были раздражающими. Вся шатия-братия собиралась на кухне и смотрела телевизор. А стена кухни, между прочим, была из фанеры и граничила с моей комнаткой! Вариантов было три – футбол, сериал или новости, но последнее выпадало редко. Я просто лежала и слушала стену. Иногда читала.

Вечером я не готовила. Это глупость – готовить только для себя. Кефир. Ряженка. Кусок сыра. Яблоки. Однажды я купила чипсы и съела целый пакет. Ничего страшного не случилось, кроме ощущения, что я облизала пригоревшую сковороду, усыпанную солью. После этого пришлось выпить целую  воды и половину ночи бегать в туалет.

Наступала ночь. Я неподвижно лежала, слушая едва уловимые звуки дома. Что-то упало, кто-то завозился, кто-то налил воды и стал пить, о чём-то спросил ребёнок за стеной, и Тоня ответила «спи». Физика предписывает звукам проходить по твердым телам легче, чем по воздуху, и они проходили – по полу, по стенам, от чужих кроватей и столов по алюминиевым ножкам моей раскладушки…

В этом было странное удовольствие – вот я лежу, слушаю ночь и не двигаюсь, но в любой миг могу открыть глаза, пошевелиться и встать.

Часто я вдруг пугалась внезапно пришедшей мыслью –  всё неправда, и на самом деле я – старая и немощная, лежу среди своих бредовых видений.

И на самом деле ничего не было.

Я судорожно вдыхала глоток воздуха, открывала глаза и садилась в своей постели. Ночь укутывала меня. Я была жива. Я вновь и вновь смотрела на свои руки и ноги и не могла понять – рада я или несчастна. Хорошо иметь бриллиант, но только не на необитаемом острове, где от него толку меньше, чем от булыжника.

Руки на груди, закрыться от мира, отгородиться от прошлого и будущего. И просто жить.

Мне обычно снились простые человеческие сны – самые обычные сны, радостные и печальные, о всяких бытовых мелочах, о лесах, о реке, о весне, которую я ещё не видала, и о том, от кого сбежала в ночную метель…

До тех пор, пока я не закричала среди ночи, увидав горящего Йозефа.

Мужчина и женщина долго и нудно выясняли отношения  в спальне, полной шёлковых покрывал и занавесок. Я всё ждал – когда же они наконец займутся делом, и как это будет выглядеть с такими худосочными недоумками. Бесило, что эпизод затянулся. Тут глупый мужик кинулся говорить по телефону, выпучивая глаза от значимости разговора, а женщина начала лить слёзы.

Стало ясно, что интима не будет. Или будет, но точно не в ближайшие полчаса, а больше пялиться на этих придурков я не выдержу.

– Тупая бездарность. – проворчал я и закашлялся.

– Зато весело. – сказала мама. – Нервы успокаивает. Молока принести?

– Не надо.

– Если хочешь, переключи.

– Ты же смотришь.

– Так, как фон. Кстати, мужчина симпатичный.

– Шутишь? Да его будто в детстве веслом по фасаду огрели.

Я снова закашлялся и взял пульт в руки.

– Вынесен на рассмотрение закон о правах мигрантов. По поводу регистрации и предоставления вида на жительство…

Я переключил. Про несчастных мигрантов не хотелось. Кое у кого сейчас тоже нет вида на жительство.

– Это только кажется, что зоопарк зимой засыпает. Но если присмотреться внимательно…

Переключил.

– Разыскивается Оленюк Ирина Ивановна тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения. Десятого декабря ушла из дома и не вернулась. Инвалид второй группы. Страдает расстройствами памяти…

Переключил.

Не пойми, какая серия про Гарри Поттера. Бедный очкарик метался по коридорам, привычно спасаясь от смерти под загадочную музыку и отблески огней на мрачных сводах.

Мы смотрели минуты три. Мама грызла яблоко. В день она съедала штук пять, аккуратно забывая огрызки на краю журнального столика. В последнее время она была увлечена яблочной диетой, потому что в яблоках много клетчатки, и они выводят шлаки и омолаживают организм. Я бы много чего мог ей рассказать про омоложение, но её вряд ли бы устроил метод Егора Маврина.

Переключил. Про Гарика я не хотел, потому что своими чудесами был сыт по горло.

Счастливая ведущая – волосы колечками как у овцы, водрузила на стол модель женской половой системы и принялась вещать о проблемах климакса.

– Фу. – сказали хором мы с мамой.

Переключил.

– Холодный циклон приближается с севера. В ближайшие дни ожидается порывистый ветер, возможно штормовое предупреждение. Температура воздуха ночью…

Переключил.

Лунтик прыгал по полянке. Прыгал, прыгал и допрыгался – попал фиолетовыми ногами в какую-то кучу и застрял. Бабочка, одетая в платье и сапоги (сапоги, блин!) пискляво захихикала.

А потом будут говорить, что дети придурочные. Скажут – вот в наше время…

Переключил.

По бурлящей реке рассекали на лодках люди, одетые в хаки. Они ловко орудовали вёслами, что было весьма кстати – течение тут было только держись.

Мама вырвала у меня пульт.

– Господи, да оставь ты что-нибудь или выключи. Меню ведь есть.

– Раздражаю?

– Себя пожалей. Я всё равно скоро ухожу.

– Темно на дворе. Куда тебя несёт?

– Схожу к подружке.

Ну-ну, к подружке. Впрочем, теперь мне было всё равно. Снова заломило в костях и скажи мне кто, что моя мать встречается с Мерлином Мэнсоном, я бы только рукой махнул.

– Гера, тебе надо полежать. Зря ты выполз.

– У меня пролежни скоро будут. На кой чёрт столько каналов? Смотреть вообще нечего. Да! Мам, за интернет заплати, скоро кончится…

Такая длинная фраза даром не прошла. Я сложился пополам и чуть не задохнулся в приступе кашля.

– Господи, Гера! Никуда не пойду.

– Мам, иди, а. Нормально всё. Посплю.

Мама взбила лёгкие кудряшки и поправила лимонный шарфик на груди.

– Ну ладно. Я не долго. Что тебе купить?

– Яду.

– Гера!

– Мама, ин-тер-нет!

Она ушла. Я послушал, как за дверью процокали каблуки, потом бросил пульт на ковёр, натянул плед до самого носа и закрыл глаза. Веки снова накалялись, суставы неприятно ломило. Так было каждый вечер, правда, вчера было лучше, чем позавчера – это даже огорчало.

Телевизор бормотал. В атлантический океан упал Боинг. Причины катастрофы не известны. В каком-то штате прогремел взрыв… организация взяла ответственность на себя… В Японии на восстановлении атомной станции… Молодёжный форум в Сочи… Посетил президент… Холодный циклон…

Господи, как всё бесит.

– Гера.

Я дёрнулся от неожиданности. Мама.

– А.

– К тебе пришли. Хорошо, что у подъезда встретились, а то у нас домофон не работает.– говорила она кому-то вбок. – Ну, теперь пошла.

Каблуки снова процокали к двери. Я продрал глаза. И увидел Егора. Он стоял посреди комнаты и заслонял головой три светильника из пяти в нашей люстре.

– Ну и вид. – сказал Егор. – Отвратный.

– И вам здрасте. – сказал я и спустил ноги с дивана.

Про мой вид мне, конечно, было плевать, но, что он у меня отвратный, это он мог бы и промолчать.

Я не брился неделю, а щетину всегда имел такую, что лучше спичками подпалить, чем отращивать. Волосы на лице росли беспорядочным клочками, причём трёх цветов, как у «счастливых» кошек – светлого, рыжего и тёмного. Это радовало только маму, как генетика. Она называла этот кошмар редким случаем проявления химерности. Я всегда подозревал, что будь у меня шесть пальцев на руке или глаза разного цвета и с вертикальными зрачками, её восторгам не было бы предела. Эта чёртова химерность поставила крест на том, что я обрету солидность в зрелые годы, обзаведясь окладистой бородой.

Из-под драной застиранной чёрной шапки жирными сосульками торчали волосы. Даже для меня, привычного, они воняли немытостью и болезнью. Шапка меня грела, в ней не так болела голова.