Я, наверное, очень долго простояла перед той фреской. Лицо Екатерины Сиенской, смотревшей на одержимую, было абсолютно непроницаемым. «Но чувства же есть у всех, даже у святых», – думала я. Я перешла к первому изображению святой в экстазе, а потом снова посмотрела на изображение одержимой. Мне показалось, что лица этих женщин очень похожи. Может быть, глядя на одержимую, Екатерина узнавала в ней саму себя, находившуюся в состоянии экстаза во время одного из своих видений. Разница была лишь в том, что, как сказали Екатерине, другая женщина была одержима дьяволом, а не получала послание от Господа. Тем не менее я не могла избавиться от ощущения того, что Екатерина смотрит на себя в зеркале и ей кажется странным то, что ее просят излечить ее собственное отражение.

Я зашла в магазин при базилике, являющийся одной из немногих открытых торговых точек города в эти часы, и купила книгу о жизни святой. Но, когда уже к вечеру сидела в поезде, отправляющемся назад во Флоренцию, я была не в состоянии сконцентрироваться на словах. Я положила книгу на сиденье, закрыла глаза и представила, что я уже во Флоренции. Путешествие – странная штука. Ты словно существуешь в двух местах одновременно, ты как будто раздвоилась. Есть какое-то знакомое тебе место и то место, в которое ты направляешься. В своем воображении ты уже ходишь по улицам этого незнакомого города, ужинаешь в ресторане, после чего возвращаешься в свой отель. Получается, что ты находишься только в начале путешествия и еще не доехала до конечной точки своего маршрута. Но я в будущем не видела себя на шумном перекрестке во Флоренции или в каком-нибудь темном переулке. Флоренция была местом, в котором я чувствовала себя очень шатко и зыбко, словно примостилась на жердочке. Будущее – гораздо лучше и приятней, и в этом будущем я сама гораздо лучше. Будущая я совсем не такая, как сейчас, не одинокая я, которая едет на поезде, убегая от всего того, что знала, и той, которой была. Я – другая. Я все знаю, уверенно флиртую, ничто меня не сдерживает, я мудрая и выздоровевшая. Эти мысли меня сначала успокоили, а потом начали пугать. Я поняла, что будущая я – это уже совсем не я настоящая. Я представила себе, как та женщина из будущего будет смотреть на меня настоящую. Как она будет обходить меня стороной, как она меня будет в упор не замечать. Я осознала, что будущая я будет жалеть, сочувствовать, свысока относиться, изгонять и уничтожать меня настоящую. Та женщина скажет: «Я помню, кем была до того, как поумнела». Она захочет уничтожить все то, что имеет отношение к тому человеку, которым я являюсь сейчас. Но это – я и это – мое. И эта поездка в полном одиночестве – это тоже я.

За окном мелькали тени. Я была всего лишь точкой в ночи, силуэтом за освещенным окном проносящегося поезда. «Это – первый день, – подумала я, глядя в темное окно на свое собственное отражение. – Это – первый день всей оставшейся твоей. Это – первый день. Оставшейся. Тебе жизни». И потом: «Оставшейся жизни. Что там у меня с оставшейся жизнью?»

Но сейчас я находилась там, где должна была. В несущемся в темноте поезде. И, по правде говоря, то место, в которое я направлялась, не существует. И будущая я пока тоже.

Следующим вечером на стадионе, несмотря на дождь, болельщиков собралось много, и толпа гудела, хотя игра еще не началась. Я показала свой билет на входе на стадион, услышала, как кто-то выкрикивает мое имя, ко мне подбежал мужчина, за которым еле поспевал зонт, который тот держал в руках.

– Привет! – Мужчина широко улыбнулся. Это был тот самый студент-американец. Щеки красные, с носа капает дождевая вода.

– Меня зовут Питер. Я из клуба гребли.

– Ханна. – Я протянула ему руку, но он одной рукой обнял меня, подмигнул и говорит: «Я в курсе!» Интересно, а он в курсе того, что я лет на десять его старше?

Вдвоем мы вышли на трибуны. Я осмотрелась в поисках знакомых лиц, и мы начали двигаться в сторону футбольного поля, где собирались одетые в красно-фиолетовые цвета болельщики местного клуба «Фиорентина»[8].

– Потрясающе! – сказал Питер. Мы снова показали билеты очередному контролеру и спустились вниз в следующий сектор стадиона. – Первая игра сезона. Я купил шарф болельщика, хотя погода слишком теплая для того, чтобы его носить. Черт, как же это здорово! Ты когда-нибудь была на футбольном матче?

– Нет, никогда! – Я старалась говорить с таким же энтузиазмом, с каким Питер воспринимал все происходящее вокруг, но эта задача мне была не по силам. Если честно, мне пока не очень нравилось то место, где я оказалась. Наш сектор был отделен высоким барьером из плексигласа от соседнего, в котором собрались болельщики команды противника. Я пробежала глазами вдоль рядов и наконец заметила сидящих в ряд людей в красных ветровках. Красные ветровки – это часть спортивной формы гребного клуба. Среди прочих я увидела Стефано и Луку, но мы не успели еще до них добраться, как я почувствовала, что кто-то взял меня за руку. Это оказалась Франческа.

– Ciao! – поприветствовала нас она. Ее глаза были сильно накрашены. – Идите сюда. Садитесь со мной.

Мне хотелось бы сесть с группой людей из клуба, но одной мне к ним идти не было охоты, поэтому я пробралась мимо Франчески и села рядом с барьером из плексигласа. Та моментально начала чирикать с Питером по-итальянски, и я принялась рассматривать сидящих вокруг людей. За барьером из плексигласа сидела и смотрела на меня женщина в летах. Она находилась в соседнем секторе, в котором бесновалась толпа людей в одежде с преобладанием желтого цвета. Это болельщики команды Пармы. Я посмотрела на футбольное поле, на котором игроки уже начали разминку. За воротами полицейские с оружием и собаками. Франческа и Питер болтали и обо мне совершенно позабыли. Я старалась не вслушиваться в их разговор, не осуждать эту женщину, предупреждавшую меня, но при этом строящую планы на парня, который гораздо ее моложе. На мальчика, по сути. Она как будто не замечала, что он совсем мальчишка?

Я ощутила порыв холодящего ветра и тут же пожалела о том, что не надела чего-нибудь более теплого. Весь день я читала в парке у реки книгу о Екатерине Сиенской. Она родилась в семье, у которой был красильный бизнес, и ее родители надеялись на то, что их дочь найдет себе достойного мужа. В возрасте шести лет, находясь на улицах Сиены, у нее было видение, в котором над ней появился Христос и благословил ее. После этого видения Екатерина думала только о Спасителе. После того как девочке исполнилось двенадцать лет, мать начала выводить ее в свет, чтобы найти ей мужа. Но Екатерина сбрила волосы и обернула голову шалью. Она отказывалась видеть гостей, спала на досках и вокруг талии носила цепочку, на которой висели кресты и небольшие крючки, которые при каждом движении впивались в тело и оставляли кровоточащие раны. «Вот вам!» – как бы говорили эти крючки ее родителям, сватавшимся к ней мужчинам и всем тем, кто не верил в ее видения. «А вот вы возьмите и поверьте!» Сидя в парке, я дошла до этого места в биографии святой, тут начался дождь, и я промокла до нитки.

Прозвучал свисток, и игра началась. Я не видела поля, потому что все болельщики на стадионе вскочили на ноги. Где-то на трибунах выстрелили из ракетницы, дым от которой стал медленно оседать на трибунах, скрывая из вида болельщиков в желтой и красно-фиолетовой одежде, а также футбольное поле. Собаки полицейских начали волноваться. Я поняла, что на примере этого матча наблюдаю соревнование между двумя городами, которое продолжается уже много веков. В Италии соперничество между городами имеет очень давнюю историю. Сегодня флорентийский клуб играл с Пармой, но на месте Пармы могла бы быть команда из любого другого итальянского города, которую здесь бы встретили с не меньшим желанием обыграть.

– Здорово! – крикнула сидящая рядом со мной Франческа.

Мяч оказался у надежды флорентийской команды Мариотти. Он стремительно стал двигаться к воротам противника, его длинные волосы развеваются, как флаг. У него красивое лицо мачо-мужчины, а его фотография часто появляется на обложках журналов. Но Мариотти не удалось забить гол, и фанаты Пармы начали скандировать: Vaffanculo! Vaffanculo!