– Ханна? – позвала сестра.

– Да, все в порядке. Просто ногой ударилась.

– Да? Что-нибудь серьезное? – В голосе Кейт появились нотки подозрения. Моя сестра вообще всегда очень склонна подозревать только самое худшее.

– Нет, ничего особенного. Только что в квартиру вошла.

– Список, Ханна. Прошло уже пять дней. Ты не…

Ну конечно, список. Перед моими глазами в темноте появилась башня. Снизу на лестничной клетке раздался смех.

– Bastardo! – услышала я громкий мужской голос. Потом снова смех.

– Это просто невыносимо, Ханна. – Я мысленно видела, как сестра сидит на стуле перед письменным столом у себя в квартире. Она, наверное, дозвонилась мне не с первого раза и терпеливо несколько раз набирала мой номер, твердо решив исправить ситуацию, в которой я оказалась. Моя сестра – человек, который постоянно затыкает дыры. Такой уж у нее характер.

– У меня все в порядке. – Я сначала увидела в уме эти слова и только потом произнесла их. – Просто была немного занята.

– Занята чем? Чем ты вообще там целыми днями занимаешься? – Она замолчала и через несколько мгновений продолжила: – Прости. Как у тебя дела?

– Ходила ужинать, – ответила я. – Я собиралась тебе написать, но забыла.

– Ханна, ты не должна забывать. Мы же с тобой договорились.

У нас с Кейт есть договор, по которому я каждые три дня должна отправлять ей список. Также у нас был договор о том, что я не буду взвешиваться, хотя я в первый же день после приезда купила оранжевые напольные весы. Но Кейт о весах ничего не знает. До этого я регулярно отправляла ей список, но сегодня как-то не сложилось. Я начала ей все сбивчиво объяснять: ужин, вино, мужчины на улице, крики, куча денег, которые я оставила на стойке бара.

– Я понимаю, что переплатила, но мне надо было уйти до возвращения Дарио. И потом я забыла тебе написать из-за всего того, что произошло.

Я накосячила, я облажалась. Я поняла все это еще до того, как она успела мне ответить.

– Ты вообще о чем? Какой еще Дарио?

Я вспомнила: зеркало, миндаль, крики, но ответа не было. Я решила не развивать эту тему, потому что все, что говорила сестре, являлось для нее полной бессмыслицей. Кейт громко дышала в трубку, и мне казалось, что она смотрит в окно и видит меня, несмотря на тысячи разделяющих нас километров.

– Хорошо. Поговорим об этом на следующей неделе, когда ты вернешься, – произнесла она.

Но тут я должна была сообщить ей важную новость.

– Я не уезжаю.

– Что?! Ты же…

– Я остаюсь еще ненадолго. Я уже поменяла дату вылета.

– Ты в этом уверена? Ты не считаешь, что уже пора возвращаться домой? Пора начинать искать работу? Ты, кстати, начала уже ее искать? Ну ладно, пока об этом не думай. Ты можешь у нас пожить.

– Нет, – тихо ответила я.

– Ханна, – ее голос дрогнул, – ты же не можешь просто так взять и исчезнуть.

Ах, вот чего она боится! Того, что я полностью исчезну. Я уже исчезаю. Впрочем, уже нет. Не исчезаю.

– Послушай, ты же просто хотела взять паузу, отдохнуть. – Мне начало казаться, что она меня умоляет. – Прошел уже месяц. Ты думала о том, на что собираешься жить? Как и чем планируешь зарабатывать?

– У меня все в порядке, – сказала я, полностью концентрируясь на словах, которые произнесла.

– Нет, я этого не понимаю. Я уже не знаю, что мне делать.

Таким же голосом и таким тоном она говорила со мной несколько месяцев назад, когда я ушла настолько глубоко, насколько еще никогда не уходила. В ее тоне я узнала и вспомнила те дни, когда я была в самом низу.

– Возвращайся назад, а?

Я ужасно удивилась тому, как внутри меня сквозь туман поднялась волна злости, и напористо, с твердостью в голосе я ответила ей: «Нет». Я сказала голосом, который совершенно не был похож на мой собственный. «Это мое!» – хотела сказать ей я. Я даже не знаю, что это, но точно знаю, что это – мое.

Кейт начала плакать. Мне необходимо было найти какой-либо аргумент, чтобы убедить ее в том, что у меня все нормально. И вот наконец из тумана всего этого дня в моей памяти появилась картинка. Это женщина на воде, спокойная и уверенная в себе.

– Я сегодня занималась греблей, – сказала я. – Я стала членом гребного клуба. Это мне очень помогает. И на реке очень красиво. Тихо и спокойно.

Не то чтобы я ей соврала. Я сделала все это для самой себя правдой, поэтому мне все это правдой и казалось. Мне бы только дотянуть до конца этого разговора, лечь спать, проснуться на следующее утро и начать все с нового листа.

– Это мило, – сказала Кейт мягким тоном и добавила: – Тогда набери меня завтра, когда будешь лучше себя чувствовать.

Я повесила трубку и сняла юбку. Дрожь по всему телу. Я легла на кровать. Ужин казался где-то совсем далеко, словно в другой галактике. Клуб гребли тоже где-то очень далеко. Мой дом еще дальше. Я вытянулась и лежала прямая, как бревно. Я не такая мягкая, как моя сестра. Моя сестра – вопросительный знак, думала я, засыпая. Кейт далеко-далеко от меня, и в кровати она согнулась, как вопросительный знак, а вот я прямая, как знак восклицательный. Я подумала о том, что, чтобы все стало снова понятно, я должна стать вопросительным знаком.

Вот завтра я начну гнуться. Все начнется завтра.

Спортивный зал. Три девушки стоят в ряд по стойке «смирно». Зачем мы это делаем – не совсем понятно. Мальчик ухмыляется. Я всей душой ненавидела того парня, который, проходя мимо нас, показывал пальцем каждой из нас на грудь, оценивая. Плоская, как доска. Эта комарами покусанная. А это – дойная корова. Этот парень не был ни выше нас, ни сильнее, и, несмотря на то что нам была неприятна его ухмылка, мы делали непроницаемое лицо и никак не реагировали. Неприятная улыбка парня делалась все шире и становилась такой, от которой уже было некуда деться. Внутренне удовлетворенный, он отошел от нас. Потом мы некоторое время не смотрели друг на друга и никак не обсуждали этот инцидент.

Но это неправильно. На самом деле это история, которую мне однажды рассказали. На самом-то деле начинается все вот здесь, – говорили они и показывали пальцем на экраны и огромные рекламные щиты, а также и на ухмыляющихся парней с острыми пальцами, которые потом вырастают в мужчин, которые, конечно, теряют свою ухмылку и уже пальцами не тычут, но ты все равно чувствуешь, что они думают. Но это совсем не то, с чего все начиналось. Не для меня по крайней мере. Даже через несколько лет после этого, уже гораздо позднее, когда я смотрела в музее на группы школьников, мне постоянно казалось, что среди них окажется тот самый, с презрительной ухмылкой. Я смотрела, как этот мальчик нарезал круги вокруг таких девочек, которой я была раньше, и хотела его заткнуть еще до того, как он начнет говорить, и разогнать от него этих девушек, как стаю птиц с тротуара. Но помогло бы им все это? Дети, в конце концов, этим занимаются всегда, но у них не появляется таких проблем, которые появились у меня.

На следующее утро город выглядел уже совершенно по-другому. Итальянцы вернулись из отпуска, забрали себе свой город и уже в ранний час заполнили его улицы, и Флоренция начала двигаться быстро, потому что еще не появились медленно бредущие туристы, которые тормозили движение и движение групп которых было таким же непредсказуемым, как у амебы. Старинная брусчатка загудела не только от шин автомобилей и велосипедов. Появились автобусы, стремительно подлетающие и потом так же стремительно отчаливающие от остановки после того, как вошли и вышли мужчины и женщины в бизнес-луке. Мопеды, которые стояли на тротуаре в два ряда, постоянно уезжали и приезжали, жужжали на мостах. Многие улицы перекрыли грузовики с продуктами для магазинов на разгрузке, и все стоящие за ним машины, не переставая, сигналили. Я шла по центру и с появлением местных жителей ощущала новый подъем энергии. Вот какая, значит, деловая Флоренция.