– Ciao, – поприветствовал меня Дарио. – Как дела?

– Хорошо, – ответила я. – У тебя как?

– В трудах и заботах, – вздохнул Дарио. Он всегда отвечал именно так, хотя в его баре никогда не бывало много людей. Мне казалось, что среди всех посетителей только я являлась его постоянным клиентом.

Он потушил сигарету, открыл мне дверь и, взяв меня за локоть, слегка подтолкнул внутрь помещения. Интерьер его суши-бара оформлен с использованием стали и красного цвета, и я бы сказала, что лет на десять опоздал с претензией на то, чтобы считаться модным. Дарио рассказывал, что влюбился в Японию после того, как побывал в этой стране. «Очень вкусно», – соврала я ему тогда, медленно пережевывая кусочек рыбы, которая, честное слово, не должна стоить так дорого, как он за нее берет. Иногда мне приятно находиться в компании тех, кого я хотя бы шапочно знаю. Иногда я позволяю ему довести меня до дома и даже поцеловать около подъезда. Но сегодня этого не произойдет. Сегодня все будет по-другому.

В баре, кроме молодой американской пары, гостей не было. Официантка с серьезным выражением лица стояла около двери на кухню, но не подходила ко мне. Дарио вытер стойку бара и щедро налил вина мне в бокал.

– День нормально прошел? – спросил он меня.

– Очень хорошо, – впервые совершенно искренне ответила ему я.

– Какая же ты счастливая, что у тебя отпуск. А вот я всегда на работе, всегда в делах. А чем ты занимаешься в Бостоне? Ты ведь из Бостона, верно?

Я совершенно не ожидала этого вопроса.

– Фандрэйзингом занимаюсь, – ответила ему я, словно не потеряла этой работы. – Для нужд музея.

– Что?

– С искусством работаю.

– А-а, ты художница.

Я его не стала поправлять. Какой смысл объяснять, что моя прошлая работа имела прямое отношение к деньгам и не имела никакого отношения к искусству (хотя выбрала я ту работу во многом из-за того, что все-таки какое-то отношение к искусству у нее было). Вначале я даже делала большие успехи на той работе. Я делала вид, что все то, чем я занималась, имело какое-то значение.

– Ну, тогда ты понимаешь, что такое весь день трудиться как пчелка, – продолжил Дарио.

Я утвердительно кивнула. В уверенности Дарио было что-то агрессивное и заразительное, и я сама начала вести себя так. На лбу и лысеющей голове Дарио выступили крупные капли пота. Он налил мне второй бокал вина, и после того как принесли мой заказ, я начала медленно есть. Дарио скрестил руки на груди и начал свой монолог.

– Я три года назад купил этот бар. Tre anni, скоро уже будет три.

Он говорил, а я начала свой ритуал – составляла в уме список.

– Иногда мне кажется…

Значит, утром я пила кофе. Без сахара и молока.

– …это некрасиво, Ханна. Правда.

Потом я вспоминаю о том, что съела два кусочка тоста.

– Сицилия… я думаю.

Салат после прогулки. Это уже серьезная еда.

– Всегда одно и то же.

Дарио замолкает и подливает мне в бокал вина.

– Тогда я пойду в отпуск…

Я снова мысленно возвращаюсь к своему списку и разбиваю его на отдельные составляющие или колонки. Тосты в одну колонку, потом алкоголь в другую, большую и вместительную колонку. Алкоголь – это штука важная, это почти как воздух. Алкоголь помогает, и его тоже надо считать. На алкоголь в животе тоже нужно место.

– …отличается…

Я мысленно возвращаюсь к салату, разбираю его на ингредиенты.

– …что блин…

Немного листового салата. Кусочки помидора. Тоненький, почти прозрачный кусочек сыра.

– …я не хочу, но…

Я вспоминаю, что перед выходом из дома съела горстку миндаля.

– …это как казино.

Ну и наконец, лосось. Пять липких, маслянистых кусочков. Я уже чувствую тяжесть этих кусочков в своем животе.

– И потом она говорит мне: «Дарио…»

Затем я в уме строю башенку из всех продуктов, которые съела за день. Я складываю их один на другой, и получается узкая, но высокая башня.

– Что я могу сделать?

Несмотря на то что башня узкая, ее вес достаточно внушительный. Этот вес ощущаю в своем животе.

– Так это жизнь…

Я мысленно отложила горстку миндаля в сторону. Я не в состоянии положить миндаль сверху на башенку, и это меня очень волнует.

– …однако в будущем…

У меня не хватает смелости водрузить миндаль на самый верх моей воображаемой башенки.

– …верить. – Тут зазвонил его телефон.

– Да, – громко произнес Дарио в трубку и быстрым шагом направился в дальний угол бара.

Я мысленно осмотрела получившуюся пирамиду. Закрыла глаза. Попыталась понять, что делать с миндалем. Я начала складывать башню по новой.

Тут я услышала за своей спиной смех. Я открыла глаза и посмотрела в зеркало на отражение молодой американской пары. Они смотрели в мою сторону, и женщина приложила ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку. Над чем она смеялась? Я посмотрела на свое собственное отражение. Что эта американка в нем увидела? Я видела лишь женщину, которой уже почти тридцать, а на лице серьезное выражение. Мои волосы не в лучшем состоянии, они выглядят какими-то неживыми. Перед выходом из дома я, несмотря на жару, высушила их феном и уложила так, чтобы они как бы обрамляли мое лицо. Но видимо, все мои усилия были напрасными, потому что сейчас волосы висели, как макароны с вилки. Как у бездомных, которые толкутся у входа в этот суши-бар.

Я что-то забыла сделать. Днем или ближе к вечеру. Я напрягла память, сконцентрировавшись, но ничего не смогла вспомнить. Почему я не в состоянии ни за что зацепиться, не в состоянии удержать в памяти что-то важное? Постоянно что-то ускользает, словно бесследно проваливается.

Я услышала чей-то крик. Мой собственный? Нет, этот крик раздался снаружи. Кто-то на улице на кого-то кричал.

– Может быть, – громко вздохнул Дарио. – Ты видел? Постоянно надо что-то делать. Труды и заботы.

Он вышел на улицу, а я достала из сумочки деньги и положила их на стойку бара. Наверняка я оставила слишком много, но да бог с ним. Пора уходить до того, как Дарио вернется и будет напрашиваться провожать меня до дома. Не хотела слышать его болтовню, она меня раздражала. Я поискала глазами официантку, но она куда-то исчезла. В зале была только ухмыляющаяся пара американцев.

Несмотря на то что уже стемнело, на улице все еще жарко. За спиной я слышала голоса на повышенных тонах, которые словно подталкивали меня, заставляя ускорить шаг. Каблуки громко стучали по неровностям брусчатки. Я что-то забыла сделать. Улица, на которой я живу, пустовала, а из бара поблизости раздавалась громкая музыка. Дверь подъезда казалась очень тяжелой, а воздух на лестничной клетке спертым. Я нажала на кнопку выключателя света, который зажигается на время, за которое, по идее, можно было успеть подняться до двери квартиры. Но свет выключился, когда я дошла до третьего этажа. Я оперлась ладонью о стену и медленно продолжила подниматься вверх, громко стуча каблуками по ступеням. Где-то внизу открылась дверь.

– Signorina? – услышала я голос хозяйки. Боже, ну что ей сейчас от меня надо?! Я ускорила шаг и на повороте в пролете ударилась бедром о лестницу. Резкая боль. Я поняла, что синяк неизбежен. Поднялась на свой этаж и услышала, как начал звонить телефон.

Вот теперь-то я вспомнила, что позабыла. Четыре, пять, шесть звонков. Я нашла в сумочке ключ и вставила его в замочную скважину. Повернула один, два, три раза. Седьмой, восьмой, девятый звонок. Я открыла дверь квартиры, и звонки телефона стали невообразимо громкими и резкими. Десять, одиннадцать, двенадцать.

– Ханна? – услышала я голос своей сестры, как только сняла трубку. Ее голос – как ушат вылитой на меня холодной воды. Несмотря на то что сестра находилась от меня на расстоянии нескольких тысяч километров, ее голос затягивал меня, как омут. Я начала ощущать тяжесть во всем теле. Я сделала глубокий вздох и медленно выдохнула.

– Дорогая, у тебя все в порядке? – спросила сестра.

Я кивнула. Нет, я не буду плакать.