Письмо о смерти Рихмана не случайно заканчивалось опасением, что этот случай будет использован силами, враждебными науке. Если такие силы играли немалую роль в самой Академии наук, то за её стенами были они ещё влиятельней. Одной из самых опасных делу Просвещения сил оставалась церковь. Против неё направил остриё сатиры Ломоносов в «Гимне бороде», продемонстрировав ещё одну грань своего поэтического таланта и общественных убеждений. При жизни Ломоносова и в течение почти 100 лет после его смерти это стихотворение не могло быть напечатано. Создано оно было в ответ на ужесточение церковной цензуры, проявившееся в конце 40-х — 50-х годах XVIII века. Церковные иерархи неоднократно выражали своё возмущение тем, что академические профессора и издания внушают «опасные начала», склоняют «к натурализму (то есть материализму) и безбожию». В первую очередь имелся в виду Ломоносов и основанный им журнал «Ежемесячные сочинения, к увеселению и пользе служащие». В 1756 году Синод потребовал запретить кому бы то ни было писать «как о множестве миров, так и о всём другом, вере святой противном». Предполагалась конфискация ряда поморов «Ежемесячных сочинений» и книги Б. Фонтополя «Разговоры о множестве миров», переведённой А. Кантемиром. Правда, правительство не утвердило этих мер. Однако. Синод запретил печатать перевод поэмы А. Попа «Опыт о человеке», сделанный верным учеником Ломоносова, профессором молодого Московского университета Н. Н. Поповским. Причина та же — изложение в ней учения Коперника и идеи о множестве миров. Нападки на Поповского задевали Ломоносова лично. При дворе у реакционных церковников нашёлся свой глашатай, пользовавшийся влиянием на богомольную императрицу, — проповедник Гедеон Криновский, допустивший весьма прозрачные намёки на безбожие Ломоносова, причём в печатной проповеди.

В этой обстановке Ломоносов сделал ответный выпад, избрав своим оружием смех. Списки «Гимна бороде» быстро разошлись и среди образованного столичного общества, и среди губернских чиновников и купцов. Вскоре последовала жалоба от Синода императрице. Ломоносова вызвали в Синод для «беседы», а точнее — для выговора и приведения в «раскаяние». Ломоносов прямо своего авторства не подтвердил, чтобы не давать официальным признанием повода для преследования, но и не отрицал ого. Со свойственным ему темпераментом он стал защищать «оный пасквиль», начал адресовать членам Синода «ругательства», и вместо увещевания «отступника» разговор в Синоде закончился перебранкой. Добиться наказания Ломоносова Синоду не удалось, а на эти попытки Ломоносов ответил ещё несколькими острыми сатирическими стихами и эпиграммами.

«Мысли предосудительные, несправедливые, противные православной церкви» были замечены и в трактате Ломоносова «О сохранении и размножении российского народа». Причём так о нём было сказано уже в 1819 году, когда он был впервые опубликован в сокращённом виде. Здесь перед нами Ломоносов предстаёт как учёный-экономист и демограф. Он рассматривал подъём благосостояния народа как основной способ увеличения его численности. Этот подъём должен быть достигнут путём распространения культуры, научных и медицинских знаний. Не выступая прямо против крепостничества, Ломоносов указывает на ряд отрицательных последствий жестокой эксплуатации крестьян и дворянского вмешательства в их личную жизнь.

Этот трактат рассматривался Ломоносовым как первая из восьми глав обширного научного труда о вопросах, «простирающихся к приращению общей пользы». План этого труда, как и указанный трактат, был изложен в 1761 году в одном из посланий к И. И. Шувалову. Однако, если вельможные меценаты и поощряли занятия Ломоносова «изящной словесностью» и мозаикой, мало понимали, но не мешали его естественнонаучным исследованиям, то позволять ему вмешиваться в дела внутренней социальной и экономической политики дворянской империи были совсем не расположены. Ломоносовские заботы о благе простого народа, не вмещавшиеся в рамки крепостнических порядков, были чужды и враждебны правителям дворянской России. На долгие десятилетия эти идеи учёного были обречены на забвение.

Примерно за семь месяцев до смерти, в июле — августе 1764 года, Ломоносовым была написана «Краткая история о поведении Академической канцелярии в рассуждении учёных людей и дел с начала сего корпуса до нынешнего времени». По сути дела, это история борьбы не только с Шумахером и Таубертом, но со всеми тёмными силами, стоявшими за ними, выступавшими против материалистического и просветительского направления в деятельности Академии наук, против патриотических тенденций, то есть против всего того, что олицетворял собой Ломоносов и его сподвижники.

Составление «Краткой истории» было одним из самых решительных актов идейной борьбы, которую вёл Ломоносов за новую, демократическую науку и культуру. Важно оно и тем, что это самый ранний и безусловно достоверный (за исключением непринципиальных деталей) обзор деятельности Академии наук.

«Краткая история...», которую Ломоносов адресовал Екатерине II, при его жизни не получила хода. Однако уже в 1766 году не без влияния этого документа было принято решение об отстранении Тауберта от академических дел и назначении директором академии В. Г. Орлова, который должен был поправить в ней дела. Широкому же читателю ломоносовский текст оставался неизвестным до 1865 года.

Заключает этот раздел документ, который, пожалуй, является самым последним из рукописного наследия Ломоносова. Это план беседы с Екатериной II, которая так и не состоялась, потому что через несколько дней после составления плана между 5 и 7 марта 1765 года на 54-м году жизни учёного свалила болезнь, от которой он уже не оправился. По содержанию план близок к заключительному параграфу «Краткой истории...», но тон высказываний здесь ещё более решительный. Ломоносов собирался не жаловаться, не просить, он предостерегал. Он чувствовал, что его борьба и его жизнь подходят к концу, он осознает своё значение для России, подводит итог своих трудов. По его убеждению, сила Отечества определяется развитием в нём просвещения. Но враги просвещения не разбиты, они пользуются поддержкой реакционных верхов, опираются на засилье чиновников, ничего общего с наукой не имеющих. Это враги не лично Ломоносова, они посягают на достоинство и безопасность страны. Бездействие правителей в деле защиты Просвещения грозит им «великой бурей». Надежды на «просвещённую» мудрость российских самодержцев были иллюзорны, но грозное пророчество оказалось справедливым.

МОСКОВСКОЙ СИНОДАЛЬНОГО ПРАВЛЕНИЯ КАНЦЕЛЯРИИ[297]

1734-го году сентября в 4 день в Ставленническом столе Московской Славено-греко-латинской академии школы риторики ученик Мпхайла Васильев сын Ломоносов допрашивая.

А в допросе он сказал: отец у него города Холмогорах церкви Введения пресвятый богородицы поп Василей Дорофеев, а он, Михайла, жил при отце своём, а кроме того нигде не бывал, в драгуны, в солдаты и в работу е. и. в. не записан, в плотниках в высылке не был, от переписчиков написан действительного отца сын и в оклад не положен[298]. А от отца своего отлучился в Москву в 730-м году октября в первых числех и, приехав в Москву, в 731-м году в генваре месяце записался в вышеписанную Академию, в которой и доднесь пребывает и наукою произошёл до риторики. Токмо он, Михайла, ещё не женат, от роду себе имеет 23 года, и чтоб ему быть в попах в порученной по именному е. и. в. указу известной экспедиции статского советника Ивана Кирилова, он, Михайла, желает. А расколу, болезни и глухоты и во удесех повреждения никакого не имеет и скоропись пишет. А буде он в сём допросе сказал что ложно, и за то священного чина будет лишён, и пострижен и сослан в жестокое подначальство в дальный монастырь.