Как всегда, панна Барбара проснулась в восьмом часу. Но это вовсе не значило, что она собиралась вставать. Она любила понежиться. С момента ее пробуждения до подъема могло пройти и полчаса, и даже час. Для Анисима эта ее привычка была настоящим испытанием. Чтобы поднять панночку, ему приходилось идти на разные хитрости. На этот раз он вошел в спальню под предлогом заменить цветы в вазе. «Хош я и русский, а порядок люблю», – слышала прежде от него панночка. Сегодня он внес букет белых хризантем. Прошаркав к столику, Анисим достал из вазы старый букет и водрузил в нее свежий. Совершив эту процедуру, он шумно вздохнул и рукавом ливреи вытер взмокший лоб. Покидать спальню он не торопился. Глядя на панночку, он старался угадать, спит она или притворяется.

Почувствовав, что старик смотрит на нее, Барбара открыла глазки, потянулась.

– Пора, матушка, пора, ангел мой, – ласково сказал Анисим. – Хоша в школу вам сегодня и не идти, но надо ж приличие знать. Шутка ли, скоро восемь!

В ответ он услышал тихий зевок.

– Вставайте, вставайте, – продолжал он, – коржики стынут. Их не станут подогревать по десять раз. Папенька ваш давно уехали. Вот-вот заявится модистка. Что я скажу ей?

Барбаре было лень думать, лень отвечать. Ей хотелось прикорнуть еще хоть на одну минутку. Но въедливый гайдук знал, чем ее растормошить. Сегодня у него были для этого подходящие сведения, и он наконец решил выложить их:

– Вчера вечером, когда вы легли, ваш папенька были сильно сердиты. Ему рассказали о вашем свидании в саду пана Николая. Осмелюсь признаться, его милость кричали и топали ножками. Будьте уж так милосердны, матушка, предупредите вашего кавалера, чтобы впредь даже близко не подходил к воротам.

Сказав это, хитрый старик покинул спальню. Барбара приподнялась на подушке. Сонное состояние ее как рукой сняло…

После короткого завтрака начались визиты – дотошные кавалеры дознались, что панна Барбара дома. Один являлся за другим, будто по заранее установленной очереди. Каждого для начала отсылали к Анисиму. На старого гайдука возлагалась миссия выборщика: кого допустить, а кому отказать. Обычно Анисим выбирал на глазок: тех, у кого недоставало усов или костюм был недостаточно пышным, он отправлял несолоно хлебавши, предпочтение же отдавал лицам крупного телосложения. Особенно жаловал он военных. Его пристрастие к ним порой приводило к курьезным ситуациям. Случалось, пожелает увидеть панночку какой-нибудь корпулентный паныч, пусть даже с заплывшим жиром лицом, зато в полупанцире, надбрюшнике и в шлеме, посмотрит на него Анисим, вспомнит свои молодые годы, войну, на которой когда-то был пленен, и отведет гостя к панночке. А потом выяснится, что это обозный приехал из загородного гарнизона, разыскивает какую-то знакомую кухарку, состоящую на службе в богатом доме…

Сегодня, памятуя о нагоняе пана Анджея, старик отказывал всем. Он не допустил до панночки даже таких известных вельмож, как пан Пусловский и молодой граф Милевский. Единственное, чего он не забывал, так это сообщать каждому, что в субботу его хозяйка приглашена на бал его величества.

Однако в двух случаях в этот день старик все-таки не сумел остаться до конца твердым. Сначала он не устоял перед паном Поведайло, известным городским меценатом. Уж слишком пышно был разодет этот кавалер. На госте красовался алый кунтуш, бедра опоясывал золототканый кушак, с которого на шелковых перевязях свисала богатая длинная сабля. «Вот это красавец!» – отметил про себя старик и даже причмокнул от изумления. Он сейчас же вспомнил себя в молодости и подумал, что неспроста их, русских, побили тогда литвины: «Есть и среди них достойные мужи». Пан Поведайло так любезно улыбался, что старик решил: «Будь что будет, семь бед – один ответ. Надеюсь, панночке приятно будет увидеть такого красавца». И пропустил. Дворцовый лакей сейчас же проводил гостя к панне.

Не прошло и десяти минут, как у ворот появился новый поклонник. Анисим узнал его – это был тот самый бравый усач, драгун, который заходил два дня назад. Грудь и руки молодца были в броне, на боку висела рапира с золотой насечкой на рукояти. Но особенно очаровала старика великолепная шляпа гостя. Таких длинных и цветастых перьев, какие были на ней, он еще не видел.

– Самуэль Лаудруп, – представился гость. Его уверенности и умению показать, что он важная «птица», позавидовал бы сам виленский воевода. – Ты меня должен помнить, старик.

– Как же, как же, помню, – признался Анисим. Пытаясь сохранять важное выражение лица, он, тем не менее, чувствовал робость перед этим Гераклом. – К сожалению, ее милость занята.

– Я ненадолго. Мне бы только представиться. Хочу, чтобы она знала, что я повержен ее красотой. Я не стану ее задерживать.

– Незнакомых не велено пускать.

– Как же я стану знакомым, коль меня не пустят? И потом, я, братец, не из простых. Ты разве не знаешь, кто служит в придворной хоругви?

Отказать такому удальцу, да еще явившемуся чуть не с поля брани, Анисим не смел.

– Необходимо испросить разрешение, – начал поддаваться старик.

– Так за чем же дело стало?! Давай, спрашивай, делай то, что от тебя требуется!

Продолжая испытывать непреодолимую робость перед этим «богом войны», Анисим наконец поклонился и, оглядываясь, вприпрыжку направился во дворец.

Тем временем панночка принимала пана Поведайло. Оба сидели в больших креслах и смотрели друг другу в глаза, будто соперничали, кто кого пересмотрит. Было очевидно, что появление гайдука разрушило что-то незримое, что уже связывало обоих.

– В чем дело, Анисим?

– Прошу прощения, ваша милость, важное сообщение, – Анисим сделал вид, будто не заметил недовольства в голосе госпожи.

Барбара улыбнулась гостю, как бы извиняясь за бестактность слуги, затем встала и быстро направилась в соседнюю комнату. Анисим поспешил за ней. Как только они остались с глазу на глаз, панночка выказала свое недовольство:

– Что ты себе позволяешь! Разве ты не видишь, что у меня гость?! Вместо извинений гайдук уныло сообщил:

– Пришел тот гусар, драгунский офицер, тот самый, что заходил два дня тому назад. Что мне ответить?

– Как что? Скажи, чтобы зашел в другой раз. Не могу же я прогнать пана Поведайло!

Но гайдук спрашивал только для этикета. Он не нуждался во мнении своей госпожи, так как уже все решил за нее. Старик погладил свои седые усы.

– Но ему невозможно отказать. Такой бравый, неотразимый. Кого еще принимать, как не таких. Барбара усмехнулась. Хитрость гайдука ее забавляла.

– Ах, Анисим, – сказала она, – не удивлюсь, если не папенька, а ты найдешь того, с кем мне придется пойти под венец. Может быть, ты позволишь мне самой разбираться со своими кавалерами? И потом, что это за пристрастие к военным? По-твоему, если штатский, так и не человек?

– Это с какой стороны посмотреть, – отозвался хитрец. Он был не прочь пофилософствовать на поднятую тему. – Позволю вам заметить, матушка, никакого пристрастия моего тут нет. Есть только опыт жизни. Слуга не выспрашивает родословную. Документом для него являются лицо и одежда. Тот усач, что сейчас за воротами, с виду настоящий князь. Бьюсь об заклад, что одна его шляпа стоит полдеревни. Смею быть уверенным, что он вам понравится.

После таких похвал у панны Барбары уже не было желания возражать.

– Ладно, – согласилась она, – веди, посмотрим на твое го драгуна. Вот только что нам делать с паном Поведайло?

– Не беспокойтесь, матушка. Проводите его в сад и оттуда тихонько выведите к воротам. А я тем временем займусь воякой. Он будет ждать вас в Рыцарском зале.

– Вот хитрец, – пожурила гайдука панночка. – И зачем мне этот драгун, коль мне и с паном Поведайло хорошо?

– Что поделать, – смиренно вздохнув, ответил упрямец. – Не могу же я теперь сказать этому триарию, что вас нет. Как бы он не схватился за свою рапиру! Уж очень решительно настроен!

Панна Барбара отмахнулась: ладно, мол, веди. Она соглашалась исключительно ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Уж очень ей хотелось посмотреть на хваленого гостя. На том они и разошлись. Вскоре пан Поведайло был препровожден в сад, а пан Лаудруп приведен в комнаты второго этажа. При этом панна Барбара и Анисим постарались, чтобы кавалеры ни в коем случае не увидели друг друга. Но в этот день удача отвернулась от Анисима и его госпожи. Осуществляя задуманное, они совсем забыли, что у дома есть окна…