Последние слова она сказала таким тоном, будто сама была любовницей великого князя. Барбара с удивлением посмотрела на мать.

– Более того, – желая убедить дочь, добавила пани Эльжбета, – скажу тебе с абсолютной уверенностью: как только ты увидишь его вблизи, тоже влюбишься в него.

– Мама! – негодующе воскликнула панночка.

– И я не стану осуждать тебя за это, – как ни в чем не бывало продолжала пани Эльжбета, – ибо знаю, что его величество действительно очаровательный мужчина.

Больше они на эту тему не говорили, однако и того, что было сказано, хватило, чтобы поселить в душе девушки странную, приятную тревогу. Панна Барбара не могла знать, что ожидает ее в будущем, но уже готова была согласиться, что жизнь в любую минуту может преподнести сюрприз. Впервые она подумала, что мало быть просто красивой и иметь массу поклонников, важно еще постараться добиться в жизни того, чего очень хочешь. Оставалось узнать, чего именно ей хотелось. Она размышляла над этим и пришла к выводу, что мечтает встретить человека, с которым ей было бы легко, и при этом почему-то упорно воображала себе великого князя. Думая о будущем, панна Барбара была уверена, что сумеет приворожить Сигизмунда так же легко, как до сих пор привораживала всех других своих поклонников.

От дворца Радзивиллов до замка великого князя было всего два квартала пути, однако пан Анджей распорядился подать карету. Большую золоченую карету на четыре места запрягли четверкой мышастых лошадей с завитыми хвостами и гривами и белоснежными перевязями на макушках. Впереди кареты следовал отряд наряженных в одинаковые костюмы гайдуков – личная охрана пана Анджея и его семьи, а позади – выездные лакеи, среди которых был и Анисим, недовольный в этот вечер тем, что его заставили нарядиться в слишком тесные одежды. Все верховые были при саблях, будто следовали на маневры. К замку, куда можно было дойти пешком за пять минут, ехали чуть не четверть часа – скорее тешили взгляды прохожих, нежели передвигались. Зато не был нарушен этикет.

На каретном дворе царил хаос. В свете фонарей можно было разглядеть лица тех, кто выходил из карет и направлялся к высокому замковому крыльцу. Лакеи сопровождали господ в здание, а гайдуки оставались при лошадях на указанном им замковыми слугами месте. Некоторые из гайдуков, оставив у лошадей охрану, группами отправлялись прогуляться по замковому двору. Каждая такая группа различалась цветом и покроем своих костюмов. Держали гайдуки себя нагло: пререкались с чужими, преграждали им дорогу. Подобное поведение могло перерасти в драку, но этого не происходило – по двору с видом хозяев расхаживали разодетые в бело-красные одежды дружинники великого князя.

Господа, проникнув в обширный вестибюль, оставляли верхнюю одежду своим лакеям и, покрутившись у зеркал, группами, уже в сопровождении лакеев хозяина замка, поднимались по белой мраморной лестнице в Большой Готический зал.

В ту минуту, когда в зале появилась семья Радзивиллов, служители зажигали факелы по стенам. В двух больших каминах пылали поленья. Благодаря игре пламени на потолке оживало фресковое изображение какой-то грандиозной битвы: двигались фигуры воинов, блестели доспехи и наконечники копий, повсюду полыхал огонь, горела земля… Рядом с одним из каминов был устроен подиум, на котором стояли два драпированных красным бархатом кресла с высокими спинками. Это были места великого князя и его супруги. На балконе, под самым потолком, устроились музыканты. В зале стоял тот мерный гул, который можно было бы сравнить с гулом пчелиного роя.

Сначала Барбару посетило разочарование: она не увидела в зале ни одного молодого лица. Но потом, когда зажгли факелы, случилось маленькое чудо: приглашенные будто помолодели. Старики и молодые, в золототканых кунтушах, с саблями и без сабель, их жены, дочери, сестры, в платьях из игристого виссона и парчи, с веерами, трепещущими, точно крылья бабочки, – словом, весь этот зал так и засиял живыми красками. На потолке, на стенах заиграли «зайчики» – разноцветные отражения рубинов, изумрудов, сапфиров. Барбара с интересом стала всматриваться в лица – еще бы, ведь ее окружали такие особы: гетманы, воеводы, сенаторы, епископы. Среди гостей она легко распознала иностранцев (на балу присутствовали придворные французского короля) – своими костюмами эти особы чем-то напоминали черных аистов. По скуластым смуглым лицам, узким глазам и жиденьким усикам, свисавшим соломинками, она узнала татарских военачальников. Военных было много. Отметив это, Барбара вспомнила, что сегодняшний бал приурочен к заключению мирного договора с Москвой.

Долго ей не удавалось избавиться от мысли, что ее не замечают. У многих собравшихся были такие же серьезные лица, как у пана приора, когда он появлялся в классе. Все чего-то ждали, беспрестанно оглядывались в ту сторону, где стояли два кресла, и говорили, говорили…

Но вот неожиданно громко зазвучали литавры – призыв к всеобщему вниманию. Те, кто сидел, встали, все повернулись лицом в сторону подиума. В громадном, переполненном людьми зале вдруг воцарилась тишина… Опять зазвучали литавры. На возвышение стал подниматься невысокий, но ладный с виду пан, кудрявый брюнет. На нем был черный наряд, состоящий из атласного кафтана с кружевными брыжами, из-под которых выглядывала золотая цепь. Панна Барбара не столько узнала, сколько догадалась, что это и есть сам великий князь. Он вел за руку молодую особу, бледность которой подчеркивалась красным беретом на рыжеватых волосах. Все, кто был в зале, вдруг закричали, выказывая искренний восторг:

– Виват младшему королю! Слава князю-победителю! Многие лета великому князю и его женке! Да здравствует наш будущий король!

Его величество поклонился, потом, усадив жену, занял место в своем кресле. Сейчас же на подиум поднялся глашатай. Вскинув руку в знак того, чтобы его выслушали, он начал читать грамоту короля-отца:

– «Мы, Сигизмунд, король Польский, великий князь Мазовецкий, Прусский и прочее, прочее, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь…»

После этого началась церемония награждения. Великий князь от имени отца вручил некоторым военачальникам именные сабли с позолоченной рукоятью, а иным, особо отличившимся, имевшим ранения или потерявшим часть своего личного войска, – дарственные на землю. Не были забыты и их вдовы с детьми. После награждения всеобщим молчанием почтили память погибших, а затем с воодушевлением спели «Радуйся, Мария».

На этом торжественная часть вечера завершилась. Князь удалился. В зале опять ожил гул голосов. Наступило время напомнить о себе музыкантам, и они начали подготовку к танцевальной части вечера. Какофония звуков, которую они устроили, вызвала среди присутствующих смятение. Одни гости направились занимать места на стульях вдоль стен, другие устремились на улицу, на обширную террасу, где по обе стороны ступенек, уводящих к реке, уже горели смоляные бочки. Именно с этого момента Барбара и стала замечать знакомые лица. К тому времени она и ее мать уже сидели у стены невдалеке от одного из пылающих каминов. Стоило пану Анджею удалиться с группой сановников, как перед ней предстал первый знакомый. Это был пан Якоб Пелецкий. Кавалер поцеловал ей ручку и пригласил пройтись по залу.

До этой встречи панна Барбара чувствовала себя неловко. Ей было бы куда покойнее, если бы хоть кто-нибудь обратил на нее внимание. Но нет, все гости словно сговорились, даже не оглядывались на панну. Между тем они должны были заметить ее хотя бы потому, что на ней был такой богатый наряд. Действительно, грудь панны Барбары, шапочку и даже шелковую накидку, наброшенную на голову, украшал крупный жемчуг. В свете пламени чудилось, что вся она усыпана сияющими искрами.

Пользуясь случаем, пан Якоб заранее пригласил панну Барбару на первый танец. Та охотно согласилась. Очень скоро она вынуждена была убедиться, что в зале немало ее кавалеров. Это обстоятельство удивило: Барбара была убеждена, что немногие имеют приглашение. Мысленно панна поблагодарила каждого из них за риск и за преданность. Присутствие поклонников добавило девушке смелости. Ей стало ясно, что в этот вечер ей не придется скучать. Она посмотрела в сторону балкона, где разыгрывались музыканты, и мысленно поторопила их: «Пора, пора!» Молодой пан Кшиштоф Гояловский, который однажды сватался к ней, дождавшись, когда она обратит на него взор, с подобострастием поклонился. Барбара одарила его чарующей улыбкой, на что влюбленный ответил полным страдания взглядом. Из тени вышли знакомые ей забияки – воины кирасирской хоругви – пан Жижма и пан Мусел. Оба были в высоких желтых кавалерийских сапогах с отворотами и золочеными шпорами и в красных мундирах, у каждого на боку висела длинная сабля. Красавцы поглядывали по сторонам, словно прикидывали, велико ли войско противника. Заприметив этих великанов, ростом и шириной плеч превосходящих любого из собравшихся, Барбара немножко испугалась. Предчувствие беды посетило ее. Она оглянулась на сопровождающего ее пана Якоба и мысленно перекрестила его, призвав под защиту Господа.