– Надеюсь, у тебя все хорошо?

– Как всегда, папенька, – ответила она и тут же поинтересовалась сама: – Но скажите скорее, какое известие вы привезли?

– Ах да, – было очевидно, что пан Анджей, забыв о цели своего визита, уже готов был завести с дочерью другой, менее приятный для нее разговор, на который настроил его приор, но сдержался. – В субботу его величество дает бал, – сказал он. – Приезжает его супруга, княгиня Елизавета. Будут высокие военные и все наши вельможи. Поступило приглашение и на твое имя. Впервые его величество оказывает тебе честь.

– Не может быть, папенька! Не верю своим ушам! – радостно воскликнула Барбара.

– Не веришь ушам, так поверишь глазам, – смеясь, ответил пан Анджей. – Как только приедем, покажу приглашение, – он обнял дочь. – Когда-нибудь, моя девочка, это должно было случиться. Тебе уже шестнадцать. Довольно играть в куклы и выслушивать признания детей. В субботу ты не просто увидишь свет и светское общество, но впервые станешь его частью. Надеюсь, все пойдет благополучно, и ты сумеешь показать себя с лучшей стороны. Благо, достоинств у тебя хватает. Запомни: это будет уже не утренник и не рождественская забава с ряжеными, это будет, выражаясь военной терминологией, смотр, где каждый составит о тебе свое мнение. И надо постараться, чтобы это мнение было достойным, ибо мы, Радзивиллы, заслуживаем этого!

Барбара была в восторге. Она почему-то сразу уверилась, что предстоящий бал коренным образом изменит ее жизнь. Ей хотелось думать, что на нем случится нечто необычное, счастливое. Она видела себя кружащейся в танце и невольно млела от избытка приятных предчувствий. Неожиданно панна вспомнила о школе.

– Но мне понадобится время, чтобы подготовиться к балу, – с тревогой обратилась она к отцу.

– До понедельника ты от уроков освобождена, – ответил пан Анджей. – Ради этого я и заезжал к отцу Симеону. Он разрешил. Надеюсь, эта отлучка не слишком повлияет на твои успехи, и ты без труда догонишь своих сверстниц.

Вместо ответа Барбара поцеловала отца. Этот поцелуй заставил пана Анджея окончательно забыть о жалобе монаха…

Ехать пришлось недолго. Уже через десять минут заискрилась широкая лента реки. Карета шумно прокатила по улице вдоль высокой каменной ограды. Впереди показались ворота из железных прутьев, составляющих замысловатый орнамент. Останавливаться не понадобилось – расторопные слуги распахнули ворота заранее. Карета на полном ходу въехала во двор, обогнула огромную круглую клумбу и наконец остановилась перед крыльцом большого двухэтажного дворца с мезонинами и высокой прямоугольной башней. Дворецкий открыл дверь, помог приехавшим сойти.

На ступеньках высокого, украшенного колоннами крыльца хозяина и дочь встретил отряд выстроившихся в линию гайдуков в темно-зеленых ливреях. Панночка сразу узнала среди них низкорослого Анисима. Старый гайдук смотрел на нее и виновато улыбался. «Тысячу извинений, ваша милость», – говорил его взгляд. Было ясно, что преданный слуга переживал, что ему не пришлось встретить ее сегодня. Желая успокоить старика, Барбара улыбнулась и изящно помахала ему ручкой…

– Ну, Анисим, докладывай, – подражая отцу, требовательным голосом обратилась к гайдуку панна Барбара, когда они поднялись в ее апартаменты.

– Ничего нового, матушка, – устремив невинный взгляд на госпожу, ответил гайдук.

– Были ли визитеры?

– Еще сколько.

– Кто?

– Некто Лаудруп, драгун…

– Не знаю такого.

– Твердил, будто встречал вас однажды на улице, когда вы изволили пройтись от школы пешком. Должно быть, плут, матушка. Я хорошо помню, что никогда по дороге домой вы ни с кем не встречались и не разговаривали. Разве что с продавщицей цветов. Но я не думаю, что это и был переодетый драгун.

Девушка хихикнула – шутка гайдука пришлась ей по душе.

– Кто знает, – ответила она, – от моих кавалеров чего угодно можно ждать. Как он выглядит?

– Да уж немолодой, матушка. Думаю, четвертый десяток разменял. Усищи до подбородка, в шляпе с перьями, с рапирой в железном чехле. С виду не бедняк.

– А что папенька? Он видел его?

– Боже сохрани. Мы разговаривали у ворот. Было же строгое указание вашего отца: никого на двор не пускать. Всех ваших женихов я встречаю у ворот.

– Кавалеров, – поправила Барбара.

– Так точно, матушка, кавалеров, – исправился гайдук. – Встречаю, и если оказывается незнакомый, выясняю его личность. Этот отрекомендовался капитаном драгунской хоругви.

– О, офицер!

– Да, и с виду такой представительный, бравый. Говорил, имение за ним числится, то бишь деревенька.

– Не из богатых, значит, – рассудила панночка. И тут же призналась: – Что-то не помню я никакого усатого капитана. Ты прав, Анисим, должно быть, плут.

– Это без всякого сомнения, матушка, – подтвердил гайдук. – У них, у нынешних кавалеров, хитрость такая – ссылаться на нашу с вами забывчивость. Но мы-то не из таковских, все помним: каждый визит, каждый разговор. Нас не окрутишь.

– Благодарю, Анисим, ты верный слуга. Что еще он говорил?

– Говорил, будто недавно вернулся с русской границы, воевал и даже имеет ранение…

– Бедненький. Вот эти твои русские! Им бы только воевать! Петухи!.. Мне жаль его. В следующий раз, как придет, дай мне знать. Я приму его. Должно быть, это настоящий герой.

– Но вы же только что говорили, что он плут, матушка!

– А может, это сама судьба…

Ее ответ не удивил Анисима. Гайдук не помнил случая, чтобы панна Барбара отказала во встрече хотя бы самому захудалому из ее поклонников. Любопытство его госпожи было беспредельным. Обмахивая себя веером, совсем как взрослая пани, она стремительно подошла к окну, приоткрыла его. Ей казалось, что в комнате слишком сильно натоплено.

– Что еще? – глядя в окно, спросила она.

– Еще приходил этот долговязый, с фамилией на немецкий лад. Как бишь его…

– Что за выражения, Анисим! Герр Бернгард – самый достойный из моих кавалеров. Согласна, притязания его безнадежны, папенька никогда не отдаст меня за него. Но разве то, что он все же не отступается, не является доказательством его истинной преданности? – она вдруг оглянулась, устремив на Анисима удивленный взгляд. – Но почему он приходил утром? Ведь знает, что я в школе! Что случилось?

– Он желал узнать, приглашены ли вы на субботний бал, который устраивает его величество.

– И что ты ответил?

– Ответил, что слыхом не слыхивал про этот бал.

– Интересно, – отозвалась панна, – зачем ему? Ведь он-то уж наверняка не приглашен, – и задумалась: желает она присутствия герра Бернгарда на субботнем балу или нет.

Анисим, словно угадав ее мысли, сказал:

– Не тревожьтесь, матушка, этот пройдоха, если захочет, не только в замок его величества – в спальню к королеве заберется.

Панночка сейчас же ответила с укором:

– Я же просила, Анисим! Что за вольности! И это про моих-то кавалеров! Я требую, чтобы ты был более почтителен!

Вместо ответа Анисим низко поклонился. Он знал, что панна Барбара слишком любила его, чтобы серьезно гневаться. И действительно, она тут же как ни в чем не бывало спросила:

– Что еще?

– Еще приходил тот круглый пан…

– Пан Коцюбинский. Что ему было нужно?

– Спрашивал, когда можно переговорить с вами с глазу на глаз.

– Смотри какой прыткий! С глазу на глаз!

– Говорил, подарочек вам приготовил.

– Подарочек? Последняя новость не могла не заинтересовать панну Барбару. Подарки она любила. Кто знает, может быть, любовь к ним и развила умение находить общий язык с любым из кавалеров. Того, что они подарили ей, хватило бы, чтобы оснастить под музей дворцовый зал. Как правило, вещи эти стоили немало: перстни, бусы, подвески, целые букеты из серебра, золота и драгоценных камней. Постоянное, чуть не каждодневное пополнение коллекции успело развить в панне Барбаре ту страсть и разборчивость, которые отличают профана от знатока. Она не только украшала этими драгоценностями свои наряды, но и умела ворожить на камнях, знала способы исцеления от недугов с их помощью. Особенно гордилась она своей коллекцией жемчужных бус. Ее мать, пани Эльжбета, подарила ей бусы в десять рядов!