— Откуда мне было… — зашлась от возмущения Джайя. Кхассав, высоколобый, с орлиным зрением и змеиной гибкостью, встряхнул жену и тут же перебил:

— Я здесь почти полгода. Полгода, Джайя. Что мешало прийти ко мне хотя бы с одним вопросом?

Джайя молчала, нервно сглатывая: что ему на эту сказать?

— Почему до тебя не доходит, что твое правление совпадет с моим, а не с царствованием раману Тахивран? — не унимался Кхассав. Он тряс жену так сильно и смотрел так непререкаемо требовательно, что теперь раманин всерьез тошнило от страха.

— Потому что, — с трудом насмелилась Джайя, — с окончанием Бойни Двенадцати Красок…

— С окончанием, — заголосил ахрамад еще громче и еще более угрожающе, — Бойни Двенадцати Красок, Бансабиру Яввуз надо было наречь не только Особенно Мудрой, но и Великодушной. Клянусь, если бы я добрался до дворца династии с возможностью взять ее штурмом, имея сорок выставленных тысяч вдоль главного тракта и союзников во всех четырех сторонах, я бы не оставил династию в покое и сам взобрался на трон. Но она оказалась куда умней, — почти с досадой выплюнул Кхассав. — Куда дальновидней и куда великодушней… Это же надо так, — в сердцах вскинул руки ахрамад, оттолкнув при это супругу.

— Великодушнее? — обозлилась Джайя, положив руку на живот. — Бансабира Хитрая вывезла из столицы и из дома твоей матери все золото, — с праведным гневом в глазах заявила Джайя.

— Все золото, — передразнил Кхассав немедленно. — Это что ли было твое золото, что ты так переживаешь? А мать хороша, как всегда. Всю войну пособничала собственному отцу, вместо того, чтобы приказать отрубить голову ему и Шауту, и, тем самым, пресечь Бойню на корню. Если бы раману не выслала меня… — со всей злостью, на какую был способен, Кхассав впечатал тяжелый кулак в одну из подпор высокого кроватного балдахина, отчего дерево жалобно скрипнуло. Джайя, перепугавшись, вжала голову.

— Золото, Джайя, бесполезно, если им некого купить. Твой отец ведь тоже не бедный человек? — не спрашивая, поинтересовался он. — Давай проверим, как ему поможет богатство, если я разрежу его надвое?

— Не смей угрожать моему отцу, — вскипела женщина.

— Отчего это? Что он такого мне дал, чтобы я отнесся к нему с уважением? Дочь, которая не способна видеть дальше собственного носа?

— Я сказала…

— ЗАКРОЙ РОТ, — Кхассав окончательно стал сам не свой. — Замолчи, — он в два громадных шага преодолел расстояние между ними, нависнув над женщиной тенью самого смертоносного из Богов. — Своим отказом сменить власть, — зашипел ахрамад, наклоняя лицо к женскому и удерживая Джайю за подбородок, чтобы не могла отвести взгляд, — и забрать лишь золото, Бансабира будто заявила на весь Яс, что она не предательница короны и узурпаторша, как всем внушала Тахивран, а лишь справедливо мстящая дочь своих предков и преданная союзница отцу и Маатхасу. Если мне не соврали, Бану была одержимой местью за мать, не так ли? Кто начал войну Джайя? Кто не прекратил ее, хотя был обязан перед Богами, волю Которых воплощает на троне Яса? Из-за кого погибла мать Бану Комшарной? Ее и без этого молва уже нарекла Избранной Шиадой, а после такого шага… АГРХХХХ, — зарычал Кхассав совсем утробно.

— Кхассав, успокойся, прошу, — пискнула Джайя, но тот только побагровел от наглости его успокаивать и, отпустив жену, размашисто зашагал по комнате:

— Девочка, выросшая без отца и матери, заматеревшая в боях Храма Даг, возвращается на родину спустя почти десять лет отсутствия и — по мановению пальца возвращает титул наследницы крупнейшего танаара. Девочка не оглядываясь выходит замуж за соседа и рожает сына в полях вражеских земель, отчего все союзники начинают испытывать желание пожать ей руку. Девочка доходит до столицы и — оп, — делает благородный жест, который внезапно показывает всем в Ясе, что раздор двух домов два дома и решают, и не было никакой надобности втягивать в это остальных.

Кхассав всплеснул руками, улыбаясь цинично и восторженно одновременно.

— Может, ход неосмотрительный, но он мгновенно прибавил к ее чести в глазах всех танов. Я читал все донесения разведки и все хроники, которые остались в столице и которые успели накропать наши летописцы. И да, Джайя, Бану — Хитрющая и Коварная, но она заставила всех поверить, будто никогда никому не врала относительно намерений. И ты глянь. Сегодня Бану Кошмарная самый честный тан, к слову которого стоит прислушиваться, поддержкой которого стоит заручиться.

— Это потому, что ее боятся, а вовсе не из-за честно…

— Ты думаешь это лучше? — с нескрываемым ехидством спросил Кхассав, вскинув к потолку голову. — Хорошо, — пресек он протесты, — давай посмотрим дальше. Хотя к последующему перемирию всех домов Бансабира Яввуз не имеет отношения, выглядит наоборот, и становится ясно, что северная танша превосходно чувствует время перемен. Потом она хоронит отца, встает во главе северной угрозы и, наконец, привозит тебя в Яс. Ты же говорила, она, кажется, знакома с кем-то из твоей страны, да?

— Д… да, — дрожа подтвердила Джайя, потому что Кхассав опять уставился на нее угрожающе-требовательно.

— И всего этого, — заорал ахрамад так неистово, что задрожали каменные плиты пола и стен, — тебе не хватило, чтоб понять, что Бансабиру надо иметь на своей стороне? Ее влияние в вопросе нашего брака тоже не убедило, что с ней придется считаться? Ладно моя мать — она, сколько помню, помешана на безоговорочной поддержке деда, но тебе-то что мешало посмотреть хоть немного вперед? — голос ахрамада сорвался, он едва не заплакал. — Неужели ты не понимаешь, Джайя, что в следующий раз Бансабира не остановится и, раз мы настроены враждебно, будет воевать с нами?

— А почему ты спрашиваешь у меня, если сам боишься ее? — вскрикнула в ответ Джайя дрожащим голосом. Все, все эти склоки очень вредны для ребенка. Она не должна волноваться. И почему до этого дурня не дойдет…

От слов супруги Кхассав почернел.

— Боюсь? БОЮСЬ? — Он не выдержал и тяжелой рукой съездил Джайе по щеке. Она натужно вскрикнула, но ахрамад проигнорировал. — За десять лет скитаний по западным землям я видел больше, чем тебе может присниться даже в самом смелом сновиденье, — прошипел мужчина. — Я знаю, как велик мог бы быть Яс, и как многого мог бы добиться, какие захватить земли, какими овладеть богатствами, как далеко завести торговые и культурные связи, с какими империями мог бы построить крепкие союзнические отношения.

Джайя кусала губы, держась за припухшую красную щеку, и вся тряслась.

— Это мое будущее, таким будет Яс при моем правлении — так я думал. Я вернусь домой, соберу своих танов и все смогу. Я найду лучших воинов и заручусь их поддержкой. Знаешь, куда я поехал, когда все решил? Я поехал в Багровый храм. Среди моих охранников, нанятых матерью десять — или сколько там? — лет назад, было как раз два Клинка Матери Сумерек. В Храме Даг — представь себе, — я узнал об урожденной танин Яввуз, первой благородной госпоже за последнюю чертову сотню лет. Живая легенда, как и человек, который ее воспитал.

Джайя схватилась за голову: происходящее все больше напоминало непробудный кошмар.

— Я вернулся так быстро, как смог, Джайя, как мне позволила державная раману. И что нашел? Выдающийся боец, потрясающий генерал, переломивший весь ход войны, ненавидит мою мать и мою семью, и даже моя невеста, которая могла бы завязать необходимые дружественные связи, обозначила враждебный настрой. Худшего не придумаешь, не так ли? — усмехнулся Кхассав ядовито.

— Откуда мне было знать, — щека все еще горела, и весь скандал уже доводил Джайю до слез. Она всхлипывала.

— Конечно, откуда? — наигранно закривлялся Кхассав. — Мы ведь не могли поговорить ни разу. Мы ведь женаты не для того, чтобы разговаривать. Где это видано, чтобы женщины лезли в дела страны…

Джайя схватилась одной рукой за грудь, а другой — закрыла в ужасе рот. Эти же слова она скандировала в собственных покоях, когда ее едва привезли и заставляли учиться днями напролет непонятно какой ереси. Где у этого изверга еще припрятаны шпионы? Почему, если его не было столько лет, ему доносит каждый второй? Или это соглядатаи Тахивран поделились по доброте души?