Ниильтах этого не объяснили — ни жизнь, ни наставники.

Несмотря на одинаковое воспитание, Иттая отличалась от полнокровной сестры разительно. То ли дело было в том, что она родилась старшей, то ли в том, что она в сознательном возрасте узнала о начале войны и принялась тренироваться отчаянно, как никогда прежде, то ли в том, что Иттая изначально пришла в этот мир с другим опытом — Бансабиру это занимало. Сейчас важно понять, как их надежнее разлучить: сестринские узы между ними крепки, но может ли каждая хоть что-нибудь в одиночку?

— Возможно, ты права, — уклончиво согласилась Бансабира с младшей кузиной. — Но траур по отцу истечет не скоро, а до тех пор мне тоже надо как-то справляться. Поэтому сейчас я хочу попросить о помощи вас двоих. Женщины нашего рода не отсиживаются без дела. Насколько я знаю, та же наша бабушка Бануни в свое время, чтобы облегчить участь деда, принимала на себя командование восточной крепостью на границе с Раггарами, когда разгорались приграничные конфликты.

— Ты хочешь доверить нам командование крепостями? — Иттая вытянулась в лице, при этом так вздрогнув, что ее распущенные каштановые волосы заманчиво колыхнулись.

— Да нет, — Бану сделала жест, непринужденно отмахиваясь. — Все проще. К одной из вас у меня поручение, а от другой хочу получить совет.

Сестры переглянулись.

— Вчера прислали донесение из храма на северо-западе танаара. Старший покровитель храма Праматери и Акаба пишет, что в окрестностях появился какой-то иноземный жрец, который проповедовал что-то совсем отличное от заветов Праматери Богов и людей. Его удалось поймать местному гарнизону, но поскольку он служитель культа, судьбу доверили жрицам и жрецам храма. Те, в свою очередь, спрашивают как быть. Я не слишком сильна в вере в Акаба и не очень хорошо понимаю его культ. К тому же, у меня и тут дел по горло. Так что, думаю, с этим лучше справишься ты, Ниильтах. Поезжай, выясни, что за иноземный жрец, и прими решение о казни или помиловании. Только, пожалуйста, не забывай, что нет ничего хуже, чем разноверие в сердцах людей. В Орсе я это отчетливо поняла.

Ниильтах молчала, растерянно глядя на тану и временами скашивая взгляд на старшую Иттаю.

— Если это действительно жрец иных богов, и он прибыл, чтобы проповедовать нам чужие культы, придется казнить его, Ниильтах, или хотя бы выслать. И за тем, и за другим, следить будешь лично. Если он извращает то, что близко нам, оставишь его среди жрецов — пусть переучивают. Однако если он вовсе не жрец, перво-наперво разузнай, не является ли он выходцем с Бледных островов. В свое время, Ююлы в качестве поддержки в войне заключили сделку с островитянами. Войну те продули, а пограбить не отказались. Помниться, сначала трепали нервы Шаутам, но, если сейчас добрались до нас, стоит выжигать заразу на корню. В этом случае, отдай его начальнику местного гарнизона с четким распоряжением. Дальше он сориентируется.

Ниильтах пришлось сглотнуть, чтобы прочистить горло:

— Хорошо, сестра, я поняла. А… можно взять с собой…

Бансабира перебила легко:

— Конечно, я отправлю с тобой хороший отряд охраны.

— Иттая не может со мной поехать?

Ну еще бы, усмехнулась Бану. К тмоу разговор и шел.

— Нет. У нее будет другое задание.

— Какое? — оживилась шатенка. Перспектива расставания с Ниильтах не радовала, но и не удручала так сильно, как младшую.

— Разведка. Мне нужны сведения о настроениях в Алом танааре. Максимально подробные и полные. Послать кого-то из доверенных лиц я не могу: все они были со мной, когда мы разбивали Шаутов, в первых рядах. Кто-нибудь, оказавшийся за пределами Алого чертога, может их узнать и донести тану. А кампанию стоит держать в секрете.

— Я все поняла, но отчего ты не поручишь это кузену Махрану? Он один из лучших разведчиков танаара.

— Безусловно, — Бансабира не стала спорить. — Он поможет тебе подготовиться к поездке, но сам отправиться не сможет. Его ждет другое дело.

— То есть, — уточнила Иттая, — я отправлюсь не сразу?

— Именно, — снисходительно кивнула Бану. — Ни в коем случае ты не можешь проколоться и угодить в лапы алых. Ни в коем случае, — повторила танша, выделяя каждое слово. — Иначе это разрушит все. Над тобой от души поиздеваются, прежде чем выменять на кого-то из своих, а то и на всех, кого мне удалось распихать по нашим темницам. Ни при каком раскладе в случае твоего пленения я не смогу посмотреть в глаза твоему отцу и матери. А в оконцовке мы лишимся такого надежного гаранта ненападения, как пленники танского дома, и тогда пострадает союз с Маатхасом, и чтобы хоть как-то удержаться от тяжб и распрей опять длинною в десять лет, мне придется уступить натиску Каамала и отдать за его сына Этера одну из вас, а к тому времени годна будет лишь Ниильтах, и только Праматерь ведает, чем все это вообще закончится. Поэтому все ближайшее время ты посвятишь подготовке, Иттая.

Шатенка судорожно сжалась, а Бану внутренне улыбнулась: нагнала страха достаточно. Впрочем, в ее словах нет ни тени лжи. Все будет именно так. Иттая растерла собственные предплечья, чтобы как-то вернуть себе ощущение реальности и только кивнула, соглашаясь — голос не подчинялся ни в какую.

— Тогда… — Ниильтах едва подала голос.

— А тебе придется выехать уже завтра, Ниильтах. Речь идет о местности у подножия Астахирского хребта. Лучше успеть до зимы, иначе пребывание там станет для тебя очень непростым. Тахбир говорил, вы не расставались прежде, поэтому попрощайтесь сегодня как следует. Можете побыть здесь, я приказала страже никого не впускать. К утру я вернусь с Одханом, это один из первых мечей моей личной охраны, так что под его опекой ты будешь в полной безопасности, Ниильтах. И обязательно зайди к матери с отцом.

— Да, сестра, конечно, — Ниильтах посмотрела на Бансабиру затравленно и даже немного обреченно. Было бы из-за чего так убиваться, подумала Бану.

Она встала, взяла загодя приготовленный теплый плащ и направилась к выходу, спокойная тем, что все ящики стола с важными бумагами заперты на замки, а мелкие ключики — на поясе ее платья. Кузины поднялись, склонившись в провожающем поклоне, потом снова переглянулись и уселись рядышком, близко-близко. Ниильтах забормотала что-то, потом всхлипнула, потом вздрогнула и заплакала, уткнувшись лицом сестре в колени. Иттая гладила светлую голову девушки. Она любила Ниильтах всем сердцем, но сейчас была, пожалуй, рада такому повороту событий. Их совместные тренировки под руководством Гистаспа стали совершенно другими в сравнении с началом. Перво-наперво потому, что иной стала сама Иттая. Долгое отсутствие генерала-альбиноса в чертоге помогло шатенке осознать многое. Теперь во время упражнений ее не веселило общество сестры и не подбадривало: ее раздражало, что Гистасп тратит свое внимание на кого-то другого. И сегодня, когда Ниильтах советовала Бансабире поскорее определиться с мужем, явно намекая и на Гистаспа тоже, Иттая могла только прятать уколы ревности в сердце, сглатывать возмущение и всеми силами игнорировать отчаяние.

Не бывать этому никогда.

Оказавшись за дверью и отдав приказ Нииму и его товарищу-новобранцу в охране, Бансабира направилась к боковым лестницам. Накинула бордовый шерстяной плащ, подбитый соболем. Неподалеку от выхода на внутренний двор тану встретился Русса. Расцвели оба.

— Куда это ты на ночь глядя? — брат широко раскинул могучие руки, приглашая любимую сестренку в объятия защиты.

— Хочу пройтись, — она вошла и тут же почувствовала сомкнувшееся кольцо вокруг талии и плеч. — Прогуляешься со мной? — Бансабира отстранилась совсем чуточку, чтобы иметь возможность глядеть брюнету в глаза.

— Как и все, что ты попросишь, — Русса коротко чмокнул тану в лоб, расцепил руки, поймал сестринскую ладонь и повел на улицу.

Морозный воздух пахнул в грудь, выдувая из легких спертый воздух замкнутого пространства. Они добрались до одной из смотровых площадок в правом крыле и замерли, задрав головы к небу. Обычно бастард являл собой пример человека, который надеется через сколько угодно сбивчивую речь донести до собеседника все чувства, клятвы, заверения. Но сегодня он молчал, твердо и безболезненно сжимая широкую ладошку сестры.