Когда Агравейн заснул, Ришильда, неуклюже елозя, поднялась с ложа и, закутавшись в плед, села поближе к камину. Хотя было тепло, в последние дни ее знобило: не то от перемен в организме, не то от страха предстоящего разрешения, не то еще почему.

Ну, вот, с грустью усмехнулась молоденькая женщина, Агравейн опять пронес ее на руках, да только что толку, если не любит ее ни на грош? В мечтах девочки из княжества Водолея верхом на белоснежном жеребце навстречу ей гарцевал Герой. Но герои любят славу, битвы и кровь. А девочкам, мечтающим о счастливой семье, нужен любящий муж. Ришильда усмехнулась — правы жрецы Праматери: мы создаем окружающий нас мир собственными надеждами, страхами и мечтами.

И мечтать надо правильно.

Глубокой ночью, завершив ритуалы поклонения Нандане, Шиада зашла в гостевую, куда расселила Линетту.

Гостья снова металась по кровати, призывая то Гленна, то Праматерь, то Неллу, то ее, Шиаду. Или не ее, а божество? Пожалуй, уж так. В последние дни жрица все время бредила во сне. А, может, и видела что-то.

Линетта оказалась слабее, чем следовало ожидать: слишком сильно переживала происходящее. Ее обижала несправедливость по отношению к староверам в столице. Она всей душой мечтала остаться в объятиях Гленна, но запрет Первой среди жриц был неукоснителен и непреложен, и этот мучительный выбор терзал ее. Ей отчаянно не хватало единственной подруги, о смерти которой сообщили несколько дней назад. Она мало знала о жизни, и даже сбежав из столицы по приказу Неллы, не сразу нашла нужный путь. Она не Вторая среди жриц, и у нее нет привычки (пусть даже позабытой) путешествовать. Праматерь отвела ей скромную участь умереть в том углу, где родилась или выросла — как и большинству людей. Поездки утомили Линетту и напугали. Ее жреческие силы не так велики, чтобы обездвиживать людей или скрываться из виду, когда это нужно. Она говорила, что, судя по всему, ухитрилась заехать во владения барона Одоара, потом в Утсвок, а потом вообще к границам графства Гудан, и только там ей указали, куда следует двигаться.

Узнав о смерти Виллины и исчезновении Гленна, Линетта перестала есть, почти все время дрожала и закусывала губы, как если бы хотела расплакаться. Она казалась одичавшей от странствия — мало ли что с ней сделали в дороге? — и не подпускала к себе никого из слуг, чтобы помочь помыться или переодеться. И даже когда Шиада предложила собственную помощь, с перепуганными глазами Линетта схватилась за горловину платья и отступила на несколько шагов.

Бедный ребенок.

Шиада присела на кровать рядом с гостьей: у нее холодные руки и их касание успокаивало многих. Жрица провела Линетте по лбу…

И бесшумно вскочила с постели. Замерла, нахмурилась. В душу мало-помалу закрадывалось самое страшное подозрение.

Осторожно, чтобы не потревожить, потянулась к молодой жрице, невесомо коснулась одеяла и чуть отодвинула край, распустила шнуровку сорочки и чуть оголила грудь. Ей не кажется ведь?

Шиада поднесла чуть ближе к женщине свечу, которой освещала себе путь ночью. Так и есть: сыпь.

— Гленн, — Линетта дернулась в кровати, и от неожиданности Шиада едва не выронила подсвечник. — Гленн. Не уходи. Постой, Гленн.

Шиада поднесла к лицу жрицы светильник. Разумеется, невозможно заставить человека высунуть язык, но Шиада все равно подчинилась нелепой затее. От огонька Линетта открыла глаза, морщась.

— Ши… Шиада?

Шиада с силой дернула ворот сорочки, бегло оглядев грудь гостьи. Вскочила, отступила на несколько шагов от кровати и металлическим голосом спросила:

— Зачем ты приехала?

— Что? — не поняла жрица. — Шиада, я…

Вторая среди жриц мотнула головой.

— Тебя сожгут. Стража.

Линетта попыталась вскочить с кровати и выбежать в дверь, а заслышав топот солдат, бросилась к окну, как вдруг замерла в нелепой позе. Шиада стояла, не сводя с нее глаз, пока не подоспела стража.

— Заколотите окно и заприте дверь. Не давайте ей выйти отсюда и не приближайтесь. Она заразна.

— Как прикажете, — отозвался солдат, с опаской отодвигаясь от Линетты.

Шиада смогла удержать жрицу недвижной, пока окно не заколотили широченными досками.

— За что, Шиада, — Линетта кинулась жрице в ноги, едва та сняла заклятие.

— Тебе следовало сказать о болезни в день приезда, и я нашла бы путь исцеления.

— Шиа…

— Ты отвергла Праматерь, если решила, что можешь звать по имени Вторую среди жриц.

— Шиа…

Женщина больше не слушала.

— Поднимите всех лекарей в замке, какие есть, пусть сейчас же начнут осматривать всех слуг и стражников. Как оповестите и проверитесь, начинайте готовить на дальнем берегу озера костер.

Подавая пример, Шиада вышла первой.

Зараженных гнилой горячкой в замке у Бирюзового озера оказалось меньше, чем Шиада опасалась. Чуть больше двадцати человек: сын главного псаря, несколько стражников, младший конюх, старая прачка, мясник Тэд и его жена, кое-то из рабочих в полях. Судя по всему, часть скота тоже оказалась заражена, и всех мало-мальски подозрительных особей Шиада велела вырезать тут же и сжечь.

Задушить заразу практически удавалось в корне, до того, как эпидемия разрастется лесным пожаром, и, хотя Шиада до нельзя устала за несколько дней, бодрствуя сутками напролет, от сердца ощутимо отлегло.

Пока не сообщили, что служанка по время купания нашла мелкие розеолы на теле Тайрис.

Агравейн подскочил с рассветом от надрывного вопля Ришильды — и тут же бросил приказ стражам звать повитух. Праматерь Всеблагая. Казалось, после нескольких бессонных ночей сейчас его ничем не поднимешь, но, увидев залитую кровью постель, Молодой король взбодрился моментально. Удгара тоже разбудили быстро. Железногривого наскоро выставили за дверь, а Ришильда осталась один на один с судьбой.

Не к добру.

Не к добру это все, тревожился Агравейн. Откуда же столько крови? Явно не к добру. Только бы повитухи справились с ситуацией. Только бы…

Часы текли невыносимо медленно. И чем больше Удгар настаивал на молитве вместе с сыном, чем больше они призывали Иллану в помощь роженице, тем медленнее тянулось время.

Гор, наконец-то, добрался до Аттара.

И добрался не один.

Избавившись от Ликандра, Гор вернулся в таверну "Солдатский фонарь" за дочерью. Ссора с кабачной девкой Нанулой, матерью Намарны, была затяжной и трудной. Бить ее не следовало на глазах у девочки, а терпеливостью Гор никогда не славился. Нанула долго и в ярких выражениях настаивала, что жизнь, полная пота, крови, дерьма и убийств ничуть не чище той, что ведет она. Гор опровергал, угрожал, требовал — и в оконцовке попросту предоставил возможность выбрать, с кем быть, самой Намарне. Девочка деловито осведомилась у отца, правда ли он ее отец и, получив подтверждение, не раздумывая выбрала Гора.

Нанула заявила, что речи не может быть об отцовстве Тиглата. Она же шлюха, даже она точно не скажет, кто отец Намарны. Гор не отступался. Даже если забыть, что в свое время Нанула была его рабыней, выкупленной в личное и неоспоримое пользование из богатств Храма Даг, даже если забыть, что она родила Намарну еще там, в Храме, и только когда девочке было полтора Гор, не желая для дочери рабской участи, дал Нануле денег и отослал с острова с эскортом охраны за Великое море, сейчас, мгновением раньше, Намарна сделала выбор, с кем будет дальше. Так что препятствовать теперь бессмысленно.

— Но у меня нет ничего, кроме нее, — взмолилась несчастная женщина.

— Я дал тебе достаточно, чтобы купить маленький дом и вести честную жизнь. Ты предпочла спустить их на воду. Если Намарна окажется умнее, я смогу дать ей больше.

— Да что ты можешь?.. — зашлась женщина с новой силой. — Ноги ее не будет в этом треклятущем Храме Даг, Гор.

— Не будет, — согласился воин и вкрадчиво объяснил, что его нынешняя должность имеет целую кучу достоинств для воспитания маленькой девочки.