— У нас нет времени для рыцарских турниров, любимый, — сказала она.

Главарь дрался яростно, но недолго. Когда он упал, его люди не разбежались прочь, доказав, что истинная дружба и уважение встречаются даже среди отребья. Последний разбойник, чьи длинные волосы были заплетены в тугие косички, а вокруг глаз и рта виднелась россыпь декоративных шрамов, принялся проклинать Френтиса, поливая его непонятной альпиранской бранью, и удвоил напор. Но, разгорячившись, он так сильно размахнулся зазубренным копьём, что сам подставился под удар. Сапог Френтиса угодил ему прямо в челюсть. Потеряв сознание, бандит рухнул на пыльные камни.

— Он нас видел, — сказала женщина, принудив Френтиса взять меч и опустить его на горло бандита...

...бок зудел нестерпимо, так сильно, что он удивлялся, как ещё не вспыхнула его рубаха, ослепив женщину...

...лезвие упало, перерубив позвоночник. Мужчина дёрнулся и умер.

Они забрали разбойничьих лошадок — приземистых, толстоногих животных чуть крупнее пони — и поскакали на север. К вечеру кони выдохлись, но женщина продолжала их гнать, пока к утру те не пали. Дальше два дня шли пешком, пока не показалась наконец Альпира — столица империи.

— Великолепный город, да? — спросила она. — Дороги они строят дерьмовые, зато города...

Альпира напоминала огромную ячеистую сеть, образованную рядами стоявших вплотную домов и башен, её обрамляли мощные стены пятидесяти футов толщиной. В иных обстоятельствах у Френтиса захватило бы дух от такого зрелища, но сейчас в голове у него смердели трупы. Батрак, оторвавшись от плуга, поднял затёкшие руки и подошёл к ним, широко улыбаясь, — решил, наверное, что путешественники хотят спросить у него дорогу. Френтис перерезал ему горло ударом кинжала, а затем они стояли и смотрели, как жизнь вместе с кровью вытекает из упавшего тела.

— Видишь? — Женщина указала пальцем на сверкающий под вечерним солнцем купол. — Императорский дворец. Каждый дюйм этого купола покрыт серебром. Интересно, что будет, если всё это поджечь? Разбив лагерь на ближайшем холме, они глядели, как на город опускается ночь. Тени удлинились, и в сумерках город постепенно превращался в противоестественно идеальную паутину огней. Женщина достала из мешка вощёный пергамент, развернула, проглядела все имена и бросила свиток в костёр, где он почернел и скукожился, пожираемый язычками пламени.

— Ты до сих пор так ничего и не понял, не правда ли? — спросила она. — Не понял, зачем нужны эти убийства?

Френтис продолжал молча смотреть на догорающий клочок пергамента.

— Ты знаешь, что такое ясновидение? — не отставала она.

Ему хотелось проигнорировать и этот вопрос, но он понял, что вообще-то не прочь узнать, зачем его заставили пролить столько крови. Возможно, если во всём этом обнаружится некий смысл, жуткие призраки оставят его в покое?

— Я слышал о таком, — ответил Френтис. — От брата Каэниса, он много чего знал.

— Понятно. И что же сей эрудит Каэнис рассказывал о ясновидении?

— Что это магия Тьмы, с помощью которой можно увидеть будущее.

— Верно. Но видения будут неточны, к тому же дар этот редок. Столетиями Совет прочёсывал всю империю вдоль и поперёк, чтобы отыскать тех, кто владеет подобным даром, с единственной целью: узнать, что произойдёт, когда мы захватим эти земли. Десятки провидцев, в основном под пытками, выложили нам этот список имён. Каждое имя неоднократно повторялось в их видениях. Вокруг того судьи из Ульпенны сплотилась бы потом целая вооружённая купеческая флотилия, которая совершала бы набеги на наши линии снабжения. Незаметный клерк сделался бы гениальным морским стратегом, одержавшим великую победу. У шлюхи из таверны был талант лучницы, она вошла бы в легенды, застрелив нашего адмирала прямо на мостике его корабля. Думаю, остальное ты и сам сообразишь. В нашем списке, любимый, были имена несостоявшихся героев. Убивая их, мы устраняли преграды на пути Воларской империи к успеху и процветанию.

Незнакомый, какой-то болезненный хрип, вырвавшийся у него из груди, оказался смехом, хотя по правде говоря он больше напоминал кашель. Женщина прищурилась.

— Разве я сказала что-то смешное, любимый?

Её гнев лишь ещё больше рассмешил Френтиса, но ему пришлось немедленно замолчать, когда она стянула путы, наклонившись к нему и сжав кулаки.

— Я не терплю, когда надо мной смеются! Ты видел, как я выпила кровь последнего, кто пытался это делать. Не забывай, на что я способна.

— Ты не посмеешь, — хрипло каркнул он, удивляясь тому, что она позволяет ему говорить. — Ты же втюрилась в меня, сумасшедшая сука.

Она вдруг сделалась очень тихой, лишь кулаки были крепко сжаты, а лицо немного подёргивалось.

— Видимо, ты знаешь о жестокости куда больше, чем мне казалось. — Она медленно наклонилась и разжала кулаки. — Ну, так что же тебя позабавило?

На этот раз путы не оставляли выбора, и он вынужден был ответить:

— В империи живут миллионы людей. Не рабов, свободных. Их больше, чем вы способны сосчитать. Янус собрал величайшую армию, которая только была у Королевства, и мы за целые месяцы не смогли взять три жалких города. Ты думаешь, убив этих людей, вы заставите империю лечь под вас? Думаешь, что среди оставшихся миллионов не найдётся тех, кто займёт место убитых? Надеюсь, ваш поганый народ действительно попытается их поработить, а я проживу достаточно долго, чтобы увидеть ваше поражение.

Она коротко и почти печально хохотнула:

— Ох, любимый, любимый! Как же ты наивен, как скуден твой разум. Ты толкуешь о захвате империи — и ведь правда, эти болваны из Совета ни о чём другом и не мечтают, продавая себя Союзнику как портовые шлюхи. Они, может, и удовлетворятся империей, но мне-то нужно куда больше. И я добуду все, что хочу, а ты мне в этом поможешь.

Зуд, не беспокоивший его почти весь день, начался вновь. Не такой болезненный, как прежде, но настойчивый и пульсирующий.

— Но сперва, — продолжала она, вставая на ноги и отряхивая одежду от золы, — мы займёмся последним именем из нашего списка. И теперь, раз уж ты находишь меня такой забавной, я желаю, чтобы ты немного развлёкся и поиграл. Речь, видишь ли, идёт о ребёнке, а дети такие шалунишки.

Поместье располагалось на плато к западу от города. Большое подковообразное строение в два этажа высотой, которое помимо конюшни и хозяйственных построек включало богато украшенный особняк. Вокруг раскинулся парк, засаженный акациями и оливами. Охранники в белых плащах попарно патрулировали территорию. Судя по всему, здесь стоял немаленький гарнизон.

Они забрались наверх по узкой расщелине в южном склоне плато. Подобное восхождение было бы рискованным даже днём, то, что им удалось пройти здесь ночью, казалось чудом. Но Френтис знал, что всей своей точности, с которой его руки и ноги каждый раз находили опору, он обязан этой женщине. Каким-то образом через путы ему передавалось её умение — вкупе с её злобой. Зуд тоже не утихал, и Френтис все время беспокоился, что это отвлечёт его и он свалится вниз. Однако её тёмное искусство не оставляло места ошибке. Так что вершины плато они достигли без происшествий.

Пока мимо проходили два охранника, Френтис, вспотев от напряжения, висел рядом с хозяйкой, вцепившись пальцами в небольшой выступ. Он подозревал, что, если она пожелает, его хватка не разожмётся никогда: он так и останется висеть, пока не умрёт с голода. Переждав, пока голоса не утихнут вдали, женщина подтянулась, взобралась на плато и побежала к саду. Френтис следовал за ней в десяти футах. Они двигались стремительно, но почти бесшумно, замирая в тенях деревьев, когда мимо проходили патрули. Оба с ног до головы были в чёрном, а металлические рукояти своих мечей и кинжалов закоптили, чтобы их не выдал предательский блеск. Охранники были бдительны, мало болтали друг с другом, их глаза постоянно обшаривали окрестности в поисках незваных гостей. Кто бы ни жил в поместье, у него была лучшая защита, какую только мог предоставить император.