— Лихорадка трепала, — ответил Френтис.

— Во сне ты разговаривал на языке, которого я не понимаю. Точь-в-точь как гавканье этих новых мерим-гер. Кстати, лихорадка твоя давно прошла.

 «Воларский. Я говорил во сне на воларском».

— После войны мне пришлось немало попутешествовать, — объяснил он.

— Хорош вилять. — Давока остановилась и в упор посмотрела на него. — Ты знаешь этих людей. Празднование твоего возвращения обернулось смертью и огнём. А теперь ты во сне болтаешь на их языке. Ты в чём-то замешан.

— Я — брат Шестого ордена, преданный слуга Веры и Королевства.

— У моего народа есть такое слово — гарвиш. Знаешь, что оно означает?

Френтис покачал головой, глядя, как она сжимает своё копьё, готовая в любой момент пустить его в ход.

— Тот, кто убивает без цели. Не воин, не охотник. Убийца. Так вот, я смотрю на тебя и вижу гарвиша.

— У меня всегда были цели, — возразил он. «Просто не всегда — мои собственные».

— Что случилось с моей королевой? — требовательно спросила она, стискивая древко.

— Она была твоей подругой?

Губы лоначки искривились, словно от затаённой боли. «Она тоже чувствует вину», — догадался Френтис.

— Она сделалась мне сестрой, — ответила Давока.

— Тогда я скорблю о ней вместе с тобой. А что там произошло, я уже рассказывал. Убийца поджёг принцессу, и та убежала.

— Убийца, которого видел только ты.

«Любимый...»

— Убийца, которого я убил.

— Ну хорошо — убийца, которого видел лишь ты и ты убил.

— В чём ты меня подозреваешь? Что я — шпион? Зачем тогда мне было выводить тебя с пацаном из дворца и шастать теперь по лесу?

Давока немного расслабилась, перестав сжимать копьё.

— Все равно я уверена, что ты — гарвиш. Ладно, посмотрим ещё.

Они прошли на восток пять сотен шагов и повернули на север, описав широкую дугу. Деревья начали редеть.

— Ты хорошо знаешь этот лес? — спросила лоначка.

— Мы часто приходили сюда во время уроков, но никогда не забирались в самую чащу. Думаю, даже королевские лесничие никогда не заходили настолько глубоко. Рассказывают, что отсюда многие не возвращаются. Лес их затягивает, и они ходят кругами, пока не умрут с голоду.

— В горах, — сердито буркнула Давока, — всё на виду. А здесь — сплошные заросли.

Они разом остановились, услышав отдалённый, но отчётливый звук. Ошибиться было невозможно: кто-то вопил от боли. Они переглянулись.

— Мы рискуем раскрыть наше убежище, — сказала Давока.

— Война — это всегда риск. — Френтис наложил на тетиву стрелу и побежал.

Пока они бежали, крики сменились жалобным плачем, затем — кошмарной какофонией хриплых рыков, эхом отозвавшихся в памяти Френтиса. Он перешёл на шаг и присел за густыми кустами. Поднял руку, показывая, чтобы Давока остановилась, осторожно высунулся, принюхался. Резкий запах будил всё новые воспоминания. «Мы с подветренной стороны, — подумал он. — Это хорошо».

Лёг на землю и пополз вперёд. Давока ползла рядом, двигаясь ловко и скрытно. Наконец он увидел то, чего и ожидал. Пёс был огромен, выше трёх футов в холке, мускулистый, с широкой тупой мордой, уши маленькие и плотно прилегающие к черепу. Он что-то с рычанием пожирал, временами огрызаясь на трёх других собак, вертевшихся рядом. С его клыков текла кровь.

«Меченый!» — подумал Френтис, но тут же сообразил, это чушь. Пёс казался мельче, и шрамов на морде, из-за которых получил своё прозвище его старый знакомец, было не так много. Френтис часто думал о судьбе Меченого, но полагал, что, после того как Ваэлин пожертвовал собой под Линешем, собака либо сбежала, либо убита. В любом случае, где бы ни находился сейчас Меченый, этот пёс им не был. Просто какой-то другой воларский травильный пёс, наверняка вожак стаи, только что убивший кого-то.

— Прошу вас! — послышалось откуда-то сверху.

Френтис поднял голову. Из тёмной листвы дуба, росшего неподалеку, выглядывало бледное девичье лицо с широко распахнутыми круглыми глазами.

Вожак отвлёкся от еды, гавкнул, опустил морду и начал принюхиваться, раздувая ноздри. Из его пасти свисал розово-красный лоскут. Присмотревшись, Френтис разглядел человеческое ухо.

— Умоляю! — снова вскрикнула девушка.

Пёс хрипло залаял, стая сгрудилась вокруг него, и собаки потрусили к дубу, который стоял всего в пятнадцати шагах от того места, где прятались Френтис с Давокой. Дуб был стар и высок, с толстым корявым стволом. Не лучшая защита от воларских травильных псов. Однажды Френтис видел, как Меченый с разбегу прыгнул чуть ли не до половины высоты берёзы.

Приподнявшись, Френтис огляделся. «Воларцев не видно. Пока. Но вскоре они явятся взглянуть, кого загрызли их псы».

— Не давай им приблизиться, — сказал он Давоке и встал на ноги.

Дождавшись, когда первый пёс прыгнет на ствол, он выстрелил ему в спину. Зверь с тонким визгом свалился на землю. Остальные повернулись к новому врагу и зарычали. Вожак бросился прямо к нему, прочие начали заходить слева и справа, окружая их с Давокой со всех сторон. «Меченый был так же умён», — вспомнил Френтис.

Он тщательно прицелился, подождал, пока вожак не приблизится, и всадил стрелу точно ему в глаз. Зверь набрал такой разгон, что продолжал какое-то время бежать со стрелой в мозгу, затем лапы отказали, и он рухнул у ног Френтиса. Перепрыгнув через труп, Френтис отбросил лук, выхватил меч и ударил по носу пса, подбиравшегося сбоку. Собака попятилась, затрясла головой, продолжая рычать от ярости, и упала, пронзённая копьём Давоки.

Лоначка вытянула копьё и повернулась к последнему псу. Тот застыл на месте, словно в замешательстве, затем, глядя на подходящую Давоку, присел.

— Подожди! — крикнул Френтис, но было поздно: копьё пронзило псу горло.

— Странно, — заметила она, вытирая остриё о собачью шкуру. — Сначала кидается на тебя, как бешеная горная обезьяна, а потом шлёпается на пузо, будто щенок.

— Это... в их характере, — пояснил Френтис.

Девушка спрыгнула с ветки, со стуком ударилась о землю босыми ногами и кинулась к ним, в глазах всё ещё плескался ужас. Ей было лет четырнадцать. В элегантном, но испачканном грязью платье, волосы уложены в причёску, обычную для аристократии.

— О, благодарю, благодарю вас! — С этими словами она бросилась на шею Френтису. — Сами Ушедшие послали вас мне на выручку!

— Э-э-э... — ответил Френтис. Ни война, ни пребывание в яме, ни долгий путь, усеянный трупами, не подготовили его к подобным испытаниям. Он осторожно погладил девушку по плечу. — Тише, тише.

Она продолжала всхлипывать, уткнувшись ему в грудь, пока Давока мягко не оттащила её от него. Увидев лоначку, девушка отшатнулась и вновь прижалась к Френтису.

— Чужеземка! — прошипела она. — Тоже из этих!

— Нет, — возразил Френтис. — Она не из этих, она друг.

Не отпуская рукава Френтиса, девушка с сомнением всхлипнула.

— С вами есть ещё кто-нибудь? — спросил он.

— Только Гаффиль. Мы сбежали из повозки. Он ударил псаря, и мы убежали.

— Гаффиль?

— Слуга госпожи Аллин. Он должен быть где-то здесь. Гаффиль! — громко позвала она и тут же умолкла, когда Давока указала копьём на кусты, где виднелись останки человеческого тела.

— Ой! — пискнула девушка и лишилась чувств.

— Сам её потащишь, — заявила Давока.

Девушку звали Иллиан Аль-Джервин, она была третьей дочерью Карлина Аль-Джервина — в своё время её отца приблизил к себе король, который высоко оценил качество гранита с его каменоломен.

— Гранита? — недоуменно переспросила Давока.

— Камень такой, — пояснил Френтис. — Из него дома строят.

— Наш король очень любит строить! — восторженно воскликнула Иллиан. — А папенькины каменоломни дают самый лучший гранит.

— Каменоломни гранит не дают, — скривился Арендиль, помешивая варево в горшке над костром. — Гранит там просто добывают.

— Да что ты можешь знать об этом? — вскинулась Иллиан. — Ты, насколько я могу судить, простой ренфаэльский крестьянин.