Безусловно, он знал, что фигура независимого и брутального мужчины — всегда и везде — притягивает к себе женские взгляды: заинтересованные, любопытные, игривые, развратно-похотливые, далее — по расширенному списку. Но этот взгляд был особенным — откровенно-насмешливым и вызывающим. А ещё (самое странное!), и однозначно-приветливым. Добрым и лучистым. Что было странно вдвойне. Если не в тройне и не в четверне. Мать его непонятливую…

Тим, не дрогнув ни единым мускулом лица, внимательно и пристально всмотрелся — секунд на семь-восемь — в любопытные тёмно-зелёные девичьи глазищи, а потом, дождавшись, когда эти глаза смущённо вильнут в сторону, мысленно подытожил: — «Долго выдержала, однако. Молодец. Хвалю. Обычно они сдаются гораздо раньше. Дерзкие юные мартышки, имеется в виду, возомнившие чёрт знает что о своей девичьей красоте и неотразимости. Юные и развратные мартышки, понятное дело… Эта? Совершенно ничего особенного, лет двадцати шести-семи. Фигурка, правда, спортивная и плотная. Сразу видно, что в детские и юношеские годы серьёзно занималась спортом. И, отнюдь, не художественной гимнастикой… Чем же тогда? Греблей на байдарках и каноэ-каноэ-каноэ? Или же метанием чугунного ядра? Ну-ну… Что ещё? Рыженькая такая. Вернее, медноволосая, с короткой и необременительной стрижкой-причёской. А лицо — сплошные милые веснушки. Хм… Что-то такое прибалтийское присутствует в её облике. Латышское, я бы даже сказал. И… и… И однозначно знакомое. Впрочем… Впрочем, всё это не имеет никакого значения. Ни малейшего. Очередная ветреная шлюшка, и не более того. Точка».

Хенксу, тем временем, надоело играть роль козла отпущения, и он, набравшись наглости, объявил:

— А теперь, многоуважаемые дамы и господа, перед вами выступит господин Белофф. Самый главный инспектор на островах архипелага, отвечающий за охрану дикой природы. Ну, если и не самый главный, то самый вредный, склочный и суровый… Просим, просим! — после чего спрыгнул на землю и предусмотрительно затерялся среди туристов.

Раздались вежливые, но настойчивые аплодисменты.

Делать было нечего, трибуна, что называется, с нетерпением ждала очередного оратора.

Тим, не снимая с плеч тяжёлого рюкзака, ловко взобрался на придорожный валун и, солидно откашлявшись, толкнул не менее солидную речь:

— Значится так. Поясняю для особо непонятливых. Здешние северные олени — самые маленькие северные олени в мире. Прошу проникнуться этим фактом. Повторяю, самые-самые маленькие. А ещё, к их несчастью, и патологически-доверчивые. Доверчивее, просто-напросто, не бывает…

— Они — дикие? — встряла рыжеволосая девица.

— Во-первых, — он напустил на физиономию целый океан брутального презрения, — никогда не рекомендуется перебивать старших. Никогда. Ибо последствия этого неосмотрительного действа могут в дальнейшем носить — сугубо для перебивающих персон — самые негативные и насквозь фатальные вариации. Вплоть до двухнедельного тюремного заключения. Или, там, до откушенного носа. А также выбитого глаза и отрезанного языка. Шутка такая, ясен пень карликовой берёзы. Фирменная, островная, брутальная, и смешная — до слёз горьких, запоздалых.… Во-вторых, местные северные олени, действительно, являются дикими. То есть, не имеют конкретных хозяев, хотя и находятся под неусыпным патронажем соответствующих охранных служб…. Но северных оленей на Шпицбергене очень много, да и охота на них практически запрещена — кроме отдельных лицензий, выдаваемых для отстрела престарелых и больных особей. Отсюда и избыточная оленья доверчивость… Короче говоря. Не надо, милые господа туристы, даже приближаться к северным оленям. А тем более пытаться их кормить всякими мучными и сладкими гадостями. Душевно вас прошу… Особенно сейчас, по весне, когда животные озабочены вопросами, связанными с продолжением рода. Не надо их отвлекать от этого судьбоносного и наиважнейшего процесса. Под страхом неотвратимого наказания, понятное дело. Точка.

— Какого конкретно — наказания?

— Официальный штраф — до пятнадцати тысяч норвежских крон. Но, если нарвётесь на меня, то…

— То — что?

— То самое, о чём вы и подумали. Тундра — закон. Белый медведь — хозяин. А я — хозяин над белыми медведями. Подчёркиваю, над всеми белыми медведями этого архипелага… Могу продолжать?

— Безусловно.

— Спасибо, мадам, — выдержав положенную (на его взгляд), паузу, хмыкнул Тим.

— Мадмуазель, — уточнила — ангельским голоском — медноволосая барышня.

— Сомневаюсь, учитывая раскованность современных женских нравов… Впрочем, всякое бывает — на этом Свете… Итак, вторая порция строгих правил и запретов. Птичьи базары, расположенные на прибрежных скалах здешних фьордов. Ну, не надо к ним даже приближаться. Не надо. У здешних птичек и без вас имеется достаточное количество серьёзных и кровожадных врагов. Более хищные птицы. Вечно-голодные песцы. Те же белые медведи, готовые — в голодные годы — жрать всё, что под лапу подвернётся, включая птичьи яйца. Не надо — беспокоить бедных и затюканных птах… А ещё наши северные берега иногда посещают совершенно-отвязанные туристы, играющие в странные и легкомысленно-злые игры. Мол: — «Никаких продовольственных припасов мы с собой принципиально не берём, а на маршруте будем питаться лишь подножным кормом…». Если узнаю, что кто-либо из вас баловался яичницей, приготовленной из гусиных или же утиных яиц — со Света сживу. В том плане, что организую целый букет незабываемых и изощрённых неприятностей… Запрещено также охотиться на песцов и белых куропаток. Штраф — за незаконный отстрел — составляет до двенадцати тысяч норвежских крон за одну добытую голову… Теперь поговорим, как и водится, об обратной стороне медали. Дикую природу надо не только беречь и охранять, но и уметь оберегаться от неё, родимой, но порой жёсткой. В данном конкретном случае, я имею в виду белых медведей. После трагических событий 1995-96-го годов, когда от медвежьих клыков и когтей погибло несколько туристов, островные Власти приняли закон, согласно которому запрещено отправляться в пешие походы без огнестрельного оружия. На группу из пяти человек — полагается один ствол калибром не менее семи миллиметров. Оружие можно (и нужно!), взять напрокат в одной из профильных компаний Лонгьира… Если же поход запланирован на несколько суток, то туристическая группа — в обязательном порядке — должна быть оснащена парочкой Camp Alarm. Это такие классические армейские растяжки американского производства, предназначенные для установки вокруг лагеря на случай незапланированного ночного визита белого медведя…

Минут через десять-двенадцать, закончив полагавшийся инструктаж, он соскочил с валуна и, показав на прощание Тому Хенксу кулак, отправился в город. Вернее, к маленькой семейной гостинице «Балканы», принадлежавшей пожилому сербу Милану Добричу, где останавливался всякий раз, посещая Лонгьир.

Вообще-то, отелей и гостиниц в городе хватало, туристический центр, как-никак. Но крупные, входящие во всякие там международные сети, Тима никогда не привлекали — суета, толкучка, любопытные приставучие туристы. А практически все мини-гостиницы Лонгьира (за исключением «Балкан»), принадлежали одиноким незамужним дамочкам, что делало пребывание в них сущим адом. Кроме всего прочего, Тим ничего не имел против сербской кухни, которая ему нравилась гораздо больше норвежской, шведской, французской, испанской и итальянской. А единственный в городке русский ресторанчик закрылся, не выдержав жёсткой капиталистической конкуренции, ещё несколько лет назад…

Пройдя по улице — мимо многочисленных сувенирных лавочек и ресторанчиков — метров триста пятьдесят, он свернул в нужный проулок и буквально-таки нос к носу столкнулся с рыжеволосой девчонкой. Ну, с той самой, которая совсем недавно пыталась играть с ним «в гляделки», а потом упорно досаждала каверзными уточняющими вопросами.

— Тимофей? Мне надо — говорить вам, — на ломанном русском неожиданно заявила девица. — Мало-мало. Дела и бизнес. Болтовня. Говорить.