Многие кочевые народы Великой Степи, гор, охраняющих ее рубежи, рек, поящих людей и скот, подчинены монголам, служат им и воюют на их стороне. Это — кераиты, татары, буряты, урянхайцы, тангуты, уйгуры, каракидани, найманы… Добрая половина этих народов исповедует христианство несторианского учения[128]. Многие по численности своей даже превосходят монголов. Но все они живут по законам Степи, и, сохраняя единство огромного кочевого мира, подчиняются сильнейшему — тому, кто является гарантом их победы и безопасности. Ведь на Юге, на Востоке и на Западе — за гранью степного мира обитают уже наполовину покоренные, но все еще опасные и враждебные для всех кочевников чжурчжени[129], хины[130] и хорезмийцы.

Темник Субутдай направил своего коня на вершину кургана, чтобы с его высоты посмотреть и полюбоваться зрелищем, которое даже его современники видели всего несколько раз в жизни. Нукеры и батыры, сопровождавшие полководца, остались у подножия кургана. Крепкий аргамак вынес темника ка кромку невысокой степной гряды и слегка заржал, почуяв отдаленные дымы бесчисленных костров и запах многочисленных конских табунов. Субутдай увидел, что далеко в степном просторе на юге и юго-западе до горизонта раскинулись юрты, шатры и глинобитные постройки Каракорума. В это лето город-столица кочевников Великой Степи вырос в несколько раз. Десятки тысяч юрт, кибиток, тысячи степных табунов, бесчисленные отары овец, стада быков и коров, словно волей провидения, были поставлены или собраны здесь — в долине верховьев реки Орхона. Весь монгольский народ и правители подданных ему народов съехались на всемонгольский курултай (съезд), где предстояло решить важнейший вопрос, поставленный историей перед степным миром. Увидев все это, старый полководец улыбнулся, как улыбаются молодые люди, полные сил и здоровья, что-то прошептал себе под нос и, стегнув плетью коня, лихо поскакал по спуску кургана на юг. Огибая высоту, за ним последовали его нукеры и батыры.

Огромный шатер великого хана Гуюка был полон народу. Шел совет. Весь цвет монгольской державы — около трехсот человек было собрано здесь. Полог шатра был откинут, и свежий степной ветерок, напоенный запахом полыни, слегка пробегал внутри по меховым опушкам дорогих шапок и освежал запотевшие, раскосые лица людей. Близ и вокруг великого хана сидели десятки родственников — Чингизиды — потомки и ближайшая родня основателя монгольской державы и наиболее прославленные полководцы. Поодаль известные монгольские нойоны и батыры — главы монгольских родов. А в отдалении — правители кочевых племен и народов — подданных монгольского хана. Сидели, скрестив и поджав ноги под себя на полу, что представлял из себя толстую кошму, постеленную на ровную землю. Лишь один великий хан Угедей сидел на большой подушке, поданной только ему. Совет длился уже несколько часов. Свободно высказывались различные мнения и все с уважением, не перебивая, выслушивали говоривших. Обсуждалась главная проблема — пришло ли время готовиться и идти в поход на самый западный край Великой Степи, чтобы окончательно разгромить враждебных булгар, ясов и кыпчаков. Но за кыпчаками стояла сильная, многолюдная и богатая Русь. Покорение Руси требовало больших сил, в то время, как сравнительно недалеко от монгольской державы не были еще покорены южные хины, еще сопротивлялись в горах у Каспия отряды хорезмийцев, а за Каспием монгольское войско уже приступило к покорению Закавказья. Угедей внимательно выслушивал всех говоривших. Наконец слово попросил уйгурский нойон, окруженный знатными уйгурскими мужами и купцами. Уйгур хорошо говорил по-монгольски, но речь его была долгой и вначале казалась неоднозначной, наполненной хитросплетений и недомолвок. Совет внимательно и долго слушал нойона. Однако в конце его речи и великому хану, и большинству слушавших стало ясно, что уйгурские купцы давно хотят получить в свои руки весь великий «шелковый путь», начинавшийся у Великой каменной стены хинов и заканчивающийся у «последнего моря». Конец «шелкового пути» близ «последнего моря» держали в своих руках ненавистные всем кыпчаки и дружественные им соседние народы. Овладеть им значило принести огромные жертвы и понести огромные расходы. Уйгуры же были готовы платить за эту войну всем, чем могли. Тем более, земли, лежащие на Западе от Великой Степи и населявшие их народы были неслыханно богаты. Доходы, полученные от «шелкового пути», богатства покоренных народов и их воины могли бы сторицей восполнить утраты монгольской державы в этой войне. Нойон, казалось, окончил свою речь. В юрте воцарилась тишина.

Великий хан Угедей внимательно провел взглядом по рядам сидевших сородичей, сподвижников и вассалов. Никто не произносил ни слова, понимая, всю ответственность за сказанное здесь. Только двое среди нескольких сотен людей почти неслышно, шепотом, обсуждали сказанное уйгуром.

Они сидели в некотором отдалении правее Угедея. Один из них был его племянник Бату. Другой — прославленный полководец Субутдай. Бату, казалось, о чем-то просил Субутдая. Великий хан не ошибся. И минуты не прошло, как Субутдай испросил у хана разрешения обратиться к уйгурскому нойону. Угедей спокойно и величественно кивнул головой и полководец, развернувшись в полуоборот в сторону уйгура, спросил, видел ли нойон когда-либо города Булгара и Руси. Нойон отвечал, что не видел. Субутдай продолжал. Он уверенно заявил, что монгольское войско разгромит кыпчаков и асов рано или поздно. Но взять города Булгара и Руси дело крайне нелегкое, так как все они окружены рвами, высокими валами и крепкими деревянными стенами, которые порой построены в две или три линии. Каждый город там — мощная крепость. Без множества осадных метательных машин эти города не взять никогда.

Уйгур, также испросивший разрешения у хана, отвечал Субутдаю, что машины можно будет построить там же — на завоеванных землях, если отправить в поход с войском несколько тысяч мастеров из хинов и чжурчженей.

— Тысячи мастеров построят сотни машин, но кто перетащит их на огромные пространства через леса, топи, грязь или снега. Снежный покров достигает в тех местах груди лошадей. Знает ли об этом нойон уйгуров? — спросил полководец. Собравшиеся в юрте одобрительно и негромко заговорили.

— Уйгуры купят и пригонят в войско тысячи быков, которые смогут тащить машины, — отвечал нойон.

— Быки идут слишком медленно и не смогут быть вовремя там, где нужны будут машины. Война затянется и может быть проиграна, — страстно и смело заявил Субутдай.

— Тогда уйгуры купят и пригонят несколько тысяч верблюдов, которые смогут быстро дотянуть тяжелые машины до места сражения. Войско, направленное громить кыпчаков, асов, булгар и Русь, не будет иметь нужды ни в чем. До границ враждебных народов и стран монгольские тумены пройдут без промедления, так как все кочевники будут согнаны с их пути, а на реках будут наведены плавучие мосты и переправы, — с легким поклоном головы отвечал уйгур. В огромной юрте Великого хана вновь воцарилось молчание. Субутдай был удовлетворен ответом уйгура. Он знал, что войска в этот поход придется вести ему. Ему, но под рукой Бату-хана — грядущего владыки завоеванных стран на западных рубежах Великой Степи. Лицо полководца стало бесстрастным и исполненным достоинства. Бату легко улыбнулся тонкими губами, и глаза его загорелись гордостью и страстью. Только двое из Чингизидов — Бури и Аргасун с ненавистью смотрели на Бату и с недовольством воспринимали происходившее.

Совет в юрте Великого хана Угедея продолжался еще около двух часов. В помощь Бату были назначены сыновья самого Угедея — Гуюк-хан и Кадаган, братья-царевичи Менгу и Бучек (сыновья Тулуя), братья Бату— Хорду и Тангут, а также другие Чингизиды: Кулькан, Бури и Байдар. Вести войска должен был Субутдай-багатур. Общее выступление назначалось на грядущую весну.