1996 Свинцовые ветры Свинцовые ветры поют над страною моею, И к нашим границам толкает дивизии Запад, Мой Кремль ненаглядный, на площади вновь я немею, Отбросив ползущий предательский рыночный запах. И голосом горя кричат колокольно куранты, А мы, закаленные в дерзком победном горниле, Как ту Атлантиду вознесшие к небу атланты, Россию родную на камни вчера уронили. Любимая, слушай, мучения так бесконечны, И дома покоя не знаю я даже с тобою: Я месяц усталый, мне двигаться вечно и вечно Над миром погибшим в пространство его голубое. Мы, пленные торга кровавых растлителей эры, Целуемся молча и молча в ночи пропадаем, За нами с экранов недрёмно следят люциферы, Мы лица их вряд ли теперь на пути угадаем. А бесьи копыта стучат по гранитной брусчатке, Беда нависает и нас истребляет большая, И главный преступник пять лет не снимает перчатки, На зверью охоту из Спасских ворот выезжая. Мой Кремль ненаглядный, пленённый с великим народом, А мы-то с тобою пленёны, пожалуй, с рожденья, Но Царь поднебесный готовит возмездье уродам Грозою и бурей — молитвами освобожденья!.. 1996 За окошком За окошком не лебяжью стаю И не звезды высеяла тьма, Это задержалась, пролетая, На весенних яблонях зима. Как же мы не встретимся с тобою, Если маем разбудило высь, Если белое и голубое За зеленым полем обнялись? Ничего мы, оба, не разрушим, У тоски недружелюбья нет, Потому струится в наши души Белый, белый, лебединый свет. Я скажу и не дождусь ответа, Только чуть расширятся глаза, — Ведь от света золотеет лето И грозой качает небеса. На пиру страстей неистребимых Ревностью остывшим не помочь. Привкус крика на губах любимых И в зрачках неистовство и ночь. Обниму, нахлыну ли, прильну я, Словно ливень, полоня траву, Так, что даже кофточку льняную Я опять – над сердцем разорву!.. 1996 Тайна прозрения Я не прозреньям тайным удивился, А на заре кричали журавли… Они кричат, а я ведь не родился, Хоть яблони у окон отцвели. И на тропе вчера, у поворота, Я целовал тебя и говорил: «Я не родился, это кто-то, кто-то Мне жизнь свою и память подарил!» В любви нет воли и в судьбе нет воли, Не приручить желаниям чудес. И я давно седей луны, а поле Звенит травой зеленой до небес. Летело время вьюгой и смеялось, Я к звездам шел из гиблой темноты, И надо мною мать моя склонялась, А с нею – Богородица и ты. В слезах мы захлебнулись и в разврате, И путь сквозь покаяния тяжел: Вот я искал других и виноватил, Но виноватей всех себя нашел. И если я ни разу не родился, Тогда зачем, горяч и остроуст, В лучах полдневных жаворонок бился И снеговел черемуховый куст!.. 1996
Ты и я За морозом – ветер и метели По селу и городу прошли. Вот летели и не долетели До России нашей журавли. В тьму попали, в холода попали, До сих пор я вижу, до сих пор, Как с небес по одному упали В синий леденеющий простор. Чтобы вечно властвовать над нами Святости, не зная кандалов, Где упали – вспыхивает пламя, Золотее новых куполов… На колени встанем перед Богом, Ты и я, нам вместе веселей: «Господи, мы просим не о многом — Пощади летящих журавлей! Бедные не платят за богатых, На врагов не плачутся враги, Сбереги влюбленных и крылатых, И не предающих сбереги!».. В мире ужас воцарится тихо, Там и тут безлунье, там и тут, Если журавель и журавлиха, Две последних песни, упадут. 1996 Закат сгорит В черёмушниках белых мая, В пьянящей зелени лесов Я поцелую, обнимая, Тебя средь птичьих голосов. День вызвенился колокольно В берёзах белых – голубой, И ни о чём душе не больно, Ведь ты со мной и я с тобой. Пусть пролетают наши годы И песню нашу там, вдали, За чёрные крутые воды Вдруг уронили журавли. Черёмуховый куст белее Пурги, охапки снеговой, И ты дороже и милее И горше думы вековой. Закат сгорит, но остается Созвездий зовная тропа, В России русским не дается Простое счастье и судьба. О сколько сил и сколько воли В страданиях погребено, — За горизонтом плещет поле, Как жаль, что пройдено оно!.. |
