1995 Где наш дом? Ты на небе, а я на земле, Ты под звёздами, я же в тумане, Как снегирь в хитроумной петле Или взвившийся конь на аркане. Где наш холм или древний курган, Или дом наш? Но в нём не ваятель — Новый русский сидит, Чигнгисхан, Белой родины завоеватель. Дали белые пали окрест, Небо синее тронув перстами, Вождь грабителей каменный крест С упоением ставит над нами. Ты не можешь ребёнка родить, Ты квартиру не можешь покинуть, Страх – язычнику не угодить, Страх – пощёчиной хама отринуть. Да не сцапает нежность пират, Атакуя нас ветром разврата, Я отец твой, и муж твой, и брат, Русский воин с мечом Коловрата! Горе времени в нас говорит, И, склоняясь твоими очами, Куликовское поле горит За Окой золотыми свечами. 1995
Конь без всадника Люблю я вещие слова, Люблю хмельных поэтов очи. …Не зря же слушала Москва Когда-то нас до полуночи. Стаканов звон и высверк фраз, Да хлеб на скатерти шершавой. Бедны мы были, но у нас Был честный долг перед державой. Среди разбуженных комет Холодной не найти кометы, Поэтов побеждённых нет, Ты знаешь, это – Пересветы. Нас травят, гордых и седых, Опричники наёмной власти, Теперь иных, из молодых, Объял туман торговой страсти. Они не вскочат в стремена Тушить враждебные салюты. Их конь умчался, а страна Распластана у ног Малюты. За шумами политвитийств Границ вершатся переделы. И на загадочность убийств Есть планомерные расстрелы. Цветёт предатель и бандит, Бурбонистые хохля брови… А конь без всадника летит Над бездною огня и крови. 1995 Две песни Зачем упиваться безумием чувства седому, Дороги не будет к тому незнакомому дому. И люстра не вспыхнет для нас, огоньками играя, Из ада мы вырвались, но не пробились до рая. А рай – белоснежная русская наша пустыня, И церковь над нею – сияет крестами святыня. И если мы вскинем с тобою крылатые руки, Как лебеди, вечно мы будем лететь без разлуки. Крылом прикасаясь к родному крылу в поднебесье, Две капли жемчужных, два сердца, две стонущих песни. И только боюсь я, что горько дрожа от мороза, За нами сорвётся и канет в сугробах берёза… 1995 Когда в лесу Когда в лесу засеребрится вечер, Ночным теплом к себе поманит дом, Я мысленно твои целую плечи На самом том изгибе золотом. В окно луна глядит – и звёздно, звёздно, И вот опять я повторю себе: А ничего действительно не поздно В моем пути да и в моей судьбе. Но разве ты не мучима бедою И разве я не мучим?.. И куда Мне поклониться головой седою, Вся жизнь – одна великая беда! Мы тосковали долго друг о друге, В холмах невзгод потерян счастья след, И кроме вьюги, кроме сизой вьюги, Иных чудес перед глазами нет. Страшнее смерти белой вьюга-птица, Колдуя вдоль селений вековых, Она летит – и ветер серебрится И тонет дом в туманах роковых. 1996 С тобой говорю Хлопья снега, большие, большие, На закатную веют зарю. Долго, долго не слышал души я, А сегодня с тобой говорю. Очень добрая, очень родная, Ты пытаешься горе понять. Пусть за окнами кто-то рыдая, Жизнь мою проклинает опять. Пусть за окнами тройка лихая Удилами звенит на лету Я-то знаю, уже потухая, Бьёт крылами она в темноту. Мы нежнее обнимем друг друга: Разве дважды купава цветёт? Скоро двинется чёрная вьюга, Все кресты на Руси заметёт. Что же сделали с нами и с вами: Только кладбище — мукам конец? Мы клялись, но святыми словами, А они – разрядили свинец!.. Месяц канет в просторе белесом, Вечной бездны оборванный лист, И обрушится низко над лесом Заплутавшего дьявола свист. 1995 К морю синему И шагнул я в те пределы, Где упали небеса, Где в снегах лебяжье-белых — Чёрные твои глаза. Где в сумятице минутной, Золотисто-горяча, Ты надежно и уютно Держишь пламя, как свеча. Прикоснусь – и заискрится Хвоя чёрная ресниц, Прикоснусь – и загорится Страсть, без меры и границ. Не холмы, а храмы, храмы, Беломраморный трезвон, И домов окрестных рамы Вскрикнули со всех сторон. Белое и голубое, Звёзд шуршащая тайга, Унесёт меня с тобою К морю синему пурга. |
