– Она с тобой обедала? В Лондоне? Интересно знать, как она ухитрилась туда попасть? Все семейство просили – разумеется, вполне деликатно – не покидать дом.

– Совершенно верно. Она спустилась по трубе из окна ванной.

Губы старика дрогнули в усмешке.

– Судя по всему, – заметил он, – весьма находчивая молодая особа.

– Ничего, не огорчайся, твои полицейские тоже ребята расторопные, – утешил я его. – За ней до самого ресторана «Марио» следовал симпатичный парень армейского типа. Я буду фигурировать в отчете, который он тебе представит: рост сто семьдесят пять сантиметров, волосы каштановые, глаза карие, костюм темно-синий в узкую полоску и так далее.

Старик пристально на меня смотрел.

– Это… серьезно? – спросил он.

– Да, серьезно, папа.

Последовало недолгое молчание.

– Ты против? – спросил я.

– Я не был бы против еще неделю назад. Семья с хорошим положением, девушка с деньгами… да и я знаю тебя. Ты, как правило, не так легко теряешь голову. Но сейчас…

– Что, папа?

– Все, может быть, еще обойдется, если…

– Что если?

– Если убийство совершил тот, кто и требуется.

Вот уже второй раз за вечер я слышал эту фразу. Во мне проснулось любопытство:

– И кто же это такой?

Отец бросил на меня острый взгляд:

– А что тебе вообще известно?

– Ничего.

– Ничего? – удивился он. – Разве девушка тебе не рассказала?

– Нет… Она сказала, что пусть лучше я увижу все со стороны.

– Интересно, почему так?

– Разве это не ясно?

– Нет, Чарльз. По-моему, не ясно.

Он прошелся взад-вперед по кабинету, хмуря брови. Какое-то время назад он раскурил сигару, но она успела потухнуть – до такой степени старина был встревожен.

– Что ты вообще знаешь об этой семье? – выпалил он.

– Пропасть! Знаю, что был старик и куча сыновей, внуков и родня жены. Всех ответвлений я не усвоил. – Я помолчал. – Придется тебе, отец, обрисовать обстановку.

– Хорошо. – Он уселся на место. – Значит, так, начну с начала – с Аристида Леонидиса. Он приехал в Англию, когда ему было двадцать четыре года.

– Грек из Смирны.

– И это тебе известно?

– Да, но это, в общем, и все.

Дверь отворилась, Гловер возвестил, что пришел старший инспектор Тавернер.

– Он ведет это дело, – пояснил отец. – Его полезно повидать. Он изучал их семью вплотную. Знает про них куда больше меня.

Я спросил, взялся ли Скотленд-Ярд за это дело по просьбе местной полиции.

– Суинли Дин относится к Большому Лондону, они подпадают под нашу юрисдикцию.

Я кивнул. В комнату уже входил старший инспектор Тавернер. Я знал его с довоенных времен. Он горячо приветствовал меня и поздравил с благополучным возвращением.

– Я знакомлю Чарльза с общей картиной дела, – объяснил старик. – Поправьте меня, Тавернер, если я собьюсь. Леонидис приехал в Лондон в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Открыл ресторанчик в Сохо. Ресторанчик стал приносить доход. Леонидис открыл второй. Скоро ему принадлежало семь или восемь ресторанов. И все окупались с лихвой.

– Никогда не сделал ни одной ошибки, за что бы ни брался, – вставил старший инспектор.

– Он обладал природным чутьем, – продолжал отец. – В результате он стоял почти за всеми модными лондонскими ресторанами. Дальше он занялся ресторанным делом по-крупному.

– Он стоял и за многими другими предприятиями, – добавил Тавернер. – Торговля подержанной одеждой, магазин дешевых ювелирных изделий и масса всего другого. Разумеется, – добавил он задумчиво, – он всегда был пройдохой.

– То есть мошенником? – спросил я.

Тавернер покачал головой:

– Нет, я не это имею в виду. Бестия – да, но не мошенник. Закона никогда не нарушал. Но ухитрялся придумать тысячи уловок, чтобы закон обойти. Он урвал большой куш даже во время войны, а уж на что был стар. Никогда ничего противозаконного, но уж если он за что-то взялся – значит, сочиняй скорей новый закон. Но пока вы сочиняли новый закон, он успевал затеять следующий бизнес.

– Не слишком обаятельный субъект, – заметил я.

– То-то и оно, что очень обаятельный. Понимаете, он обладал индивидуальностью. И смотреть-то, кажется, не на что, прямо гном какой-то – маленький, уродливый, но в нем чувствовался магнетизм. Женщины в него так и влюблялись.

– Выбор первой жены всех удивил, – вмешался отец. – Он женился на дочери сельского сквайра, главы охотничьего общества.

Я удивленно поднял брови:

– Деньги?

Старик покачал головой:

– Нет, брак по любви. Она познакомилась с ним, когда заказывала свадебный ужин для своей подруги, и влюбилась в него. Повторяю, он был очень обаятельный. Его экзотичность, энергия – вот что ее, наверное, привлекло. Ей до смерти надоело ее сельское окружение.

– И брак получился счастливым?

– Как ни странно, очень. Конечно, ее и его друзья не сочетались – еще не наступили те времена, когда деньги смели все классовые различия, – но это их не смущало. Они стали обходиться без друзей. Аристид построил свой несуразный дом в Суинли Дин, они поселились там и родили восьмерых детей.

– Вот уж поистине семейная хроника.

– Старый Леонидис поступил весьма умно, выбрав Суинли Дин. Тогда этот пригород только начинал входить в моду. Вторую и третью площадку для гольфа еще не сделали. Суинли Дин населяли старожилы, страстно привязанные к своим садикам и полюбившие миссис Леонидис, и дельцы из Сити, которые мечтали завязать деловые отношения с самим Леонидисом, так что выбор знакомых у них был богатый. Так они и жили, наслаждаясь счастьем, пока она не умерла от пневмонии в тысяча девятьсот пятом году.

– Оставив ему восьмерых детей?

– Один умер в младенчестве. Двоих сыновей убили во время этой войны. Одна дочь вышла замуж, уехала в Австралию и там умерла. Незамужняя дочь погибла в автокатастрофе. Еще одна умерла года два назад. В живых осталось двое – старший сын Роджер, женатый, но бездетный, и Филип, женатый на известной актрисе. У них трое детей – твоя София, Юстас и Жозефина.

– И все они живут в этих… как там? В «Трех фронтонах»?

– Да. У Роджера Леонидиса квартиру разбомбило в самом начале войны. Филип с семьей поселился там в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. И еще имеется пожилая тетка, мисс де Хевиленд, сестра первой миссис Леонидис. Она всегда терпеть не могла своего зятя, однако, когда сестра умерла, она сочла своим долгом принять его приглашение и остаться воспитывать детей.

– И она с большим рвением выполняет свой долг, – заметил инспектор Тавернер. – Но она не из тех, кто склонен менять свое мнение о том или ином человеке. Она всегда неодобрительно относилась к Леонидису и его способам ведения дел.

– Словом, народу полон дом, – сказал я. – И кто же, по-вашему, убил?

Тавернер покачал головой.

– Рано, – сказал он, – рано отвечать на этот вопрос.

– Оставьте, Тавернер, я уверен, вы кого-то подозреваете. Мы ведь с вами не в суде.

– Это верно, – мрачно отозвался Тавернер. – Но до суда дело и вообще может не дойти.

– Вы хотите сказать, что это не убийство?

– Нет, тут сомневаться не приходится. Его отравили. Но, сами знаете, какая морока с этими отравлениями. Доказательства добыть не так-то просто – дело деликатное. Все факты могут указывать в одном направлении.

– Вот это я и хочу от вас узнать. Вы уже, наверное, составили себе определенное мнение?

– Да, есть одна очень убедительная версия. Знаете, как бывает: все сходится, улики как нарочно подбираются. Но я почему-то не уверен. Дело мудреное.

Я обратил умоляющий взор на старика. Он медленно проговорил:

– Как ты знаешь, Чарльз, когда речь идет об убийстве, очевидное решение обычно и есть правильное. Старый Леонидис женился вторично десять лет назад.

– В семьдесят семь?

– Да, на молодой двадцатичетырехлетней женщине.

Я присвистнул:

– Что за молодая женщина?

– Работала в кафе. Вполне приличная особа, красивая, но несколько вялого, анемичного вида.