Но сначала они должны были научиться ходить строем, собирать, разбирать и чистить карабин Симонова и усвоить азы гражданской обороны.

Это был первый цикл. Он так и назывался – цикл строевой подготовки и гражданской обороны. Строевую подготовку вбивал в студентов подполковник Длинополов. Как и положено строевому командиру, он был груб и неумолим. Вилен Хорошокин в своем неумении ходить строем был тоже туп и неумолим. Виля никак не хотел начинать шагать с левой ноги, а когда все-таки, проявив невиданное терпение, подполковник Длинополов убедил Вилю, что с левой ноги начинать удобнее, Виля начал одновременно с левой ногой махать левой рукой. Из-за этого его качало из стороны в сторону, как футболиста Зидана, когда тот делал свой знаменитый финт, но Виля не сдавался и продолжал махать левой рукой в связке с левой ногой. Тогда подполковник приказал студенту Шевчуку привязать левую руку студента Хорошокина к туловищу, и дал команду начать движение строевым шагом. Хорошокин начал, попытался взмахнуть левой рукой, взмах не получился, и он стал валиться на студента Шевчука и, чтобы не упасть, схватился за него неожиданно взмахнувшей правой рукой. В этот момент все стало просто и понятно. Из строя больше Хорошокин не выпадал.

Вскоре он перестал при поворотах и разворотах путать левое плечо с правым и прикладывать руку к пустой голове. Сборка и разборка, а особенно чистка карабина тоже плохо давалась Хорошокину. Ручной труд явно не был его коньком. Но и здесь упорство и терпение Длинополова привели к тому, что после сборки перестали оставаться лишние детали, а белоснежный платок подполковника после пробежки по потаенным местам собранного карабина оставался чистым.

После сдачи зачета по строевой подготовке началась подготовка к сдаче зачета по гражданской обороне. К сдаче зачета студентов готовили два толстых, страдающих одышкой отставника в черных костюмах. Точнее, готовили они их к войне. Потому что, кто к войне не будет готовым, тот и к зачету не будет готов.

– Вы что думаете, войны не будет? – говорили они. – Не надейтесь, еще как будет, империализм не дремлет и слабины нам не простит.

– А когда будет война? – спрашивал Вилен.

– Это Генеральному штабу неизвестно, может, завтра, может, через год, может, через 10 лет, но будет обязательно. Вам отсидеться не удастся. Разве что сдадите зачет по гражданской обороне и будете знать, как тушить зажигалки, бежать в бомбоубежище и перевязывать раненых. Ну, раненых перевязывать мы ваших девчонок обучим, а уж по остальному зачет вам сдать придется.

– Сегодня мы будем учиться, как спастись от атомного взрыва, – продолжал преподаватель, подходил к красочным плакатам и с указкой в руке тоном, не вызывающим возражений, показывал, какие позы должен принимать человек при атомном взрыве. Оказалось, что гражданская оборона тоже наука, и над ней работают научные институты. Она всегда рядом и всегда поможет и спасет. И когда Вилен сдал зачет, он стал одним из членов гражданской обороны.

Со второго цикла, или с третьего курса, началось изучение того, что на военном языке называлось «изделие №…», а на обывательском просто «ракета». Ракетный комплекс ПВО страны № 75 был предназначен для защиты страны от вражеских самолетов, а студенты ГИАПа предназначены были его обслуживать и из него стрелять.

Но для этого комплекс нужно было изучить. Считалось, что гражданская специальность Вилена поможет ему в изучении изделия и подготовке изделия к пуску, а гражданская специальность студентов радиофакультета и факультета вычислительной техники подходит для обучения стрельбе изделиями по самолетам противника. Первые назывались КИПСовики и сидели в КИПСАх, а вторые – огневики и сидели в станциях управления огневых дивизионов.

Со второго цикла все студенты дали расписку в секретности, а Вилена назначили секретчиком.

Уже не в первый раз Вилена неожиданно для него, куда-то назначали. То лучший футболист их пионерской футбольной команды Вовка Демешко назначил его капитаном, то командир стройотряда назначил его бригадиром, то теперь староста курса предложил командованию кафедры его кандидатуру в секретчики. В подвалах на кафедре секретным считалось все, но самым секретным считалось то, что можно было вынести. Так как макеты ракет, КИПСов и огромные плакаты с электронными схемами, намертво прибитыми к стене, было не вынести, то самыми секретными были техническая документация и конспекты студентов.

Вилену выдали чемодан с веревочкой и местом для печати, пластилин и бронзовую номерную печать. Утром в день занятий Вилен приходил в секретную часть, получал под расписку секретный чемоданчик, выдавал под расписку техдокументацию и конспекты студентам, а вечером производил те же действия в обратном порядке. Печать он обязан был носить с собой. Если для обычного студента не ходить на военную кафедру было равносильно отчислению из института, то не приход Вилена или приход его без печати был равносилен расстрелу. И один раз Вилен не пришел.

Обычно, когда Вилен на октябрьские праздники ездил к родителям, он на несколько дней задерживался. В этот раз задержаться мешала военная кафедра, пропустить которую считалось побегом. Вилен пошел к начальнику цикла.

– Кто ж тебе виноват, что ты секретчик, – сказал начальник цикла, – иди к начальнику кафедры.

И Вилен пошел к полковнику Токсову, грозный вид которого пугал студентов любых курсов.

– Хочу подать заявление, – сказал Вилен.

– Наверное, рапорт или рапо́рт, как говорят на флоте? – сказал Токсов с ударением на последний слог. – Ну, у нас можно просто рапорт. Садись пиши.

«Рапорт, – написал сверху Вилен. – Прошу разрешить пропустить занятие в связи с поездкой к родителям. Хорошокин».

– А где у тебя родители? – спросил полковник Токсов.

– На Украине, в Серебрянске.

– В Серебрянске? Это недалеко от Киева, знаю, бывал. Там наш полк стоит, Киев обороняет. И как там погода? – спросил Токсов и, не дожидаясь ответа, написал на углу рапорта «Разрешаю» и поставил число и подпись.

– Постой, ведь ты, кажется, секретчик? – вспомнил завкафедрой.

Секретчики были его номенклатурой.

– Секретчик, – понурился Вилен.

– И что же нам делать?

– Не знаю, – сказал Вилен, – но так нечестно, почему я за всех отдуваться должен.

– Да, дела, – сказал Токсов. – Печать у тебя с собой?

– А как же!

– Давай ее сюда, поработаю один раз за тебя секретчиком.

– Не имею права, товарищ полковник, – расстроился Вилен.

Токсов что-то написал на бумаге.

– На держи, давай печать и дуй к родителям пока не передумал.

«Приказ, – прочитал Вилен. – Приказываю полковнику Токсову временно вступить в должность секретчика взамен временно убывшего курсанта Хорошокина. Печать у Хорошокина мною получена. Заведующий кафедрой полковник Токсов. Число и подпись».

В первый день после праздников группа вскочила, чтобы приветствовать заведующего кафедрой и с грохотом упала за парты, когда он раскрыл чемодан и стал под роспись раздавать конспекты и книги.

– Ну и наглец ты, Хорошокин, – сказал ему студент Шевчук, когда тот появился в институте. – Даже я до этого не додумался бы.

За второй, третий и четвертый циклы изделие № 75 было изучено студентами от хвоста до клюва, то есть от двигателя и рулей до приемника воздушного давления. Параллельно на третьем, четвертом и пятом курсах «гражданки» были изучены теоретически различные блокинг-генераторы, мультивибраторы, триггеры и просто генераторы, усилители и источники питания. И даже телеметрия.

Вилен понял, как они работают, но не мог понять, зачем они нужны.

И вдруг полковники, подполковники и майоры, тыкая указкой в разные части ракеты и плакаты со схемами, заставили все эти устройства жить реальной жизнью. Эфемерные теоретические построения включали двигатели, управляли рулями, принимали сигналы с земли и отвечали на них, включали передатчик для поиска цели и принимали отраженный от нее сигнал и, когда сигнал достигал необходимой величины, давали команду на подрыв. Подрыв одной ракеты не всегда уничтожал цель, для стопроцентного ее уничтожения необходимо было выпустить три ракеты. Поэтому точность, с которой в дальнейшем украинские ПВО уничтожали мирные цели, поражала Хорошокина. Окончательно теоретическая сказка стала былью, когда после четвертого цикла Вилен поехал на военные сборы.