Как она определяла в самом логове новостроек стороны света и направление ветров, дующих в большом и красивом городе сразу во все стороны, для Хорошокина так и осталось загадкой.
– Ой, спасибо, – сказала женщина в нимбе, положила холщовый мешок с иностранной надписью и большую сумку на скамейку, а сама отошла на противоположную сторону аллеи и закурила.
Мешок и сумка были набиты орехами: сумка – доверху, а мешок – наполовину. Орехи были какие-то необычные: очень большие, одинаковые и завернуты в золотую фольгу.
– А что это у вас за необычные грецкие орехи? – спросил Хорошокин закончившую перекур продавщицу. – Такие большие, одинаковые и в золотую фольгу завернуты.
– Так это орехи счастья, – нимб над головой продавщицы засверкал.
– Как счастья? – не понял Хорошокин.
– 50 рублей не деньги. Загадываете желание, покупаете орех, и все сбудется. Еще ни разу не было, чтоб не сбывалось. Это же орехи не простые, а лучший китайский сорт, привезенный прямо из Китая.
Нимб погас.
– Ничего не понимаю, – сказал Хорошокин. – А счастье-то где?
– В орехе, там лежит бумажка, а на ней все написано.
– А как я ее достану?
– Как-как, – не выдержала жена привычную хорошокинскую тупость, – расколешь орех и достанешь.
– А как я его расколю?
– Да я его расколю, каблуком, тебе дать 50 рублей?
Хорошокин достал 100 рублей.
– Что б за год набрать денег на этот чертов загородный дом, – загадал он желание, получил сдачу, три раза перекрутил в холщовом мешке орехи, взял самый нижний и отдал его и сдачу супруге. Супруга положила деньги в сумку, орех – под каблук австрийской босоножки на платформе, купленной в прошлом году в Вене, и, как Григорий Мелехов одним ударом шашки раскалывавший австро-венгерские черепа, одним ударом австрийского каблука развалила орех на две половинки. Внутри лежала аккуратно свернутая розовая как австро-венгерские мозги бумажка.
Хорошокин достал ее, развернул и стал читать напечатанное мелким шрифтом.
– Вы видите окружающий мир будто бы сквозь пелену. Расслабьтесь. Скоро она спадет, и в ваших делах наступит ясность. Не принимайте скоропалительных решений, ибо ваши нервы расшатаны.
– Расшатаются тут с этим домом, – подумал Хорошокин.
– Если хотите добиться успеха, прислушайтесь к советам начальства, скоро все изменится к лучшему.
«Вроде пока все правильно, – подумал Хорошокин, – кроме советов начальства». Хорошокин уже давно сам был начальством.
«Разве что считать начальством супругу».
Дальше тоже все было правильно.
– Уделяйте побольше времени общению с детьми. Новые перспективы и новые планы уже возникают, но вот новой любви пока не предвидится.
– Слава богу, еще только новой любви мне не хватало – резанула Хорошокина.
– Сконцентрируйтесь на каком-нибудь одном желании и не растрачивайте силы на все понемножку.
«Уже сконцентрировался, черт бы побрал этот дом», – подумал Хорошокин.
– Давай порву, – сказала жена.
– Разве эти бумажки рвут? – спросил впечатленный Хорошокин.
– Да они там все одинаковые, – сказала Хорошокина.
Они встали со скамейки, чтобы сделать еще один круг и вскоре догнали продавщицу счастьев.
– Ну что, сходится? – спросила она.
– Вроде бы сходится, – ответил Хорошокин. – У вас там, наверное, все бумажки одинаковые?
– Да вы что! – обиделась продавщица. – 10000 вариантов. Все покупатели довольны. Я их потом в парке встречаю. Все благодарят. Удачи вам, ребята.
В Хорошокине расплылось чувство благодарности:
– Спасибо, что назвали ребятами, – поблагодарил Хорошокин.
– Ну а кто мы, мне тоже уже 47, и ничего, все еще ребячусь – сказала приятная продавщица и как-то завлекающе посмотрела на Хорошокина.
– Приходите к нам в парк, – добавила она, и Хорошокину показалось, что продавщица подмигнула.
– Это из-за тебя нас приняли за 45-летних, – похвалил Хорошокин жену.
Благодаря девичьему виду ровесницы-жены пенсионера Хорошокина часто принимали за подлеца, променявшего старушку жену, на молодую хищницу.
– А записку я сохраню, посмотрим, что будет, – задумчиво сказал Хорошокин.
Буквально с понедельника предсказания стали сбываться прямо по списку. Первой, постепенно, исчезла пелена. Исчезла она благодаря лекарствам, выписанным доктором, к которому Хорошокин сходил в понедельник. Потом Хорошокин прислушался к совету учредителей, принявшим решение об открытии новой точки роста прибыли, которая могла оказаться и точкой роста убыли. Но совет учредителей был опытным и верил в лучшее. И хотя это решение явно отдаляло строительство дома, он решил твердо следовать указаниям записки, сконцентрировался на этом одном желании жены и сына и перестал растрачивать силы и деньги на все, кроме будущего дома.
– Ну а как же, – думал он, – раз все так быстро сбылось, то, может, и с домиком получится. И будет нам купленное счастье.
Глава 1.2. Сын пытается уговорить Хорошокина купить загородный дом
Покупку загородного дома придумал сын Хорошокиных Коля.
Коля родился в городе, ходил в садик в городе, ходил в школу в городе, а потом окончил в городе институт и поступил на городскую работу. Когда у него возникло непреодолимое желание жить за городом, Хорошокины не знали. Но предполагали, что тогда, когда у них оказалось три городских квартиры.
– Ты посадил за свою жизнь хоть одно дерево? – спрашивал Хорошокина-старшего сын Коля.
– Да я их десятками сажал в школе.
– В школе не считается, считается на своем участке.
– Ну ладно, сына ты вырастил, а дом построил?
– А три квартиры? – парировал Хорошокин-старший.
– Не считается, – отвечал сын. – Считается на своем загородном участке, продавай квартиру, покупай дом.
«Ничего себе не считается, – обижался про себя Хорошокин, – интересно чего он настроит, когда вырастет».
– А ты где жить будешь, когда дети пойдут? – спрашивал Хорошокин.
– В загородном доме вместе с вами, – отвечал сын Коля.
В отличие от сына Коли его родители Вилен Ильич и Антонина Николаевна все детство и юность вплоть до поступления в институт провели в деревне и возвращаться туда не собирались. Юная деревенская жизнь когда-то нравилась Хорошокину. Но возвращаться в пенсионном возрасте к туалету на улице, помойному ведру за занавеской на кухне, газовым баллонам, печам, требующим ежедневных растопок, и еженедельным сидениям в банных очередях не хотелось.
– Ты что вспомнил, батя, – смеялся сын, – сейчас цивилизация. За городом все, как в городе.
– Ну не все, – догадывался Хорошокин, но, конечно, он понимал, что деревня теперь не та.
Сын Коля был упрям, и однажды обычным темным зимним вечером зазвонил мобильный Хорошокина, и на нем высветились позывные сына.
Вечер сразу стал необычным. Это было событие. Сын вспомнил про родителей.
Обычно Хорошокины, не выдержав молчания отдельно живущего сына, сами начинали ему названивать.
– Ты, наконец, позвонишь своему сыну! – говорила Хорошокина.
– Обойдется, пусть сам хоть раз позвонит, – злился Хорошокин.
– Ну-ну, – говорила Хорошокина.
Она знала, что будет дальше.
Дальше, несмотря на работающий телевизор, голову Хорошокина начинала грызть зловещая тишина.
А когда начинала греметь реклама, вибрации тишины становились невыносимы.
– Ладно, – говорил Хорошокин. Ему тоже очень хотелось услышать голос сына Коли.
Чаще всего Хорошокин слышал в трубке сонный или недовольный голос, иногда сын что-то жевал, и тогда речь его была замедлена и невнятна. Хуже было, когда трубка не отвечала.
– Не отвечает? – спрашивала Хорошокина.
– Спит, наверное, – с дрожью в груди пытался успокоить ее Хорошокин.
– А может, в кино и не слышит, – пыталась Хорошокина успокоить его.
Хорошокины почему-то считали, что с ними никогда ничего не случится, а вот с их ребенком!
В конце концов сын перезванивал, и дрожь в груди Хорошокина медленно затихала, но еще долго ее отголоски будоражили Хорошокина.