– Делай, что я.
Надзиратели подбежали и надели наручники. Затем слегка ударили дубинкой по спине и приказали следовать за ними. Первый охранник пошёл впереди, за ним Кун, потом я и замыкал шествие второй надзиратель. Мы покинули площадку, и вышли в коридор, который связывал наш сектор с центральной частью, где находился резервуар для хранения пищевых отходов. Дело в том, что на Ганоре все отходы подвергались вторичной переработке, в том числе пищевые, которые шли на свиноферму. Отходов было столько, что их хватало на откорм многочисленного поголовья свиней, которые плодились и размножались ежесуточно. Свинокомплекс находился за пределами нашей тюрьмы рядом с теплицами и пищевым комплексом.
Мы стали подходить к хранилищу отходов, как Кун сделал мне незаметный знак пальцами. Мы заранее разработали систему знаков и жестов. Его знак означал: «Приготовься!» Мы должны были пройти мимо хранилища в ту часть, где находился карцер, однако мой товарищ вдруг зашатался, застонал и согнулся пополам. Охранник, который шёл впереди обернулся и остановился.
– Что случилось? В чём дело?
Кун сидел на корточках, согнувшись и стонал. Я всё понял. Раньше мы обсуждали способы нейтрализации охранников и этот признали самым действенным. Он отвлекал внимание, а я вырубал их. Так и произошло. Я остановился и охранник, который шёл сзади меня, поравнялся со мной, зайдя справа. На секунду он перестал контролировать меня, и я тотчас воспользовался этим. Отработанным движением я нанёс ногой удар сзади под коленные чашечки, его ноги подкосились, и он стал терять равновесие. Удар левой ногой в живот, затем в прыжке достал второго, метя в челюсть своим ботинком. Тот ахнул и в это время Кун вскочил на ноги и принялся добивать его. Я развернулся и в прыжке боковым ударом сбил своего охранника с ног и стал добивать его, пока тот не потерял сознание. Кун справился со своим, мы достали ключи и открыли наручники. К счастью, мой друг затеял нападение в том месте, где два коридора смыкались вместе, образуя боковой карман в месте стыка, который не просматривался камерами. Он приметил это место, когда инициировал нарушение дисциплины, за что был посажен в карцер на сутки. Мы быстро переоделись, а свою одежду надели на охранников. Теперь возник вопрос, куда деть тела.
– В двадцати метрах отсюда хранилище для пищевых отходов нашего сектора. Бери своего и тащи, будто он потерял сознание. А я своего. Будем надеяться, что диспетчер не станет выяснять, что случилось по дороге с заключёнными и почему они потеряли сознание. Парализующие дубинки были пущены в ход и всё тут. Кому какое дело!
Он подхватил своего и потащил по коридору, а я вслед за ним. Дойдя до хранилища, он приложил пропуск к сканеру и дверь открылась. Внутри стояли мешки с отходами, горел тусклый дежурный свет. Мы надели на охранников наручники и, сняв с них носки, запихали их им в рот. Затем опорожнили два мешка для мусора и спрятали их внутри, забросав сверху мусором.
– Когда их найдут, мы будем уже далеко.
Заперев дверь, мы спокойной походкой пошли дальше. Дойдя до лифта, Кун вызвал грузовой.
– Пассажирский нам не нужен. Хотя охрана разных секторов и уровней не знает друг друга в лицо, нам незачем лишний раз появляться на людях. Я наблюдал за сменами наших охранников и сделал вывод, что они одни и те же. А значит, не знают в лицо охранников других секторов. Если нас о чем-то спросят, говорить буду я, а ты подыгрывать.
– Хорошо. Но куда мы идём?
– Поднимемся на поверхность, а там будем действовать по обстановке. Нам нужно попасть на грузовой корабль, но вначале кое-куда зайдём. Мы должны переодеться.
Тем временем открылись ворота просторного грузового лифта, и мы вошли внутрь. Он был рассчитан на перевозку нескольких поездов с тележками, обслуживающих уровни. Они перевозили еду, постельное бельё для бани, отходы. Электрокар с вереницей тележек как раз стоял внутри. Водитель не обратил на нас никакого внимания, ворота закрылись, и лифт стал подниматься. Через несколько уровней ворота открылись, и другой электропоезд въехал внутрь. Тележки были заполнены пищевыми отходами и мусором, который был упакован в большие чёрные мешки. Больше лифт нигде не останавливался, и ворота распахнулись на первом уровне. Мы вышли наружу. Я не знаю, что чувствовал мой друг, но у меня от волнения сильно билось сердце. Мой приятель напротив, сохранял спокойствие, и быстро окинув взглядом вокруг, пошёл вслед за уходящими по коридору тележками. Куда они следовали, мы понятия не имели.
Вскоре показался светлый зал, где стояли с десяток поездов с тележками, которые ждали свой очереди на разгрузку. Несколько рабочих в синих комбинезонах скидывали полиэтиленовые мешки с мусором в транспортёр, который уходил в другое помещение. Первый поезд освободился и тронулся с места. На нас никто не обращал внимание. В тележках стояли ёмкости с пищевыми отходами. Кун поравнялся с последней тележкой и вскочил на неё. Я за ним. Мы въехали в тёмный тоннель, который освещался лишь маленькими светильниками через каждые десять метров. В туннеле было одностороннее движение, на что указывали знаки. Ехали минут десять. Наконец, показался следующий зал, который оказался распределительным пунктом в цепи этого сложного механизма. Поезд замедлил скорость, и мы спрыгнули с тележки. Когда он остановился, мы увидели рабочих, которые стали выгружать ёмкости с платформ тележек. Один из них обернулся и, увидев нас, проходящих мимо, сделал удивлённое лицо, но ничего не сказал и продолжил работу.
– Не волнуйся, всё в порядке, не оборачивайся. Им нет до нас дела, а нам до них. Слушай, как ты думаешь, здесь есть девчонки?
– Конечно, есть. Ты разве не слышал про женскую тюрьму?
– Нет, я не про этих, про других.
– Ах, про этих. Не знаю, друг, но, по-моему, нам сейчас явно не до девчонок.
– Да, конечно, нам сейчас не до них, но без них нам никуда, – и Кун заговорщицки подмигнул.
Я молчал и ждал продолжения. Угнаться за мыслью гения я даже не помышлял.
– Мы можем с тобой предположить, что они могут находиться на Ганоре. Ведь вахты охраны длятся по два, а то и более месяца. Они непременно должны здесь находиться. По контракту с компанией, разумеется. У них, наверное, и профсоюз есть!
Кун либо пытался развеселить меня, потеющего от страха, либо действительно его мыслительный аппарат просчитывал какую-то хитроумную комбинацию.
Мы прошли этот зал, на другом конце которого происходило следующее: двое парней катили тележку, а на ней находился, кто бы вы думали? Большой чёрный ящик. Его бока были отполированы настолько, что казалось, будто в нём хранится что-то священное и бесценное, либо это был арт-объект какого-то безумного интерьера. Однако это была тюрьма строго режима, какой тут может быть интерьер? Мой мозг не находил объяснения, а Кун подошёл к тем парням испросил у них:
– Неплохая вещица, да?
Рабочие переглянулись и тихонько засмеялись.
– Да. Особенно по вечерам.
– Что-то? Каким вечерам?
– Ты что, не врубаешься?
– Да они, наверное, новенькие, – смекнул его товарищ. Вы те, что прибыли недавно?
– Верно. Я как раз у вас хотел спросить, как у вас тут с девчонками? Я смотрю контингент сплошь мужской.
– Женская в другом месте.
– Да он об этих, из профсоюза «Милые дамы», – второй раз выручил нас его товарищ. Он был явно смышлёнее первого и Кун обратился к нему:
– Вот, вот, а как к ним попасть?
Парень загоготал, а второй подхватил.
– Ну вы даёте, вчера только прибыли, а уже нужда заставила? там, – он показал рукой, – для таких, как вы есть дисплей со схемой комплекса. Наберите «Ночной клуб» и ларчик откроется, – и, продолжая гоготать, они пошли дальше.
Я восхищённо смотрел на своего друга.
– Мать твою, когда мы выберемся, я тебя расцелую.
– Оставь свои поцелуи лучше для дамочек из профсоюза и побереги силы.
Дальше было совсем просто. Компьютер выдал весь план всего тюремного комплекса. Ночной клуб и гостиница при нём значились под номером 12. От нашей тюрьмы к нему вёл тоннель. Рядом находилась казарма под номером 11. Нам повезло и на этот раз. Мы находились совсем рядом, в двух километрах. Пройдя несколько коридоров, мы нашли тоннель, в котором стояло несколько пассажирских электрокаров.
