Лилиана, вышедшая из спальни вместе с полицейскими, при виде пепельницы застыла в дверях, и последняя краска схлынула с ее лица. Выглядела она столь ужасно, что миссис Вайни испуганно ахнула, а инспектор Кемп поспешил извиниться, что задержал миссис Барбер так долго.

– Зато теперь, – он, вскинув брови, посмотрел на сержанта Хита, – у нас есть все, что нам требуется в настоящее время, верно?

Сержант кивнул, запихивая в карман пачку каких-то бумаг: письма, документы, возможно, железнодорожные билеты… Фрэнсис находилась слишком далеко от него, чтобы рассмотреть толком. Инспектор направился за своей шляпой. Проходя мимо Вайолет, стоящей возле напольной пепельницы, он добродушно потрепал ее по голове:

– Тоже решила покурить, да? Что за сигареты? «Плейерс»?

– «Де Решке», – ответила девочка с обычным своим высокомерным видом.

– О, вот как!

Посмеиваясь, мужчины вышли на лестничную площадку. Когда Фрэнсис встала, чтобы их проводить, оба махнули рукой: мол, сидите-сидите. Право, не стоит утруждаться, сказали они. Они и так уже доставили ей много беспокойства…

Когда шаги полицейских стихли внизу, Фрэнсис взглянула на Лилиану:

– Ты в порядке?

Лилиана кивнула:

– Да. Да, в порядке. Они просто задавали те же самые вопросы, по второму кругу. Но… но мне срочно нужно в туалет. Я уже давно терплю. Где мои туфли?

Миссис Вайни подобрала туфли с пола и протянула ей:

– Только не ходи одна! Когда повсюду вокруг шастают убийцы! Возьми с собой кого-нибудь. Вера…

– Да ничего со мной не случится, – раздраженно отмахнулась Лилиана. – Оставь меня в покое, пожалуйста.

– Оставить в покое?!

Фрэнсис шагнула вперед:

– Я схожу с ней, миссис Вайни.

– Правда, мисс Рэй? Ах, вы так добры!

– Да, – сказала Лилиана, – пускай меня Фрэнсис проводит. Она единственная, кто не кудахчет надо мной. Я устала от вашей опеки!

Сидди расплакался, напуганный ее резким тоном. Лилиана прижала ладонь ко лбу, потом оперлась на руку Фрэнсис. Они вышли, оставив сестер успокаивать младенца, и в молчании спустились по лестнице.

Когда они вошли в кухню и закрыли за собой дверь, Лилиана бессильно упала на стул и уронила голову на руки, сложенные на столе.

Встревоженная, Фрэнсис села рядом:

– В чем дело? Что с тобой?

Лилиана помотала головой, не поднимая ее, и приглушенно проговорила:

– Ничего.

– О чем с тобой говорил инспектор?

– Задавал разные вопросы. Все про нас с Леном. Куда ходим, как проводим время, кто наши друзья – и прочее в таком духе. Но что-то неладно, Фрэнсис. Он снова и снова спрашивал про Чарли. Ты слышала, чтó Чарли сказал ему насчет вечера пятницы?

Фрэнсис кивнула.

– Зачем бы Чарли говорить неправду?

Лилиана снова спрятала лицо.

– Понятия не имею.

– Такая ложь… ну, совершенно необъяснима. Если только Чарли не хочет скрыть что-то. Утаить от Бетти? Уж не встречался ли он с другой женщиной? Да, должно быть. Ты как думаешь? – Не дождавшись ответа, Фрэнсис продолжила: – Господи, теперь все совсем запуталось. А что забрал с собой сержант?

– Не знаю. Какие-то бумаги Лена. Ах, это было ужасно… так вот копаться в его вещах. А то, что они сказали про… его мозг… Услышать такое чуть ли не страшнее, чем увидеть, правда? – Лилиана оглянулась на дверь, и оттого, что она вывернула шею, голос ее зазвучал еще напряженнее и настойчивее: – И что там они говорили про рану? Что она нанесена с умышленной жестокостью? Откуда они взяли? Они же не знают. Их там не было! Они все придумывают!

Фрэнсис схватила ее за руку:

– Так именно это нам и нужно! Пускай себе придумывают что угодно, лишь бы нас не заподозрили. И показания Чарли не имеют значения. Нет, нам даже выгодно, что он лжет. Если они думают, что Леонард умер в одиннадцать – ну так в одиннадцать моя мать уже была дома. Она знает, что ты и я мирно спали в своих постелях.

– Но они взяли у нас волосы.

– Волосы ничего не доказывают.

– И они наверняка заметили пепельницу! О, Фрэнсис!

Фрэнсис сжала ее пальцы:

– Но ищут-то они не пепельницу. А обрезок трубы или молоток. И ищут мужчину. Неужели тебе не понятно, что это значит? У нас с тобой все получилось. Весь этот кошмар был не зря. Мы достигли своей цели.

Лилиана уныло уставилась на Фрэнсис, потом до нее дошло, о чем она говорит.

– Ты так считаешь? Правда?

– Да, я так считаю. Нам по-прежнему надо соблюдать осторожность, но… да, я так считаю. Пока, во всяком случае.

Лицо Лилианы заметно расслабилось, но заговорила она бесконечно усталым голосом:

– Знаешь, мне лично уже почти все равно. Сейчас я только о тебе думаю, не о себе. О нас с тобой, точнее. О наших планах на будущее. Но…

– Ничего не изменилось, все осталось по-прежнему.

– Всю прошлую ночь мне снилось про Лена. Я шла и шла в темноте, выставив вперед руку, и постоянно натыкалась на Веру, но каждый раз думала, что это он, и… – Лилиана осеклась и содрогнулась.

После долгого молчания она тяжело встала:

– Нам лучше не задерживаться, иначе они подумают, что я грохнулась в обморок или что-нибудь вроде. И мне действительно нужно в туалет. У меня все еще кровит, и живот тянет. Ты… ты выйдешь со мной?

Последние слова Лилиана произнесла смущенно. На самом пороге она немного помедлила в нерешительности. Видимо, невольно вспомнила, как дважды спускалась по этим ступенькам в прошлую пятницу: сначала когда ковыляла в туалет, корчась от боли; а через несколько часов… кромешная тьма, лихорадочная спешка, до предела взвинченные нервы, дикий страх…

Она торопливо прошла через двор и равно торопливо вернулась с холода в кухню, подгоняемая Фрэнсис. Там они крепко обнялись, и Фрэнсис почувствовала, что Лилиана дрожит, как туго натянутая струна.

Но она почти сразу отстранилась:

– Я пойду одна. Не надо, чтобы нас все время видели вместе.

Фрэнсис стиснула ее руки в каком-то истерическом воодушевлении:

– Не хочу отпускать тебя!

– Я тоже не хочу расставаться. Но быть с тобой при них еще тяжелее, чем не видеть тебя вовсе. Разве ты не чувствуешь?

– Нет. Я не могу без тебя.

– Я вся на нервах. Они по-прежнему пристают, чтобы я поехала с ними в лавку. Наверное, мне следует поехать, Фрэнсис.

– Что? Нет, не надо!

– Они не понимают, почему я хочу остаться здесь. Не могу же я сказать, что из-за тебя… Ах, если бы мы могли быть вместе, только ты да я! У меня такое чувство, что мы никогда уже больше не останемся наедине. Завтра дознание, потом похороны – а что и как будет дальше?

– Не думай пока об этом. Я люблю тебя. Я тебя люблю! Думай об этом.

Лилиана порывисто прильнула к ней:

– Я тебя тоже!

Но лицо ее опять казалось изможденным, осунувшимся, и она прижималась к Фрэнсис без вчерашнего исступления, даже дрожать уже перестала. Она снова высвободилась из объятий, поправила одежду, пригладила волосы. Позволила Фрэнсис проводить себя до подножья лестницы и потащилась вверх по ступенькам одна.

Сегодня на ночь с ней осталась мать, а сестры с детьми отправились домой. Миссис Вайни, в отличие от Веры, на глаза не показывалась, но производила гораздо больше шума: грузно ходила взад-вперед, подметая пол и прибираясь в гостиной, время от времени принималась громко напевать какую-то сентиментальную песенку вибрирующим на эстрадный манер голосом. Поднявшись наверх в половине десятого, Фрэнсис застала миссис Вайни в кухоньке – уже переодетой ко сну, с распущенными по плечам волосами, красно-рыжими от хны, но совсем седыми в проборе; ее голые ноги, торчавшие из-под ночной рубашки, походили на два белесых толстых пенька. Однако она обрадовалась возможности поговорить с Фрэнсис, пока нагревала воду для Лилианиной грелки, и поведала кучу историй про другие семейные катастрофы. Тяжелые роды, внезапные смерти, разные увечья, страшные ожоги. Одной мидлендской кузине содрало скальп ткацким станком… Но вот убийства никогда прежде не было, со вздохом закончила миссис Вайни, вкручивая резиновую пробку в горлышко грелки. Нет, убийства у них в семье ни разу еще не было; до сих пор – ни разу.